Протоиерей Иоанн Сырцов. Костромской Успенский кафедральный собор

(№ 19, с. 501)

Костромской Успенский собор, построенный в конце XIII века {а} и пользующийся до сих пор от граждан и посторонних людей постоянным и особенным вниманием, составляет в настоящее время единственный в городе Костроме памятник глубокой исторической старины. Самая Кострома старше собора на каких-нибудь 150-200 лет. Во все время своего продолжительного существования собор был и остается постоянным местом пребывания главной костромской святыни – Феодоровской чудотворной иконы Божией Матери. Для этой иконы собор и построен костромским удельным князем Василием Ярославичем Квашней. Постоянное присутствие чудотворной иконы собор делает тем более привлекательным для православных граждан и окрестных жителей.

Но собор имеет и другие привлекательные стороны. Достаточно сказать, что это – первый в Костроме каменный храм, построенный тогда, когда каменными храмами могли хвалиться только столичные и богатые города: Новгород, Киев, Владимир и другие немногие. Местоположение и архитектура собора, расположенного на левом высоком и крутом берегу широкой Волги, обнесенного белокаменной обширной и красивой оградой и увенчанного многочисленными золотыми главами, таковы, что, приближаясь к Костроме по Волге сверху или снизу, не можешь налюбоваться ими. В солнечный день золотые больших размеров главы так ярко горят, что на них почти совсем нельзя смотреть.

Внешней красоте и величию, конечно, соответствует и внутреннее благоустройство.

Прошло со времени основания Успенского собора с лишком 600 лет. За это время собор испытал много превратностей: был и в славе, но испытал немало и несчастий, был даже на краю погибели. Несколько столетий, например, он служил центром и красой Костромского кремля, в коем ютился весь Старый город со всеми присутственными местами, где был мужской монастырь – со своими храмами, где были десятки осадных боярских дворов, даже двор Марфы Ивановны – матери царя Михаила Феодоровича, и так далее. Ничего этого теперь, конечно, давно уже нет: время и скорбные приключения все стерли с (с. 502) лица земли, сохранив только собор. Самый собор три раза подвергался разрушительным пожарам: в 1654, 1679 и 1773 годах. Особенно пожар 1773 года был настолько разрушителен, что монастырь и все храмы и здания, окружавшие в кремле собор, были совсем уничтожены; самый собор лишился всей внутренней своей обстановки, богатых украшений и ценной утвари на сумму около 30 тысяч рублей на тогдашние деньги, но в общих очертаниях остался тем же, каким был построен в XIII столетии. Теперь эти прискорбные исторические приключения уже забылись: собор, благодаря щедротам императрицы Екатерины II и граждан, давно уже разукрасился на новый лад и теперь снова служит центром и красой города Костромы, раскинувшейся по берегу Волги на 4 версты. Присутствуя в Успенском соборе за богослужением, невольно чувствуешь на себе как бы веяние времен отдаленных, следы жизни времен удельных, жизни, совсем не похожей на нашу теперешнюю жизнь. Таков Успенский собор в общем историческом очертании.

Но мы желали бы ознакомить почтенную публику и с частностями исторической жизни собора – тем более, что история его со многих сторон и интересна и назидательна.

Настоящий исторический очерк собора составлен по историческим произведениям и памятникам: письменным, печатным и вещественным, сохранившимся отчасти в самом соборе.

Все памятники были критически сверены между собой, с документами и вещественными памятниками, так что в настоящий очерк не внесено ничего лишнего, придуманного автором от себя. (…)

Вот [наи]более ценные памятники, давшие материал для составления настоящего очерка:

1. Писцовые книги Костромы 1628-1630 годов печатные и письменные.

2. Царские, патриаршие и другие грамоты печатные и письменные.

3. Описи соборного имущества 1702, 1782, 1807 годов письменные.

4. Дела по возобновлению собора после пожара 1773 года 18 мая письменные.

5. «Описание костромского Успенского собора» протоиерея Иакова Арсеньева, 1837 год.

(с. 503)

6. «Историческое описание костромского [Успенского кафедрального] собора» протоиерея Павла Островского, 1855 год.

7. «Взгляд на историю города Костромы» князя Козловского, 1840 год.

8. «Очерк истории города Костромы» И. Миловидова, 1886 год.

9. «Костромской кремль» Ивана Баженова, издания архивной комиссии {b} и многие другие.

Первоначальная история Успенского собора до начала XVII столетия

Первый период истории собора XIII-XVII столетий характеризуется недостаточной картинностью, даже темнотой за недостатком исторических данных. Но и немногие данные достаточно свидетельствуют, что собор за эти минувшие три столетия постепенно рос и благоустроялся, восходил от славы в славу и был красой города. В начале XVII века писцовые книги 1628 года в первый раз открывают нам чудную картину Успенского собора, стоящего в центре укрепленного кремля и окруженного уже монастырями, соборными и простыми храмами, осадными дворами и тому подобное. За стенами кремля уже виднелось больше 30 приходских храмов, бесчисленное множество посадских строений. Но весь город Старый и Новый был деревянный, один только Успенский собор был каменный {с}. Возвышаясь на крутом берегу, в центре населения, он господствовал над всем городом. Однако проникнем, насколько возможно, во мрак первого периода его истории и взглянем, что за это время с ним было.

1. Древний соборный храм Феодора Стратилата, замененный Успенским собором

Историческое начало города Костромы местные историки относят к половине XII столетия. [1]. Основание же собора положено во второй половине XIII столетия, не позже 1277 года. Следовательно, от исторического начала Костромы до основания собора прошло не меньше 150 лет. Кострома не могла, конечно, оставаться и не оставалась за это время совсем без храмов, будучи населена, как можно с уверенностью предполагать, православными людьми; и действительно, когда явилась в Костроме чудотворная Феодоровская икона Божией Матери в половине XIII столетия, то она была поставлена уже в готовый соборный храм (с. 504) имени святого великомученика Феодора Стратилата (память 8 февраля), где и стояла до устройства Успенского собора.

Древний храм Феодора Стратилата, от которого до наших дней не сохранилось почти никаких следов, был деревянный и стоял совсем в другом месте, чем Успенский собор, именно на Мшанской улице, где теперь стоит каменный Богоотцовский храм {d}.

Есть основание к предположению о том, что древний храм в честь Феодора Стратилата был построен владимирским великим князем Ярославом Всеволодовичем, отцом костромского князя Василия Ярославича – основателя и строителя Успенского собора. Князь Ярослав Всеволодович считается в истории восстановителем и обновителем Суздальской земли после страшного разгрома полчищами диких монголов армии Батыя. Он построил и возобновил много городов в своем разоренном княжестве. По мнению некоторых историков, ему же принадлежит восстановление и Костромы, выжженной братом его ростовским князем Константином по неудовольствию к старшему брату Юрию, сидевшему до Ярослава на владимирском великокняжеском престоле [2].

Кострома принадлежала к уделам Владимирского княжества. Особым побуждением к восстановлению Костромы для князя Ярослава было желание дать приличный город в удел родившемуся у него в 1241 году девятому сыну Василию. Устроив город, князь как усердный христианин позаботился и о построении в нем приличного храма, посвятив оный, по тогдашнему княжескому обычаю, тому святому, имя которого сам получил в таинстве крещения, то есть Феодору Стратилату. Имя Ярослава он носил как придаточное. В Воскресенской летописи под 1190 годом об этом сказано так. «1190 г. родился у великого князя Всеволода сын Федор, а прозван бысть Ярославом, в Переяславле, февраля 8» [3].

Название храма Феодора Стратилата соборным, настоятелем которого в XIII столетии был не простой священник, а протопоп [4], дает основание к заключению, что были в XIII столетии в Костроме и другие, рядовые храмы. Но об них история не сохранила никаких сведений.

Соборный храм Феодора Стратилата во все время княжения в Костроме Василия Ярославича, пока не был устроен Успенский собор, был местом пребывания новоявленной чудотворной (с. 505) Феодоровской иконы Божией Матери. При этом храме князь Василий Ярославич, скончавшийся в 1277 году {е}, и погребен [5]. Но дальнейшая судьба его печальна: как деревянный, он после явления иконы в каких-нибудь 10-15 лет два раза горел. После вторичного пожара он был уже построен «на старом» погоревшем месте «в виде малой церкви», «да поставится в нем чудотворная икона на время некое» [6]. Очевидно, уже было предрешено князем Василием устроить каменный Успенский храм, а может быть он уже и строился. Во всяком случае древний Феодоровский храм с устройством Успенского собора уступил честь служить местом пребывания святой иконы новому собору, потерял значение соборного храма и, наконец, совсем перестал существовать. В костромских писцовых книгах 1630 года об этом храме в последний раз упоминается так: «На Суле (река), у Мшанской улицы церковь стоит без пения Феодора Стратилата, древяна, клецки».

После {f} около этой церкви устроился было монастырь имени преподобного Симеона Столпника. Но в XVIII столетии монастырь закрыт по бедности, а церковь сгорела. Вместо них устроена в 1769 году церковь каменная во имя Богоотцов Иоакима и Анны с тремя приделами: Богоотцовским, Феодоровским и Симеоновским. Церковь бесприходная, ружная; очевидно, построена из уважения к месту первоначального пребывания святой Феодоровской иконы.

Такова судьба древнего Феодоровского храма, устроенного, по преданию, Ярославом Всеволодовичем.

