И.В. Баженов

Памяти князя Димитрия Михайловича Пожарского в Костромской губернии

 

(Костромские епархиальные ведомости, 1910, № 6, отдел неофициальный, с. 165–173)

 

(с. 165)

В сентябре 1911 года в Нижнем Новгороде имеет совершиться великое торжество по случаю исполняющегося тогда трехсотлетия со времени образования нижегородского народного ополчения, которое, представляя собой сначала местное движение, вскоре сделалось общенародным. Во всех деталях осветить начало, историю или ход и результаты этого движения, показать весьма важное значение его в истории России и чрез то приблизить это высоко-патриотическое движение в Нижнем к сознанию образованного класса и широкой публики – постановила своей ближайшей задачей Нижегородская губернская ученая архивная комиссия. Под авторитетным руководством профессоров С.Ф. Платонова, С.В. Рождественского и других она деятельно занимается приготовлениями к ознаменованию предпринятого на спасение русской государственности ополченского движения в городе Нижнем, которое тесно связано с именами К. Минина и князя Д. Пожарского, и уже собрала немало материалов для издания соответственного юбилейного сборника. Несомненно, что в нижегородском ополчении принимали свое участие многие города и селения, которые ныне входят в состав Костромской губернии. Ввиду этого мы делаем попытку по имеющимся у нас данным [1] представить очерк этого движения в нынешних ее пределах.

В половине 1611 года особенно тяжелые и бедственные обстоятельства переживала вся Россия и более всего столица ее – Москва. Московское государство было в смятении; всюду проникают злодеи, называющие себя детьми царского семени; много городов и весей пленили поляки, при чем некоторые из (с. 166) них оказались в запустении от их злодейств; поляки завладели даже царственным городом Москвой. В это так называемое смутное время (после свержения Василия Шуйского 17 июля 1610 года) не было на Руси царя – той основной твердыни, на которой зиждется благосостояние земли Русской; не было и доблестных вождей и ополчений таких, которые по чувству патриотизма твердо решились бы спасти находившееся на краю гибели наше отечество. Тогда на спасение отечества от угрожавшей погибели пришло православное духовенство; одушевленное твердой верой в Бога, оно в лице своих представителей призывными грамотами возбудило в русском народе дух веры и патриотизма. Вот патриарх Гермоген, заключенный поляками в Москве, в августе 1611 года (после победы пана Сапеги 5 августа над казаками, державшими в осаде Московский Кремль) получил возможность дать проникшему к нему в Кремль из московских патриотов Родиону Мосееву грамоту к нижегородскому «миру». Грамота бережно доставлена в Нижний 25 августа и затем была распространена по другим городам. В ней, показавши земщине в настоящем свете поведение казаков, особенно преступное покушение их поставить на царство тушинского воренка (Лжедмитрия II), призвать к власти Маринку (Мнишек, вдову убитого 17 мая 1605 года самозванца Лжедмитрия I) с ее сыном (от второго самозванца), Гермоген с горячим одушевлением приглашал города сплотиться на борьбу с казачьей затеей, клонившейся к возобновлению самозванщины, и вместе для борьбы с польской властью. Послушные патриаршему слову, города давали друг другу обещание не признавать казачьего царя и «против его стояти единодушно». С другой стороны, архимандрит Троице-Сергиевой лавры Дионисий и келарь Авраамий Палицын еще летом 1611 года разослали по городам грамоты с призывом граждан прийти на спасение столицы отечества и веры от иноверного ига поляков и литвы, сидевших в Москве. Вновь 6 октября троицкими властями посланы в города грамоты с извещением жителей о том, что к Москве прибыли еще польские войска с целью отогнать отсюда ратных людей, стоявших за православную веру, столицу и отечество, почему жители всех городов призывались «ратными людьми» прийти на помощь, на соединение с подмосковными воинскими людьми, державшими в осаде врагов. Эти грамоты, особенно же патриарха Гермогена, производили сильное действие на жителей городов: общий дух патриотизма и горячей веры воодушевил граждан на великие подвиги спасения погибавшего отечества.