2. Основание и построение Успенского собора с приделом Феодора Стратилата

Непоколебимое и общее народное предание основание и построение Успенского собора приписывает костромскому князю Василию Ярославичу Квашне (1241-1277), устроившему храм в благодарность Пресвятой Богородице за милость и защиту, оказанную ему при нашествии на Кострому бродячих татар из рассеявшейся по России армии Батыя. В древнем повествовании о явлении чудотворной иконы, в статье о чудесном спасении иконы при вторичном пожаре в соборном храме Фео(с. 506)дора Стратилата, говорится: «И паки предреченный великий князь (Василий Ярославич) совет сотвори с бояры своими, и со князи и со всем народом, яко да воздвигнется церковь каменная соборная внутри града (в кремле) во имя Пресвятыя Богородицы, честнаго и славнаго Ея Успения, зане в той день прииде сия чудотворная икона, а святаго великомученика Феодора Стратилата (малый храм устроить) в приделе (предполагаемого Успенского храма). Совершена же бысть сия каменная церковь и освятиша ю во имя честнаго и славнаго Ея Успения; сию же чудотворную икону Пресвятыя Богородицы с подобающею честью и с великим славословием пренесоша от деревянныя соборныя церкви в новосозданную каменную церковь и поставиша ю с великим благодарением» [7]. Но когда это совершилось? К такому решению князь Василий пришел после того, как деревянный храм Феодора Стратилата сгорел вторично. Сгорел же он вскоре после отражения от Костромы нашествия татар. Но, к несчастью, история не сохранила сведений не только о времени, но и о самом нашествии на Кострому татар. Приходится довольствоваться некоторыми догадками.

Князь Василий Ярославич родился и стал костромским удельным князем в 1241 году. Икона явилась ему уже взрослому, когда он был уже в состоянии править княжеством сам, когда мог охотиться за зверями, – словом, когда ему было по меньшей мере 15-20 лет. Следовательно, икона явилась около 1255-1260 года. Нашествие на Кострому татар случилось не сразу после появления иконы в Костроме; был некоторый промежуток, в который в первый раз сгорел и снова выстроен деревянный храм Феодора Стратилата, в котором стояла икона. Положим, этот промежуток был непродолжителен, в 3-5 лет. Следовательно, нашествие татар и отражение их совершилось около 1265 года. Но не сразу и после отражения татар князь пришел к решению устроить каменный храм. К окончательному решению этого вопроса послужил вторичный пожар, спаливший новый деревянный собор Феодора Стратилата. Только теперь князь убедился, что деревянный храм не может быть безопасным местом пребывания святой иконы, и решился устроить каменный. Допустим, что новый пожар случился спустя год-два после отражения татар; следовательно, около 1270 года. До кончины Василия Ярославича оставалось еще семь лет. В эти семь лет князь Василий мог не только положить основание задуманному храму, но и устроить его. Выходит, храм устроен между 1270-1277 годами.

(с. 507) К устроению нового каменного, дорогого храма условия благоприятствовали князю Василию как нельзя лучше. Он сам был здоров и энергичен, богат и независим. В 1271 году он сделался великим князем владимирским, оставаясь жить в Костроме. Великокняжеское положение в этом случае могло принести ему незаменимые услуги. Ставши великим князем, он мог прибегнуть в своем добром деле к помощи и удельных князей, подчиненных ему, и различных благотворителей, мог легче приискать и вызвать в Кострому искусных архитекторов и мастеров по каменным постройкам. Мы готовы заключить, что князь Василий Ярославич действительно успел еще до своей кончины закончить постройку Успенского собора и лично перенести в новопостроенный собор из деревянного Феодоровского собора чудотворную Феодоровскую икону, как гласит предание.

К этому заключению нас приводят особенно следующие соображения. По смерти Василия Ярославича почти до конца XIII столетия и после были самые неблагоприятные условия для построения нового дорогого храма. Кострома с 1277 до 1293 года не имела своего удельного князя, составляя отчину владимирского великого князя, и управлялась княжескими наместниками. Великокняжеский престол после Василия Ярославича перешел к племяннику его, сыну Александра Невского – Димитрию Александровичу. Но вскоре явился претендент на великокняжеский престол в лице младшего брата, городецкого князя Андрея Александровича. Началась братская междоусобица, поездки в Орду и подкупы ханов и ханских мурз; снова нахлынули в Суздальскую землю орды татар, началась резня, братья то мирились, то снова ссорились и интриговали пред ханами. Престол, по мере успехов в интригах пред ханами, неоднократно переходил от одного князя к другому. Кострома была непосредственной свидетельницей кровавой расправы победителей над побежденными и сама трепетала от княжеских неожиданностей. На стенах Костромы был тайно схвачен и убит боярин Семен Тонглиевич, посоветовавший Андрею Александровичу отнять у брата Димитрия великокняжеский престол… До постройки ли было Костроме нового храма в такое смутное время? В 1293 году, наконец, князь Димитрий Александрович отдал Кострому в удел своему сыну Ивану Дмитриевичу. Но и сын был не более счастлив. Когда отец его Димитрий Александрович, лишенный окончательно великокняжеского престола по интригам брата Андрея, наконец помер, Андрей Александрович, на правах великого князя, Кострому отдал своему сыну Борису, а Ивану (с. 508) Дмитриевичу предоставил Переяславль, куда он и перебрался. Это было в 1299 или 1300 году. Очевидно, и при князе Иване Дмитриевиче обстоятельства не благоприятствовали к построению основанного князем Василием Ярославичем Успенского собора. Таким образом, если не согласиться с тем, что собор был заложен и устроен самим князем Василием Ярославичем, то придется отнести построение его к началу XIV века, а то и дальше… Во всяком случае, Успенского собора в Костроме до второй половины XIII столетия не было. Но в начале XVII века он уже описывается в писцовых книгах как давно существующий, служащий постоянным местопребыванием Феодоровской иконы.

В писцовых книгах 1628 года Успенский собор записан в ряду многочисленных храмов под номером 1 так {g}: «Церковь соборная каменная во имя Пречистые Богородицы чюдотворные иконы Федоровские. А в церкве образов месных. Образ Пречистые Богородицы Федоровские в иконостасе…». За все время с конца XIII до начала XVII века не встречается в истории ни малейших указаний на то, что Успенский собор основан и устроен не князем Василием Ярославичем и не в XIII столетии, а после кем-либо другим. Правда, нет и таких исторических данных, которые давали бы нам твердое и положительное основание к заключению, что собор устроен князем Василием Квашней в XIII веке. Но в пользу этого предположения говорит по крайней мере непрерывное и непоколебимое вековое предание.

Придел в честь святого великомученика Феодора Стратилата

Не оставил князь Василий Ярославич без особого чествования и святого великомученика Феодора Стратилата, принесшего в Кострому святую чудотворную икону. Одновременно с устройством Успенского собора устроен был в алтаре этого собора с левой стороны особый придел во имя святого великомученика Феодора. Придел в этом месте существовал до 1666 года. В этом году он заменен новым, расположенным в виде особой каменной церкви, примкнутой к Успенскому собору с левой стороны, алтарем на север, как и собор. Этот придел, несколько расширенный в 1834 году, существует до сих пор. В нем главную святыню составляет местный большой образ святого великомученика Феодора Стратилата, украшенный сребропозлащенной ризой.

(с. 509)

3. Первоначальный план и фасад Успенского собора

Костромской Успенский собор много напоминает и по внешнему и по внутреннему устройству о древних русских соборах; Киевском, Софийском, Новгородском и других, построенных в строго византийском стиле. Все отличие его от этих древних храмов заключается в меньших размерах и в обращении алтарем не на восток, а на север.

Писанного плана от времен постройки собора в XIII столетии до нас не сохранилось. Но нынешний натуральный план, за исключением некоторых пристроек и внутренних обновлений, вызванных 600-летним временем и частыми пожарами, можно положительно признавать за первоначальный план. Это потому, что ни письменные, ни вещественные памятники, ни предание не говорят ни слова о существенных изменениях в первоначальном плане собора, хотя случаев к тому представлялось немало. Памятники исключительно говорят только о небольших пристройках, вызванных нуждой, и обновлениях собора после пожаров, не касаясь основ его.

При изучении памятников старины, относящихся к истории собора, первоначальный соборный план и фасад вырисовывается пред нами постепенно.

До первой половины XVII века, по царским грамотам, мы знаем Успенский собор только по имени, и то под именем «соборной церкви Феодора Стратилата, что на Костроме» [8]. Но да не подумает читатель, что здесь речь идет о той старой деревянной соборной церкви, которая была построена еще Ярославом Всеволодовичем и в которой первое время стояла новоявленная Феодоровская икона. Нет, этот старый храм, как мы уже говорили, в начале XVII века стоял совсем пустым, без клира, без прихода и без богослужения.

Продолжительное название Успенского собора не по главному Успенскому престолу, а по приделу в честь Феодора Стратилата можно объяснить отчасти привычкой к старому названию, с другой стороны – почтительным благоговением к покровителю города Феодору Стратилату, имя которого усвоено и новоявленной Феодоровской иконе, бывшей «Одигитрии». В грамотах царей Василия Шуйского, Михаила Феодоровича, Святейших патриархов и митрополичьих этот же самый храм нередко (с. 510) называется «церковью Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успения и иконы Феодоровской», или просто «Богородицким», или даже «Феодоровским». Лишь в конце XVII века и особенно в начале XVIII столетия он стал называться уже исключительно Успенским.

В писцовых книгах 1628-1630 годов мы в первый раз встречаем указание на то, что Успенский собор каменный. Но это не потому, что он стал каменным лишь в начале XVII века. Нет, раньше не было повода говорить об этом, по крайней мере в тех документах, которые сохранились до нас [9]. Каменный он был со своего основания в XIII веке и остается до наших дней.

В 1654 году Успенский собор подвергся большому пожару, начавшемуся в стоявшей на расстоянии от него в 4 саженях Троицкой деревянной церкви. Из истории обновления его после пожара мы узнаем, что он до пожара еще имел кровли, очевидно, деревянные, и главы, после же пожара главы частью были опаянные железом; подле собора видим колокольню с колоколами и колокольными часами.

В 1666 году к собору с западной стороны пристроен придел Феодора Стратилата в виде отдельного храмового здания с особым входом, со своей главой, обращенный алтарем на север, как и собор, заменив современный собору придел, бывший внутри Успенского храма. Новый придел только расширил Успенский храм, но не нарушил его первоначального основания.

В 1679 году Успенский собор подвергся новому страшному пожару, истребившему множество окружающих собор деревянных построек и, между прочим, кельи 40 монахинь-нищих. Однако существенных повреждений и этот пожар собору не причинил. По крайней мере, никакие исторические памятники на это не указывают.

До нас сохранилась опись соборного имущества, составленная в 1702 году и проверявшаяся в 1737 и 1745 годах. Эта опись представляет Успенский собор почти уже в том виде, в каком он представляется нам в настоящее время, недостает только точных размеров: длины, ширины и вышины; но и это по некоторым данным можно приблизительно определить. По описи 1702 года собор назван уже прямо «церковию Успения Пресвятыя Богородицы». Внешний вид его таков: собор каменный на подклетех (подвальных арках), о пяти (с. 511) главах. На средней главе крест железный, золоченый сусальным золотом по меди, цепи железные луженые. Самая глава опаяна белым немецким железом. На остальных четырех главах кресты железные, опаяны белым немецким железом с цепями. Самые главы обиты муравленой зеленой черепицей. В папертях своды каменные же. Церковь и паперть крыты тесом. Стены церкви снаружи в некоторых небольших углублениях под крышей расписаны стенным письмом. В соборную церковь и к приделу, устроенному и примкнутому к собору с западной стороны в 1666 году, [устроены] подъемные лестницы каменные со сводами. Над входом (главным?) шатер деревянный, на шатре глава небольшая, опаяна белым немецким железом; крест железный вызолоченный… Из паперти в собор два входа: с восточной и южной стороны, затворяющиеся железным глухим и железно-решетчатым затвором. Церковь освещается двенадцатью окнами со слюдяными оконницами. Своды собора, увенчанные пятью главами, изнутри поддерживаются, как и теперь, четырьмя четырехгранными колоннами, что указывает и на широту собора. Вышина собора внутри определяется приблизительно тем, что стены и колонны для стенной живописи от пола до сводов были разделены, как и теперь, на пять частей (поясов). Словом, собор 1702 года представляет в общем положительное сходство с нынешним собором.

Но, может быть, последний пожар, бывший 18 мая 1773 года, послужил к существенным изменениям в плане собора? Нет, и этот страшный пожар губительно отозвался только на внутренних поделках и движимом имуществе собора. Строительная комиссия по обновлению собора после пожара 1773 года в 1775 году доносила костромскому преосвященному о последствиях пожара, между прочим, следующее: во время пожара сгорели в соборе пол деревянный, иконостас, престол, жертвенник; при колоннах, поддерживающих своды собора – место архиерейское, место проповедническое, киоты для образов, шкафы в стенах, оконницы стеклянные в деревянных рамах, словом – все деревянные поделки внутри и снаружи, много утвари и облачений; внутри собора разорвались пять железных связей, попорчена стенная живопись. Но при всем этом самый собор в своих основных устоях остался неприкосновенным. Правда, по обновлении в конце XVIII века они являются с некоторыми новыми пристройками, каковы: входная ротонда, три палатки для ризницы и сторожей, с новыми внутренними поделками и украшениями и так далее. Но это нисколько не мешает устоям оставаться в пределах первоначального плана.

(с. 512) Ввиду всего вышеизложенного мы считаем совершенно неосновательным предположение автора исторического описания собора протоиерея Островского о том, что будто бы когда-то собор расширен в южную сторону на 1/3 превращением старой стены в теперешние задние колонны и построением новой южной стены. Ни в письменных памятниках, ни в стенной кладке нет положительно никаких на это указаний, достойных внимания {h}.

Теперешний собор представляет в своей основе, без алтарных выступов, равномерный квадрат, каковым он был и в XIII веке. По предположению же Островского он когда-то был будто бы в длину меньше на 1/3, чем в ширину. Допустимо ли это с точки зрения архитектурных правил, архитектурной этики?

Но если теперешний натуральный план собора представляет, в чем мы не сомневаемся, первоначальный основной план XIII столетия, то мы представляем его здесь наглядно: Успенский собор, обращенный алтарями на север, в длину по стенам без пристроек, но с алтарным полукруглым выступом имеет 11 сажен 1 3/4 аршина, в ширину 8 сажен 1 ½ аршина, вышина стен до крыши 11 сажен. Вся вышина с крышей, главами и средним крестом 17 сажен 2 аршина. Все стены, кроме алтарной, гладкие с небольшими лишь углублениями, украшенными живописью, и карнизами под крышей; алтарные же стены имеют на север три полукружия, указывающие на три алтарных отделения, посредине опоясаны тройным кирпичным поясом. Собор освещен 8 окнами, приподнятыми, по старинному обычаю, от помоста на 2 сажени. Впрочем, окна после пожара 1773 года расширены и оконницы слюдяные заменены стекольчатыми. Стоит собор на многочисленных арках, составляющих нижний подвальный этаж. Покрыт железной, выкрашенной медянкой крышей и увенчан пятью позолоченными главами. Окружен с восточной и южной сторон папертями (галереями), с западной – придельным храмом Феодора Стратилата. Отделите от теперешнего собора устроенный в 1666 году с левой стороны придел Феодора Стратилата и три палатки – сторожку и ризницу, устроенные в XVIII веке – вот вам и собор XIII столетия с его планом и фасадом.

Две паперти-галереи с восточной и южной сторон упоминаются в описи 1702 года, следовательно, входят в первоначальный план.

(с. 513)

4. Внешнее и внутреннее благоустройство собора вначале

О внешнем и внутреннем благоустройстве и благолепии собора за первое время, как и о первоначальном плане и фасаде, мы можем судить только по памятникам позднейшего времени, не раньше XVII столетия. Ни письменных, ни вещественных памятников, прямо и непосредственно обрисовывающих внешнее и внутреннее благоустройство собора за первые три (XIV-XVI) века, положительно не сохранилось никаких. Возможно, что они истреблены опустошительными пожарами, бывшими в XVII и XVIII веках. Для нас и в настоящем случае большую помощь могут оказать писцовые книги 1628-1630 годов и опись соборного имущества 1702 года. Эти памятники дороги для нас потому, что они, вместе с предметами недавними, описывают все то, что сохранилось в соборе от времен прошедших, от самого основания собора; сохранилось же очень многое. Собор, например, по внешнему своему виду не только оставался от основания до XVII века неприкосновенным, но остается таковым и до наших дней. Из многочисленных икон, служивших украшением собора в начале XVII века, многие украшали собор еще в XIII и XIV столетиях. Во всяком случае, икона Феодоровской Божией Матери составляла главную святыню собора и в XIII веке.

К нашему прискорбию, составители писцовых книг начала XVII века не имели своей задачей описывать собор со стороны архитектурного благоустройства. Внимание их было сосредоточено исключительно на движимом церковном имуществе, каковы; святые иконы, сосуды, ризы и так далее. Но и у них мимоходом встречаются некоторые указания на благоустройство собора со стороны планомерной и архитектурной. Из писцовых книг начала XVII века мы знаем, например, что Успенский собор был «каменный», что своды его изнутри поддерживаются колоннами, что в соборе для местных икон были иконостасы, были клиросы правый и левый, был придел Феодора Стратилата и так далее. Но опись 1702 года нам уже прямо с точностью свидетельствует о том, что собор был пятиглавый, окруженный с двух сторон папертями-галереями, имел из папертей два входа, поддерживался изнутри четырьмя четырехгранными колоннами, освещался двенадцатью слюдяными окнами, стены его были расписаны и так далее. От начала XVII до начала XVIII века история нам не говорит ни о каких существенных изменениях в устройстве собора со стороны плана и фасада. Следовательно, он был таковым и в начале XVII века при составлении писцовых книг. Таковым (с. 514) он был, конечно, и раньше, в XIII-XVI веках. По крайней мере, нет положительно никаких оснований, ни исторических данных к заключению не в пользу этого предположения.

Перенесемся же мысленно в Успенский соборный храм начала XVII века, мало чем отличающийся от нынешнего и, может быть, совсем ничем не отличавшийся от собора XIII-XVI веков. Взглянем на внутреннее его благолепие по руководству писцовых книг 1628-1630 годов.

Больше всего собор начала XVII века был богат и славен святыми местными и всякими иконами, расставленными в иконостасе, по стенам и столбам.

[1.] {i} В ряду местных икон чудотворная икона Феодоровской Божией Матери, конечно, занимает первое место, составляет главную святыню не только собора, но и города и окрестностей костромских.