(с. 167) Патриотическое движение проявилось прежде всего в Нижнем Новгороде, ближайшим образом под влиянием грамоты патриарха Гермогена о Воренке, затем толчок уже начавшемуся там движению сообщила троицкая грамота от 6 октября 1611 года. Здесь выступил нижегородский гражданин, земский староста, по ремеслу мясоторговец, Кузьма Захарьевич Минин по прозванию Сухоруков. Получив вести из-под Москвы о том, что казаки по интригам служивших тушинскому вору князя Трубецкого и Заруцкого коварно 25 июля убили Прокопия Ляпунова, рязанского воеводу, храброго защитника отечества, главного виновника крайне стеснительного для своеволия казаков приговора от 30 июня 1611 года, – затем видя, что правительственная власть с распадением земских общин перешла в руки коварных казачьих бояр, наконец предусматривая, что с появлением имен Марины и воренка наступает возобновление самозванщины, К. Минин пришел к тому убеждению, что в интересах общественных следует всячески противодействовать казачьим властям. Бывшее Минину – еще ранее появления на воеводском дворе троицкой грамоты – двукратное во сне видение преподобного Сергия Радонежского, повелевшего ему «казну собирати и воинских людей наделяти и идти на очищение Московского государства» внушило [2] ему смелость выступить на проповедь сначала «предо всеми в земской избе», что близ церкви Николая Чудотворца «в торгу». Здесь, вероятно, написан первый «приговор всего града за руками», определявший особый сбор «на строение ратных людей», который поручено было произвести всеми уважаемому К. Минину. Затеянное посадскими людьми дело необходимо было вскоре же объявить и другим чинам нижегородского населения. Вот в Спасо-Преображенском соборе протопоп Савва Ефимьев с амвона прочитал приглашенному сюда народу троицкую грамоту (вероятно, от 6 октября), призывавшую народ на помощь «Московскому государству». После этого чтения Минин в том же общенародном собрании энергично призвал «для спасения веры и отечества не пощадить ни жен, ни детей своих, не только что имущества, и, найдя честного и доблестного мужа, сведущего в ратном деле, слезно просить его – быть вождем нам и предаться в его волю» (Новый Летописец, 145 страница)

(с. 168) Воодушевленные речью Козьмы Минина, нижегородские граждане по его примеру стали приносить разнообразные и значительные пожертвования на городскую площадь для найма ратных людей и решили сделать город Нижний сборным пунктом городских дружин. Затем, после предварительных между собой переговоров, воеводой над этими дружинами согласно избрали стольника князя Димитрия Михайловича Пожарского, который был хорошо известен по своей верной службе при царе Василии Шуйском и по военному таланту. Пожарский тогда жил в 120 верстах от Нижнего в Суздальском уезде в своей Мугреевской вотчине на реке Лухе, оправляясь от ран, полученных им ранее в боях под Москвой с поляками и изменниками. С городским предложением воеводства было отправлено к Д.М. Пожарскому посольство «изо всех чинов всяких лучших людей» во главе с архимандритом Печерского монастыря Феодосием и сыном боярским Жданом Болтиным. Князь Пожарский охотно согласился на просьбы депутатов быть вождем земского ополчения и в конце октября прибыл в Нижний Новгород, где встречен с великим почетом. Вскоре же началась здесь работа по организации ополчения. Пожарский от лица всего Нижнего обратился с грамотой к понизовским и «верховым» городам, прежде всего к Вологде и Ярославлю, призывая их на подвиг очищения Москвы от польских и литовских людей, для прекращения воровства и грабежей подмосковных казаков, при чем предложено прислать в Нижний деньги и ратных людей и для совета выборных лиц – чтобы затем всей землей выбрать нового государя «кого нам Бог даст». Грамота князя Пожарского, распространяясь по городам, произвела сильнейшее впечатление на всех, желавших восстановления порядка не с казачьим правительством, и вместе заставила последнее действовать. Вскоре же из многих мест собрались в Нижнем ратные люди и привезли с собой «большое количество казны». Так городское движение Нижнего Новгорода быстро выросло в областное. В январе 1612 года стало известно, что Иван Заруцкий, предводитель казаков, безнаказанно грабивших города и причинявших разные насилия и убийства, послал из-под Москвы на город Ярославль многих казаков и что Андрей Просовецкий идет с ратными людьми занять Ярославль, чтобы не допустить нижегородскому ополчению соединиться с ярославцами и ратями других городов. Тогда нижегородские вожди еще прежде прибытия туда Просовецкого и казаков «наскоро» отправили авангард – воевод во главе с князем Д.П. Лопатой-Пожарским, с ратными людьми в (с. 169) город Ярославль, чтобы захватить этот важнейший узел северных путей ранее, чем туда явятся большие казачьи силы.