В писцовых книгах она описывается так: «А в церкве образов месных. Образ Пречистые Богородицы Федоровские в иконостасе с притворы. А на притворех писаны празники и святые. А чюдотворной образ обложен серебром. На полях шестнатцать празников льяных золоченых. Да в верхнем поле две ставки…» [10]. Далее идет перечисление многочисленных украшений из драгоценных камней, бисера и жемчуга. Известно, что еще князь Василий Ярославич, одержав победу над полчищем татар и приписывая эту победу помощи Царицы Небесной, в благодарность «повеле чудотворную икону Пресвятыя Богородицы украсить златом и серебром, и каменьи драгими и бисеры многоцветными и жемчуги осадити драгими» [11]. Вошли в писцовую книгу и многочисленные приклады царя Михаила Феодоровича, которого мать старица Марфа Ивановна при избрании в Костроме на царство отдала под покровительство Божией Матери. В числе жертв Михаила Феодоровича особенно ценны: две рясны большие жемчужные, в восемь прядей, да колодки золотые литые с многочисленными яхонтами и 19 жемчугов бурминских {j}. Не говорим об отдельных драгоценных камнях, украшающих ризу иконы. Рясны и цаты, как памятники благоговения царя Михаила Феодоровича к Феодоровской иконе, доселе хранятся в соборной ризнице.

На обороте Феодоровской иконы, как и ныне, было изображение Параскевы Пятницы, украшенное басменным золоченым венцом, ожерельем жемчужным и другими привесками.

2. Другой образ Пресвятыя Богородицы напрестольный, об(с. 515)ложен серебром, позолочен басменным. На обороте: Феодор Стратилат, Стефан Пермский, Тихон чудотворец и мученик Мина.

Этот образ, по-видимому, не занимает места в иконостасе, но записан вслед за образом Феодоровским как особенно ценный по украшениям из драгоценных камней и жемчуга. Образ сохранился до наших дней и в праздники полагается на аналой.

3. Да образ Пречистой Богородицы Феодоровской, ш[ес]тилистовой, обложен серебром позолоченным басменным. У образа приклад государя царя и великого князя Михаила Феодоровича всея России. Надглавие низано жемчугом, а в нем вставка яхонт червчат в золотом гнезде, да ожерелье жемчужное, да серьги золотые, яхонт голубь с жемчуги да лапки золотые, а у них шесть прядей низано жемчугом. А в пронизи шесть яхонтов голубых, да шесть перепелков золотых, да шестнадцать басменных, золочены. А образ Пречистой Богородицы Феодоровской обложен серебром басменным, золочен, а в венце камень серавик, да две бирюзы, да виниска.

Икона эта в настоящее время висит в Успенском соборе в иконостасе над северными дверями. Весь приклад царя Михаила Феодоровича на ней сохранился, только риза сделана новая в 1768 году. Икона считается как дар царя Михаила Феодоровича из его домашних икон; однако писцовые книги об этом не свидетельствуют.

4. Да образ Пречистой Богородицы в киоте пятилистовой. Обложен серебром басменным, золочен.

5. Образ Феодора Стратилата обложен серебром золоченым басменным, в венце бирюска, да две вставки.

Последние две иконы, как и Феодоровская, по-видимому, занимают места в иконостасе с левой стороны царских врат, потому что после образа Феодора Стратилата говорится о царских вратах и об образах, стоящих «одесную» их.

«Двери царские на золоте на рези», говорится о царских вратах.

6. Одесную царских дверей, возле чудотворного образа Пречистой Богородицы, образ Успения Пречистой Богородицы обложен серебром басменным, позолочен.

Этот тот самый образ, который и теперь стоит в Успенском соборе по правую сторону царских врат, рядом со Спасителем. Но в начале XVII века он не был так богато украшен камнями и жемчугом, как теперь.

7. Да по сторонам (дальше вправо) Спасов образ, при(с. 516)кладу цата басменная серебряная позолочена и прочие небогатые украшения.

В настоящее время этот образ покрыт богатой сребропозлащенной ризой и занимает в иконостасе первое место с правой от царских врат стороны; за ним уже Успение.

8. Да образ Ивана Предтечи на празелени. Да у Предтечи пелена бархат черн рыт.

В настоящее время стоит в конце иконостаса с правой стороны, покрыт сребропозлащенной ризой.

По прежнему обычаю Предтеча – крылатый.

9. Образ Преображения Господня, без украшений, не сохранился.

10. Образ Пречистой Богородицы Одигитрии на празелени, без украшений, не сохранился.

11. Образ Феодора Стратилата на празелени, без украшений.

12. [Образ] Живоначальной Троицы в деяниях на красках.

Стоит в Успенском соборе на заднем правом столпе в сребропозлащенной ризе.

13. Образ [Похвалы] Пречистой Богородицы с деяниями на золоте. На переднем левом столпе, со стороны придела Феодора Стратилата. Замечателен тем, что представляет чудеса от Феодоровской иконы, совершившиеся до 1628 года, вид пятиглавого Успенского собора и стенные осыпи кремля с деревянными башнями-бойницами.

14. Образ Похвалы Пречистой Богородицы без особых украшений, не сохранился {k}.

15. Образ преподобных отец Кирилла Белозерского и Макария Желтоводского. А промеж ими Живоначальная Троица на красках на одной дске.

Стоит в Богоявленском соборе на стене.

и 16. Образ великомученицы Параскевы, нарицаемой Пятницы, без особых украшений. Не сохранился.

Дальше [в писцовых книгах] идут евангелие, сосуды, хоругви и тому подобное.

В заключение – придел Феодора Стратилата, еще не перестроенный, с его церковной обстановкой. В нем: образ Феодора Стратилата на краске… Другой образ Феодора же Стратилата на краске же. Двери царские да Деисус ветх, шесть икон. Да над западными дверьми кружало, на нем написано Воплощение Пречистой Богородицы, да Трех святителей, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, да Московских чудотворцев Петра, Алексея, Ионы (Филипп еще не был прославлен). Да над другими дверьми кружало, а на нем Спасов (с. 517) образ, да Пречистой Богородицы, да Ивана Предтечи, да Михаила Малеина, да Антония Великого.

Вот все, что можно сказать по писцовым книгам о внутреннем благоустройстве и благолепии Успенского собора с приделом Феодора Стратилата за время до начала и в начале XVII века.

Мы никак не можем решиться утверждать, что описанный в писцовых книгах 1628-1630 годов Успенский собор не есть собор времен более ранних, собор XVI, XV, XIV и даже XIII столетия, не считая, конечно, несущественных позднейших принадлежностей его вроде прикладов царя Михаила Феодоровича.

Собор XVII и даже XVIII веков, конечно, должен во многом уступить собору XX века, но в общих основных очертаниях он один и тот же был и остается и в XX и в XVII и даже в XIII веках и с наружной и [с] внутренней сторон.

5. Место собора – кремль

Первый соборный храм Феодора Стратилата, замененный Успенским собором, как мы видели, стоял в XIII столетии не в центре города Костромы, не внутри города, как говорится в древнем сказании о Феодоровской иконе, а несколько дальше к северо-западу, за рекой Сулой, теперь уже не существующей, на Мшанской улице, где теперь Богоотцовская ружная церковь. Не потому ли этот храм не вошел в Старый город или иначе в Костромской кремль, что построен раньше кремля? Во всяком случае, Успенский собор был построен «внутри града» и оказался в начале XVII века в центре кремля, известного в истории больше под именем Старого города. Кремль был расположен на левом крутом берегу реки Волги несколько ниже, восточнее Богоотцовской церкви, занявшей место древнего собора Феодора Стратилата. Спрашивается: в готовый ли кремль поставлен собор или был окружен этой вооруженной крепостью после? Документальных данных для решения этого вопроса нет, но некоторые сопоставления условий и обстоятельств костромской жизни XII-XVII {l} веков склоняют местных историков в пользу постройки кремля раньше Успенского собора.

Предполагают, что город Кострома, перенесенный в XII столетии с правого на левый берег реки Волги, испытав пред этим опустошительные набеги со стороны враждебных княжеских и бродячих монгольских полчищ, ни в каком случае не мог (с. 518) оставаться без какой-нибудь крепости, если не хотел нового разорения от враждебных набегов. Способ ограждения городов крепостями был в XII-XIII веках уже общеизвестен: обыкновенно новый город окружался земляными насыпями с оврагами пред ними, с перекидными мостами, крепкими затворами и так далее. На насыпях строились деревянные тыновые стены с башнями в разных местах. Башни снабжались пушками и другими огнестрельными орудиями. Следы таких крепостей сохранились доселе в некоторых уездных городах Костромской губернии: Галиче, Солигаличе, Юрьевце и других. Таковым по писцовым книгам начала XVII века был и Костромской кремль.

В начале XVII века Костромской кремль представляет собою уже крепость благоустроенную, вооруженную и очень населенную: крепость состояла из земляной дугообразной насыпи, похожей на нынешние железнодорожные, вышиной местами до 5 сажен, в окружности в 511 ¼ сажен. Концы насыпи упирались в реку Волгу. Насыпь с трех сторон была окружена глубокими рвами с перекидными мостами против выходов в Новый город [12]. На насыпи в различных местах стояло 14 башен деревянных, рубленых клетками. Между башнями тын из толстых бревен вышиной в 2 ½ сажени, ставлен в борозду. В разных местах на башнях и на особых полатях острога устроены были большие бои. Был даже «тайник», то есть тайный подземный выход из крепости к реке Волге.

Внутри кремля «в осыпи», кроме Успенского собора, в начале XVII века стояли: другой – Троицкий – собор с приделом преподобного Сергия, каменный, но уже начавший разваливаться; Крестовоздвиженский мужской монастырь; осадных дворов: двор великой государыни инокини Марфы Ивановны, двор Ипатьевского монастыря, двор стольника Алексея Никитича Годунова, двор Богоявленского монастыря, двор воеводский, съезжая изба, две тюрьмы. (Выписка из писцовых книг 1628 года по сборнику Диева, стр. 305-314, «[Костромской] Кремль» г. Баженова).

Такая крепость не могла соорудиться в короткое время, на сооружение оной требовались десятки, может быть, сотни лет. Поэтому нельзя не согласиться с мнением костромских историков, что Костромской кремль существует со времени переселения города Костромы с правого на левый берег в XII столетии. Нельзя тем более, что в стенах Костромского кремля не раз спасались от своих врагов московские князья: Дмитрий Донской в (с. 519) 1382 году, Василий Дмитриевич с семьей в 1408 году, Василий Темный с семьей в 1433 году; в стенах своего кремля костромичи отсиделись от набегов: в 1449 году галичского князя Димитрия Шемяки и в 1608 году польского пана Лисовского. В 1661 году деревянные стены кремля как уже старые, обветшавшие пришлось перестраивать заново; обветшать же они не могли в несколько десятков лет, требовались для сего сотни лет.

Таково место, выбранное костромским князем Василием Ярославичем для постройки задуманного им нового каменного Успенского собора. Лучше этого места и теперь бы не найти.

6. Права и преимущества собора до XVII столетия

В начале XVII столетия, как свидетельствуют писцовые книги Костромы, писанные в 1628-1630 годах, Успенский собор стоял уже во главе трех монастырей и около 30 городских церквей. В четыре столетия Кострома раскинулась по левому берегу реки Волги на четыре версты. Население ее уже не могло вмещаться в Старом городе, пришлось в 1619 году устроить Новый город, обнесенный, как и Старый, земляными валами и вооруженный. Но и Новый далеко не обнял всей Костромы. Вместе с ростом населения росло и число городских храмов, появились даже монастыри мужские и женские. Но собор не только не терял от этого своего первенства между городскими церквами, крайне бедными, исключительно деревянными; напротив, постепенно усиливал свое превосходство и значение над ними. В соборе совершались все высокоторжественные общие для города праздники. Из собора начинались общие церковные ходы по городу и на реку Волгу. Собор никогда не был приходским храмом, но он считал своими прихожанами весь город, к нему тянулось постоянно все городское население благодаря присутствию в нем чудотворной иконы. В нем для граждан совершались каждодневные службы с молебном Божией Матери пред чудотворной иконой. Для сего в соборе был усиленный штат священнослужителей; в грамоте, например, царя Феодора Ивановича 1585 {m} года упоминаются соборные челобитчики: протопоп Алексей, три попа – Максим, Фалалей и Полиевкт и два диакона – Тихон и Григорий.

И такое положение собора составилось не в начале лишь XVII века, а постепенно, начиная со времени устроения его в XIII веке.

Костромской собор вначале состоял в ведомстве Ростовской епархии. В 1277 году, например, для погребения князя Ва(с. 520)силия Ярославича Квашни приезжал в Кострому ростовский епископ Игнатий. Затем был подчинен московскому митрополиту. В конце же XVI века он своим непосредственным архипастырем считал уже московского патриарха. Сохранились грамоты патриархов Иосифа и Никона, свидетельствующие об этом. Архипастыри всегда благоволили к нему и заботились о его благоустройстве.

Пользовался собор благоволением и от князей московских и особенно от царей. Великий князь московский Василий Иванович (1505-1533) первый дал собору несудимую грамоту, которая подтверждалась после всеми царями, кончая Алексеем Михайловичем. Из грамоты царя Феодора Ивановича, данной в 1585 году взамен старой, обветшавшей грамоты Василия Ивановича, мы видим, что собор имел в Костромском уезде немалое количество своих крестьян, которых ведает и судит, как и пономаря и проскурницу {n} и сторожей, протопоп Алексей с братией или кому прикажет, кроме, впрочем, душегубства и разбоя с поличным. Сам же протопоп с братией за свои проступки подлежал суду лишь самого царя или царского дворецкого.

В соборные владения не имели права въезжать, кроме назначенного царем пристава, ни наместники царские, ни тиуны, ни другие чины. Насильно въехавших дано право соборным властям изгонять вон.

Независимо от сего, той же грамотой дано соборному причту право брать за венечное знамя (позволение) со всех жителей Костромы и Костромского уезда, желающих вступить в брак – по старине: с холостого 10 денег, со вдовца два алтына, со взиманием в случае утайки или ослушания в штраф рубля, из которого одна полтина следовала в государеву казну, а другая в пользу протопопа с братией.

Этим сказанием мы заключаем наш очерк истории собора за первые три века. Историю собора нельзя назвать выходящей из ряда вон, тем не менее она интересная. Мы теперь по крайней мере знаем, что Кострома населялась и развивалась под сенью своего собора и под покровительством Божией Матери, Феодоровскую икону Которой собор хранил и хранит как величайшую святыню. Нам теперь ведомо и то, что самый собор строился и благоустроялся благодаря лишь усердию и расположению к нему граждан.

Такой же характер носит и дальнейшая его история, как увидим.

(№ 21, с. 552)

Успенский собор в XVII и XVIII веках до пожара 1773 года включительно

Период истории собора XVII и XVIII веков характеризуется, с одной стороны, особым вниманием и милостями к собору царственных особ, с другой – частыми опустошительными пожарами. Царские милости, естественно, служили к материальному и духовному процветанию собора, пожары же к понижению его благосостояния. Как бы невидимая какая-то сила одной рукой созидала, другой разрушала. В конце концов, однако, к началу XIX века собор является снова в своем величии и красоте.

1. Особое благоволение к собору царя Михаила Феодоровича

Из царственных особ XVII века особенно благоволил к собору царь Михаил Феодорович со своим отцом Святейшим патриархом Филаретом Никитичем и матерью старицей Марфой Ивановной. Последующие цари лишь следовали примеру его. Царю Михаилу Феодоровичу Успенский собор до известной степени был родным храмом, так как он не только был костромской дворянин, но имел при соборе в кремле свой осадный двор, носивший имя старицы Марфы Ивановны. Немудрено, что во дни юности, до избрания на царство, Михаилу Феодоровичу не раз приходилось бывать и останавливаться в этом доме и ходить с матерью Марфой Ивановной в собор к богослужению.

Но еще больше приковывалось внимание и благоговение к собору царя Михаила Феодоровича постоянным присутствием здесь чудотворной Феодоровской иконы Божией Матери, той самой иконы, которой мать его, старица Марфа Ивановна, благословила его 14 марта 1613 года на царство, поручив его, еще юношу неопытного, немощного, водительству и покровительству Божией Матери. Руководствуясь этими чувствованиями и благодарностью к Богу и Матери Божией, благодеявшим ему, царь до конца своей жизни не переставал оказывать свои милости и собору, и соборному духовенству.

(с. 553)

Заботы царя об украшении и прославлении Феодоровской иконы

Первой заботой царя Михаила Феодоровича по отношению к костромскому собору была забота о прославлении и украшении святой чудотворной Феодоровской иконы. Для украшения иконы он делал к ней дорогие приклады из серебра, золота, драгоценных камней и жемчуга, обновлял икону; копию с иконы, взятую с собой из Костромы в Москву, сделал своей домашней иконой; установил в Костроме и при царском дворце в честь Феодоровской иконы и в ознаменование дня своего восшествия на престол 14 марта особый праздник.

А. Царские приклады

Вот некоторые [наи]более ценные украшения святой иконы, составляющие приклад благочестивого царя Михаила Феодоровича, перечисленные в писцовых книгах 1628-1630 годов и в соборной описи 1702 года [13].

На образе, обложенном, по-видимому, раньше чеканным серебром, между многими украшениями были следующие украшения царя Михаила Феодоровича:

1) Крест золот[ой] с мощами, а в нем два яхонта червчаты, да около прядь жемчугу, да в наглавии яхонт лазорев, а на закрепке два жемчуга бурминских, весу в нем (кресте) 51 золотник.

2) У Пречистой оглавие, низаное жемчугом большим на золотой дске, в оглавии 41 зерно бурминское да камень изумруд большой, да шесть изумрудов малых в золотых гнездах, да камень лал большой, да вставка яхонт лазорев на восемь граней (и еще несколько [яхонтов]).

3) Ожерелье жемчужное большое на золотой дске, а в нем три яхонта лазоревых да два лала в золотых гнездах.

4) Рясны – привески жемчужные, большие, восемь прядей (в ½ аршина длины, 1 вершок ширины); у рясн две колодки золотые, в колодке по три изумруда, да по два яхонта червчатых, да по 12 жемчугов бурминских на золотых спнях и так далее [14]. На колодках рясн вырезана надпись: «Божиею милостию Великий Государь, Царь и Великий Князь Михаил Феодорович, всея России Самодержец, и Великая старица Марфа Иоанновна приложили сии рясны на Кострому в (с. 554)Соборную церковь к чудотворному образу Пресвятыя Богородицы Феодоровския, в пятое лето государства своего».

5) Цата (нагрудник) золотая, литая, а в ней 6 яхонтов лазоревых да 16 яхонтов червчатых, все в золотых гнездах. У цаты 19 жемчугов бурминских на золотых спнях.

и 6) Жемчужная накладная риза. На этой ризе по грунту мелкого жемчуга низаны травы и разводы самым крупным жемчугом. Между звездами восточного хрусталя устроены: эмалевый крест и золотые скобы, украшенные довольным количеством яхонтов и алмазов. Между многими цветными камнями особенно замечателен камень лазоревый с рельефным изображением святителя Николая, называемый «Баус».

Все эти приклады царя Михаила Феодоровича до сих пор служат украшением Феодоровской иконы Божией Матери, будучи прикреплены вместе с другими ценностями к золотой ризе, устроенной в 1891 году.

Но этим царь Михаил Феодорович далеко не ограничивал своей заботливости об иконе. Испросив благословение и разрешение у своего родителя Святейшего патриарха Филарета, царь решился обновить чудотворный образ.

Б. Обновление святой Феодоровской иконы в 1636 году

Святой чудотворный Феодоровский образ Божией Матери, чудесно перенесенный в XIII столетии из Городца в Кострому, до начала XVII века или, вернее, до дней царствования Михаила Феодоровича, по-видимому, оставался неприкосновенным в том виде, в каком вышел из рук неизвестного иконописца в неизвестные отдаленные времена. Но в начале XVII века были замечены на нем, надо полагать, некоторые серьезные недостатки; иначе царь Михаил Феодорович, особенно благоговевший пред ним, не решился бы приступить к обновлению его. Однако обновление на этот раз было, по-видимому, не совсем удачно. В царствование Феодора Алексеевича пришлось снова обновить икону. Но и этого обновления достало только лет на 70, до царствования Елизаветы Петровны. В 1745 году еще раз святая икона была обновлена. Какие недостатки были замечены на святой иконе и как они устранялись? Вот вопрос, на который мы должны дать здесь ответ.

Первое обновление святой иконы описано в единственном рукописном документе XVII века, излагающем историю явления чудотворной иконы в Костроме с прибавлением чудес, совершившихся от этой иконы раньше и после обновления ее в 1636 году. (с. 555) Достоверность первого обновления подтверждается историей второго обновления, где между прочим говорится: «О празднестве (по поводу обновления) учинить против прошлого 144 (1636) году».

«В лето 7144 (1636) апреля 20, – говорится в рукописи о явлении в Костроме иконы, – во дни благочестивыя державы великаго государя нашего царя и великаго князя Михаила Феодоровича всея России и отца его богомольца Святейшаго Филарета патриарха Московского и всея России, Милосердый Господь Бог наш Своим богодухновенным духом вдохну в сердца их о одушевленном Божии кивоте и о Ея богонаписанном образе. Сия благочестивая двоица (царь и патриарх, сын с отцом) совет благ между собою сотвориша, еже бы им с чудотворнаго и святого Ея образа Феодоровскаго древняя олифа сняти: бе бо от многих лет престарелася вельми, и еже бы им обновити новою олифою».

Таким образом, главным и единственным недостатком в иконе в 1636 году была отмечена старость, может быть, чернота или неровность истрескавшейся олифы. Следовательно, и обновление состояло лишь в наложении на святую икону только новой олифы без поправки живописи.

Во всяком случае, обновление было обставлено всеми предосторожностями, какие требовались необычностью и святостью дела. От царя и патриарха последовало об этом на имя костромского воеводы князя Ивана Шаховского и костромского духовенства особое повеление. Повелевалось, чтобы снятие с иконы старой олифы и наложение новой было совершено в самом соборном храме, при чем должны совершаться всенощные бдения, молебны, чтение Псалтири и молитв, призывающих Господа на помощь. Все это и было исполнено с точностью настоятелями костромских монастырей: Ипатьевского архимандритом Тихоном, Крестовоздвиженского архимандритом Корнилием и Богоявленского – игуменом Ферапонтом, соборным протопопом Феодором и прочим городским духовенством. «И бысть вскоре обновися сей чудотворный образ Пресвятыя Богородицы Феодоровския новою олифою в лето 7144 мая в 4 день, и светися чудотворный образ на прежнем ея месте близ царских дверей, от десныя стороны против праваго клироса» (рукопись).

Так совершилось первое обновление святой иконы. Это обновление сопровождалось множеством чудесных исцелений, описанных в древней рукописи вслед за историей обновления и перепечатанных в недавно изданном «Сказании о Феодоровской иконе» (1908 год). Но в то же время это первое обновление как бы дало (с. 556) пример для новых двух обновлений, о коих скажем кстати здесь же.

В. Второе обновление святой иконы

К концу XVII столетия наложенная на образ в 1636 году новая олифа, по-видимому, опять испортилась; к тому же стал казаться обветшалым и киот, в котором помещалась святая икона. И вот поэтому получается в Костроме от царя Феодора Алексеевича и Святейшего патриарха Иоакима новое повеление от 25 октября 185 (1676) года, чтобы с чудотворного образа старую (1636 года) олифу снять и положить новую, и икону поставить в новый киот, сопровождая дело молитвенными славословиями подобно тому, как было в 1636 году. Самое обновление и празднество по этому поводу в современном сказании описываются так: «В нынешнем 185 году (1677) апреля в 10 день в соборной церкви Пресвятыя Богородицы молебствовали о поновлении Ея чудотворнаго образа и воду святили, в начале 6 часа [15] дня в первой четверти, и отнесен (образ) в палату у соборной же церкви, что под колоколы (колокольней). Оклад снят весь, и олифа снята, и наложили олифу (новую) апреля 13-го в той же палате с молебном, и отнесен (образ) за алтари на солнце. Апреля в 14 день в палате прежний оклад весь положен к чудотворному образу с молебном. И того же дня в 4 часу внесен чудотворный образ в соборную церковь с молебном, и воду святили, и поставлен (образ) в киот новой по прежнему. 14 апреля, на память преп. Симеона Перситскаго». По поводу обновления святой иконы было учинено особое церковное празднество в честь Пресвятой Богородицы. Во главе торжества стояли: Ипатьевского монастыря настоятель архимандрит Антоний, Богоявленского монастыря – игумен Павел и другие игумены, соборный протопоп Сергий с братией; участвовало и прочее городское духовенство и граждане.

В конце рукописи сделана заметка, что за обновлением иконы имел наблюдение Богоявленского монастыря игумен Павел и что «чудотворный образ поновлен по обещанию от скорби и по челобитию дияка Иакова Поздышева». Последнее кажется что-то невероятным: неужели на такое великое дело могли решиться царь и Святейший патриарх по челобитью только какого-то дьяка? Легче предположить, что инициатива вторичного обновления исходила от костромского монашествующего и белого (с. 557)духовенства. Царь и патриарх только уважили челобитье, удостоверившись в основательности просьбы.

Г. Третье обновление святой иконы

К половине XVIII столетия и вторичное обновление святой иконы пришло в расстройство. В 1739 году архимандрит Ипатьевского монастыря Пимен (после епископ Вологодский) доносил Святейшему Синоду, что обычай носить Феодоровскую икону из собора в городские приходские церкви и по домам граждан становится опасным, «чтоб за ветхостию оной святой чудотворной иконы от частых хождений не учинилось какого наивящаго повреждения». Святейший Синод воспретил ношение иконы по домам граждан и в то же время предписал имеющийся в костромской Успенской соборной церкви чудотворный образ Пресвятой Богородицы Феодоровской возобновить пристойным образом под присмотром Богоявленского монастыря, что на Костроме ж, архимандрита Никанора и соборного протопопа с братией; для сего приказано протопопу с братией призвать из Москвы иконописца искусного, дабы оный образ письмом обновлен был во всем против прежнего письма безотменно [16]. Это поновление чудотворной иконы совершилось в 1745 году. На обороте оклада иконы сохранилась об этом резная надпись такого содержания: «В лето 1745 года, при державе Благочестивейшия Государыни Императрицы Елисаветы Петровны, благословением Святейшаго Правительствующаго Синода, при первом Епископе Симоне, поновлена чудотворная икона Пресвятыя Богородицы Феодоровския зографством и украшением сребра и злата» [17].

Итак, наша благоговейно чтимая Феодоровская чудотворная икона в продолжение с небольшим ста лет (1636-1745 годы) была поновлена три раза: в первые два раза была покрыта новой олифой, в третий же раз не обошлось без поправки иконописи, обновлена зографством. Но те указания, какие были даны патриархами и Святейшим Синодом в руководство при обновлении иконы, и те предосторожности, какие были соблюдены при этом, дают нам полное ручательство в том, что обновления не касались существа святой иконы, не касались лика Пречистой Богородицы и Богомладенца; лик был и остается тот, какой был на (с. 558) иконе в XIII столетии. По крайней мере, Святейший Синод предписывал, чтобы «образ письмом обновлен был во всем противу прежнего письма безотменно». Мы разумеем в этом случае указание лишь на поправку одеяния Божией Матери, которое под окладом могло испортиться и действительно портится легче всего. Очертания этой поправки под ризой сохранились до наших дней. Но сравнительно с ликом Матери Божией и Богомладенца они, пожалуй, требуют новой поправки. Лики же Божией Матери и Богомладенца, покрытые слюдой, хотя и темноваты, но отличаются чудной свежестью.

Д. Новый праздник в честь Феодоровской иконы в Костроме 14 марта

До дней царствования Михаила Феодоровича в Костроме знали только один праздник в честь Феодоровской иконы Божией Матери: день Успения Пресвятой Богородицы – 15 августа, так как в этот именно день святой великомученик Феодор Стратилат принес икону в Кострому из Городца [18].

Но царь Михаил Феодорович, питавший к иконе необычайное благоговение, не мог примириться с этим порядком. Не отменяя празднования в день явления иконы 15 августа, он, однако, повелел установить новый праздник в честь чудотворной иконы и приурочить этот праздник ко дню вступления своего на царство всероссийское, к 14 марта. Не сохранилось точных указаний, когда именно последовало повеление от царя об установлении нового праздника. Но нельзя сомневаться, что вскоре по воцарении, последовавшем 14 марта 1613 года. Все рукописные службы времен XVII века, относящиеся по содержанию ко дню явления иконы 15 августа, носят заглавие: «Служба 14 марта» [19]. Не без участия, конечно, совершилось установление нового праздника и со стороны отца царева Святейшего патриарха Филарета и матери старицы Марфы Ивановны. Михаил Феодорович со своими родителями этим хотели и воздать Богу и Божией Матери благодарение за милость, и ознаменовать навеки день своего восшествия на престол. Действительно, этим праздником Михаил Феодорович увековечил свое имя в Костроме. Установленный им праздник 14 марта торжественно совершается в Костроме каждогодно вот уже почти 300 лет. Это один из (с. 559) самых больших костромских праздников с патриотическим оттенком, с молением за царя Михаила Феодоровича. Накануне, за торжественной вечерней, обязательно провозглашается Михаилу Феодоровичу вечная память. Праздник явления иконы 15 августа после установления праздника 14 марта отошел на второй план {o}.

Е. Установление праздника в честь Феодоровской иконы в царском дворце

Не довольствуясь установлением нового праздника в честь Феодоровской иконы в Костроме, царь Михаил Феодорович со своими родителями восхотели, чтобы такой же праздник 14 марта совершался и в царском дворце, в придворной Рождественской церкви, что в Московском Кремле. Здесь в числе местных икон стояла копия с костромской Феодоровской чудотворной иконы Богоматери, принесенная в Москву из Костромы матерью царя Михаила Феодоровича. Сему-то обетному образу и установилось ежегодное празднество 14 марта. Установленное Михаилом Феодоровичем дворцовое торжество праздновалось и позднее, даже во дни Елизаветы Петровны, хотя и не так торжественно, как раньше. Почти до конца XVII столетия в праздник 14 марта в дворцовом храме службы совершались высокоторжественные, иногда патриаршие, с большими царскими выходами; на праздник давалось гостям жалованье, бедноте милостыня. Патриаршие службы совершались по особому уставу. Устав был таков: «В 14 день марта празднуют Пресвятой Богородице Феодоровской для наречения государева; аще в постен день прилучится праздник сей [20], накануне к часам благовест во вседневной, а к вечерне звон с большим Успенским колоколом; когда бывает выход, ко всенощному благовест и звон с большим же; а в самый праздник к часам не часят благовест до самой вечерни [21], и звон ему, государю, потом и прочее. Патриарх у праздника бывает, служит со властьми, после обедни молебен бывает». Это основной устав, который видоизменялся иногда по обстоятельствам: то иногда выхода царского не было, то патриарх не служил, или праздник переносился на другое число, когда 14 марта праздновать признавалось почему-либо (с. 560) неудобным. Во всяком случае, праздник во дворце с особенной торжественностью справлялся почти до конца XVII столетия. В 1688 году, например, праздновали в честь Феодоровской иконы во дворце во вторую неделю (воскресенье) Великого поста, а 14 [марта] приходилось в субботу третьей недели; патриарх был у всенощной со властьми, были на всенощной и царь Иоанн и царевны; обедня в 2 часа (в 8 часов), служил Святейший в верху, и цари оба были. В 1689 году праздновали в неделю пятую (а 14 число было в субботу), служил обедню Святейший, были большие царевны, звону ради государей не было. В 1688 году на придворном празднике прилучилось быть Киево-Печерской лавры наместнику Варлааму Ясинскому и блюстителю Антониевых пещер Паисию со слугами в числе 22 человек. Цари Иоанн и Петр Алексеевичи и царевна София были настолько милостивы к гостям, что «для праздника Пресвятыя Богородицы Феодоровския 14 марта всем им жалование (подарки, гостинцы) дали».

Последние известия об этом придворном празднике мы имеем из времен царствования Елизаветы Петровны в том смысле, что в этот праздник в придворной Рождественской церкви читался акафист Божией Матери, по особенному, впрочем, повелению императрицы Елизаветы Петровны.

Ж. Поездка соборного причта в Москву к царю со святой водой

Характернее всего то, что царь Михаил Феодорович в 124 (1616) году установил, чтобы протопоп костромского Успенского собора с диаконом ездил в Москву к царю дважды в год (после праздника Успения и 14 марта) со святыней, то есть со святой водой и просфорой, освященными в праздник. На пути от Костромы до Москвы повелевалось всем ямщикам давать протопопу с диаконом и «под святыя воды» бесплатно: зимним путем по две подводы, а летом по три. В 170 (1662) году протопоп Дмитрий жаловался царю Алексею Михайловичу, что в проезд его в этом году к Москве со святыней Ярославского и Переяславского ямов староста и все ямщики от Ярославля до Москвы подвод ему не дали. Последствием жалобы было царское от 21 апреля 7170 (1662) года повеление: «Ярославскаго яму старосте или лучшеж ямщику велел учинить наказанье: бить батоги нещадно, да на них же доправить прогонные денги от Ярославля до Переяславля Залеского на две подводы вдвое дватцать четыре алтына, для того чтоб им впредь так неповадно было воровать». Протопопу же Дми(с. 561)трию дана с царского повеления копия для предъявления в будущие годы своих прав на подводы царским воеводам, приказным людям.

З. Призвание царя Михаила Феодоровича к чествованию святой иконы и к охране ее в Костроме

Заботы царя Михаила Феодоровича о прославлении Феодоровской иконы простирались до того, что он повелел, чтобы в Костроме в Господские праздники, когда в соборе бывают общие молебны пред чудотворной иконой и когда икона износится из собора для крестных ходов вокруг города, или в монастыри, или к приходским церквам и на освящение церквей, чтобы в эти дни непременно собиралось в собор все городское духовенство, попы и диаконы, и участвовали бы в крестных ходах с великой честью и со тщанием; воеводы же костромские для чести и оберегания иконы Пречистой Богородицы обязаны были назначать в крестные ходы стрельцов и пушкарей. Во дни царствования Алексея Михайловича это установление стало выполняться неаккуратно. На это жаловался протоиерей Димитрий с братией царю Алексею Михайловичу, и царь 28 мая 7169 (1661) года прислал на имя игумена Богоявленского монастыря Герасима строгое подтверждение о выполнении старинного порядка.

Сколько забот положил царь Михаил Феодорович по отношению к одной только Феодоровской иконе, которую почитал как величайшую святыню! Но его заботливость касалась и других многих сторон соборной жизни, как мы уже заметили выше. Кроме перечисленных выше вкладов, он сделал несколько и других ценных пожертвований в пользу собора, давал различные привилегии и собору, и соборному духовенству и так далее. Словом, заботился о костромском соборе, как чадолюбивый отец о своем детище. Мы не упустим указать в своем месте и на эти царские милости.

(№ 22, с. 581)

2. Некоторые перемены в строе соборной жизни до 1773 года

Внешний вид и внутреннее благоустройство Успенского собора, представленные нами раньше в статье «Первоначальный план и фасад собора», существенных перемен до 1773 года не испытали. Но без второстепенных изменений, особенно после пожаров, вроде новых небольших пристроек, перемены крыши, исправления стенной живописи, обогащения новыми вкладами и приобретениями ризницы и тому подобного, конечно, не обошлось. Вместе с тем повысилось несколько и значение собора среди городских храмов, благодаря, с одной стороны, милостивому к нему отношению царя Михаила Феодоровича и последующих царственных особ, с другой – учреждению в 1744 году Костромской епархии. Собор с учреждения епархии хотя и не был сразу возведен на степень кафедрального, но тем не менее стал местом частовременного архиерейского служения, привлекая тем к себе большее внимание и усердие со стороны граждан.

а) Новый придел Феодора Стратилата

К числу более видных придатков Успенского собора, явившихся в XVII и XVIII столетиях, можно отнести только новый придел святого великомученика Феодора Стратилата как отдельное строение, примкнутое к собору с западной стороны. Мы уже имели случай мимоходом говорить об этом приделе. Теперь скажем несколько обстоятельнее.

Придел Феодора Стратилата был при Успенском соборе и раньше, с XIII столетия, но занимал место в самом соборе с левой стороны, где теперь жертвенник главного Успенского собора. Алтарь собора и для одного главного придела довольно тесен, особенно когда бывает архиерейское служение. Но два придела в нем могли помещаться только по крайней нужде, пока не было средств для разделения их. В половине XVII века, по-видимому, обстоятельства благоприятствовали устранению этого неудобства. Кому принадлежит первая мысль об устроении отдель(с. 582)ного от собора придела Феодора Стратилата, точных данных об этом не сохранилось. Вероятно, соборному причту. В челобитии соборного протопопа Дмитрия Анфиногенова, поданном царю Алексею Михайловичу в 173 (1665) году, о дозволении начать заготовлять материал для предполагаемой постройки придела, говорится, что каменный придел во имя Феодора Стратилата велено приделать к соборной церкви Пречистой Богородицы по указу великого государя. Из этих слов можно понять, как будто инициатива принадлежала самому царю. Но это едва ли так было. Нельзя не отметить в этом, чисто церковном, деле ту особенность, что соборный протоиерей Дмитрий обращается с челобитьем не к патриарху или к заместителю его, как бы следовало, а непосредственно к царю Алексею Михайловичу. Очевидно, соборный причт считал ближе к себе царя, чем патриарха. Во всяком случае, царь передал челобитье протопопа к выполнению преосвященному Павлу, митрополиту Сарскому и Подонскому, ведавшему «меж патриаршества» духовными делами [22]. Митрополит Павел, разрешив протопопу Дмитрию Анфиногенову заготовить для предполагаемого придела нужный материал – камень, кирпич, песок, известь и прочее, – указал самый план устройства. Именно, чтобы придел был примкнут к соборной церкви «посторонь тое (соборныя) церкви особою статьею» [23], чтобы приделанные двери были в паперть и вход в придел был бы с паперти, а из церкви (собора) входу не было бы, чтобы глава на той церкви (приделе) была не шатровая, алтарь круглый (полукруглый, как и в Успенском соборе), в церковь (из паперти) и в алтарь были бы трое дверей: царские, южные и северные [24]; подле царских дверей в иконостасе в правую сторону поставить образ Всемилостивого Спаса, подле Спасова образа – образ настоящей церкви (то есть Феодора Стратилата), по левую – образ Пречистой Богородицы и иные образа по чину. В заключение митрополит разрешает по устроении получить для придела антиминс и придел освятить по уставленному чину (грамота митрополита 7173 (1665) года августа 1). Устройство придела и освящение совершилось, конечно, уже не раньше 1666 года.

(с. 583)

б) Пожары 1654 и 1679 годов

Пожар 1654 года, перекинувший на собор пламя со съезжей избы и деревянной теплой церкви соседнего Троицкого собора, отстоявшей от Успенского собора в четырех саженях, причинил Успенскому собору, по-видимому, серьезный вред. Костромской соборный протопоп Никита с братией доносили Святейшему патриарху Никону, что соборная церковь «обгорела», что по случаю пожара пришлось на соборной церкви «кровлю и главы и на колокольне колокола и часы вновь построить». Следовательно, собор не только обгорел, но и лишился кровли, глав, колоколов и часов.

Поводом к обращению протопопа Никиты с челобитьем к патриарху было намерение троицкого попа Стефана построить на старом месте вместо сгоревшей новую деревянную церковь. Протопоп с братией видел в этом новую опасность для собора в пожарном отношении. Патриарх Никон согласился со взглядом на дело протопопа и, в предупреждение могущих быть от близкого присутствия деревянных построек новых пожаров в соборе, грамотой от 12 сентября 7164 (1655) года на Кострому стольнику и воеводе Василию Михайловичу Еропкину повелел: чтобы около соборной церкви деревянного строения ближе двадцати сажен со всех четырех сторон строить не велел; те же деревянные строения из ранее построенных, какие окажутся около соборной церкви ближе 20 сажен, снести дальше, за указанное число сажен, чтобы от тех хором впредь соборной церкви порухи не было [25].

Эта мера предосторожности была очень не лишней. В 1679 году случился в кремле новый, более опустошительный пожар: сгорело множество келий бесприютных монахинь и немало осадных дворов. Но собор на этот раз остался неприкосновенным благодаря, может быть, исключительно тому, что деревянные постройки теперь стояли не близко к нему. Вот все, что можно сказать о переменах во внешнем строе собора за время XVII и XVIII столетий до 1773 года.

в) Прибавления во внутреннем благоустройстве

Со стороны внутреннего благоустройства собора усматриваются за время XVII и половины {p} XVIII столетий следующие изменения. В (с. 584) 1644 году устроен в соборе московским купецким человеком Феодором Никитичем Коробейниковым новый иконостас; иконостас был вызолочен на церковные средства, старый же иконостас продан. Немудрено, что перемена иконостаса была вызвана пожаром 1654 года {q}, коснувшимся и внутреннего соборного благоустройства.

Учреждение в 1744 году Костромской епархии вызвало устройство в соборе особого архиерейского места с резной золотой сенью, особого амвона для архиерейского служения на средине храма и проповеднической кафедры. Клиросы правый и левый, стоявшие при передних колоннах лицом к алтарю, пришлось по этой причине отнести в паперть, то есть заменить хорами, устроенными на задней стене.

Внутренние стены собора, папертей и алтаря были расписаны стенным письмом от помоста до сводов в пять поясов, чего не замечается в первый период истории собора.

В соборном алтаре между другими святыми иконами появился небольшой штилистовый образ Феодоровской иконы Божией Матери, который по преданию считается вкладом царя Михаила Феодоровича. Мы уже заметили в первом отделе статьи 4, что писцовые книги 1628 года и опись 1702 года говорят только о прикладе к иконе от царя Михаила Феодоровича, а не о самой иконе. Однако на новом окладе, устроенном в 1769 году, вырезана надпись такого рода: «Сей святый образ Пресвятыя Богородицы Феодоровския пожаловал вкладу в Костромской Успенский собор государь царь Михаил Феодорович всея России».

Встречается в истории благоволения к собору царя Михаила Феодоровича и другое недоразумение подобного рода. В писцовых книгах 1628 года между прочим говорится, что царем Михаилом Феодоровичем пожалован собору колокол большой благовестный в 200 пудов. Между тем в описи 1702 года помещен под первым нумером колокол большой благовестный только в 125 ½ пудов. Только в 1737 году, когда этот колокол был перелит с прибавкой меди, он стал весить 215 пудов. О том, что он составлял царский вклад, в описи 1702-1745 годов нет ни слова. Куда девался упоминаемый в писцовых книгах царский колокол в 200 пудов, неизвестно. Уже не разбился ли или не растопился ли в пожар 1654 года с другими колоколами, о коих говорит протопоп Никита в челобитной к патриарху Никону?..

г) Новый 1000-пудовый колокол

Предлагаем интересную историю 1000-пудового колокола, который был отлит и помещен на колокольню в половине XVIII века и разбился в пожар 1773 года.

(с. 585) Для соборного храма, стоявшего в XVIII веке во главе уже 40 городских церквей и составлявшего красу и гордость города, колокол и в 215 пудов казался уже малым. Соборный причт и граждане не переставали лелеять мысль о новом, более громозвучном колоколе и выжидали благоприятного к тому случая. Такой случай и представился в 1756 году. По Волге мимо Костромы из Балахны с медноплавильных и железных заводов некоего директора Петра Осипова в июне 1756 года провозилась на дощаниках в Москву медь до 3650 пудов. Под Костромой случилась стоянка. Командовал дощаниками доверенный Осипова приказчик Семен Богданов, человек благочестивый и податливый. Соборный протопоп Иван Семенов с причтом воспользовались добротой Богданова, склонили его уступить собору из провозимой меди на колокол до 600 пудов. Богданов согласился охотно продать 623 пуда по 6 рублей 50 копеек, всего на 4049 рублей 50 копеек, с долговременной рассрочкой уплаты. На первый раз при приеме меди было уплачено Богданову 249 рублей 50 копеек; остальные 3800 рублей протопоп с причтом обязались платить по 500 рублей в год в течение 8 лет. (Указ консистории 5 августа 1756 года № 836). Так собор, по-видимому, был небогат деньгами! Прошло несколько месяцев; соборный причт, довольный хорошим началом доброго дела, готов был уже приступить к отлитию 1000-пудового колокола. Но в октябре того же 1756 года встретилась неожиданная и очень серьезная остановка. Хозяин меди директор Петр Осипов остался очень недоволен сделкой своего приказчика Семена Богданова с соборным причтом и прошением своим к костромскому епископу Павлу потребовал медь свою обратно (прошение в копии, помеченное октябрем 1756 года). По-видимому, дело как-то уладилось, и новый 1000-пудовый колокол был отлит вскоре.

Сохранился в делах реестр материала, сданного соборному колокольному литейщику челябинскому купцу Михаилу Андрееву – с тем, чтобы отлит был колокол в 800 пудов. Так, сдано было: 1) меди 623 пуда, очевидно, той, которая куплена у балахнинского заводчика Петра Осипова; 2) Богоявленский (монастырский) колокол в 10 пудов 30 фунтов; 3) Косьмодемьянский (церковный) колокол в 5 пудов 30 фунтов; 4) Ильинский (церковный) колокол в 3 пуда 12 фунтов; 5) Троицкий (церковный) колокол в 1 пуд 17 фунтов; 6) разбитой меди 12 пудов 7 фунтов; 7) два соборных колокола: в 20 пудов 10 фунтов и в 1 пуд 14 фунтов; 8) колокольной меди 22 пуда 31 фунт, олова 180 пудов 20 фунтов. Итого 880 пудов 24 фунта.

В делах не находим сведений о том, во сколько пудов вышел колокол, вылитый из этого материала. Но в описи сгоревшего в 1773 году соборного имущества между прочим упо(с. 586)минается, что упавший с колокольни и разбившийся колокол был весом в 1004 пуда. Это именно тот самый колокол, который был отлит в 1756 году или немного позже.

Замечательная в этом деле энергия и настойчивость соборного причта: начать многотысячное дело, имея в запасе только 249 рублей 50 копеек, не всякий решится [26]. Нельзя не отметить с удовольствием и сочувствие к доброму делу некоторых городских причтов, выразившееся в уступке на отливку соборного колокола своих колоколов.

Таковы изменения во внешнем и внутреннем строе самого собора, происшедшие в XVII веке и в половине XVIII века. Изменения большей частью служили к улучшению строя, к возвышению соборного благолепия, внешнего и внутреннего. Собор как будто нарочно принарядился пред страшным несчастьем, имевшим постигнуть его в 1773 году.

В половине XVIII века мы видим собор стоящим, как и раньше, в центре кремля среди множества храмов и жилых дворов, увенчанным пятью главами, из коих средняя обита белым немецким железом, прочие – муравленой зеленой черепицей, наружные стены собора в закомарах (под крышей, в углублениях) расписаны; на колокольне собора гудел уже в 1004 пуда колокол и отбивали на весь город часы. Внутри собора и нового придела, даже на папертях, всюду стенная живопись, иконостасы алтарные и вкруг четырех колонн блестят золотом, покрывающим местные иконы и резьбу. Незадолго пред пожаром даже слюдяные окна были заменены стекольчатыми. Словом, собор как бы радостно улыбался, принимая к себе для торжественных служб местных владык и граждан, хотя и не имел еще чести называться кафедральным.