За передовыми войсками к Ярославлю двинулись и главные силы нижегородского ополчения во главе с самими князем Д.М. Пожарским и К.З. Мининым, пользуясь еще зимним путем. Они шли по правому берегу реки Волги, в свое патриотическое движение вовлекая ближайшие к Нижнему и дальнейшие города. Прежде всего ополченцы прибыли в город Балахну и от жителей его получили вспоможение деньгами. Отсюда ополчение на пути в Москву выступило далее, в пределы нынешней Костромской губернии – в город Юрьевец. Здесь оно было принято также с честью, и жители города дали ему казны в подмогу; в Юрьевце к ополчению нижегородскому присоединились даже татары юрьевецкие, которым за то назначено было жалованье. Из Юрьевца ополчение перешло в Решму, крестьяне которой, особенно же из них Григорий Лапша, тогда уже довольно прославились в деле истребления польских шаек Лисовского. В Решме между прочим узнали о появлении нового самозванца во Пскове и о том, что ополчение, стоявшее под Москвой, целовало ему крест. Заруцкий и Трубецкой прислали в Решму послов к Пожарскому и Минину сказать: «Прельстились мы, что целовали крест самозванцу во Пскове, а ныне опять мы все целовали крест, чтобы всем православным христианам быть в единомыслии и чтобы вы шли в Москву без опасения». Но Пожарский и Минин с недоверием приняли это раскаяние казаков и отпустили послов, сказав: «Мы не имеем никакого опасения, но всю надежду возлагаем на Бога и вскоре прибудем к Москве». Из Решмы нижегородское ополчение прибыло в Кинешму и здесь было принято с радостью и почетом. Кинешемцы также дали казны в подмогу и все ратные из них присоединились к ополчению. Нельзя не упомянуть о том, что крестьянин ближайшей к городу Кинешме деревни, прозывавшийся Ремень, был, по живому народному преданию, сподвижником и помощником К. Минину, которому помогал в сборе и хранении ополченской казны, и по имени славного героя «Ремень» самая деревня получила свое остающееся за ней доселе название Ременново. Во время этой же остановки в Кинешме по пути следования к городу Костроме и затем в Ярославль совершена по инициативе князя Д. Пожарского общая панихида на торговой площади города Кинешмы на братской могиле избиенных 26 мая 1609 года защитников этого города от поляков. Князь Пожарский тогда же дал обещание: в случае успешного исхода своего небезопасного предприятия построить здесь храм во имя своего святого {а} – великомученика Димитрия Солунского.

(с. 170) Из Кинешмы нижегородские ополченцы вместе с дружинами юрьевецкой и кинешемской двинулись к городу Костроме. Многие жители последнего, не желавшие иметь царем польского королевича Владислава, которому вслед за Москвой присягнула и Кострома, встретили нижегородскую союзную рать еще в Плесе и здесь поспешили известить князя Пожарского о том, что воевода их Иван Шереметьев, оставаясь верным королевичу Владиславу, не хочет пустить ополчение в город Кострому. Пожарский по совещании с Мининым решился однако же идти к Костроме, уверенный в том, что найдет в городе многих себе приверженцев. Здесь они встретили действительно иной прием, чем в предшествующих местах остановки или временного пребывания. Поставленный на воеводство московскими боярами И. Шереметьев хотел следовать увещательным боярским грамотам, убеждавшим оставаться в повиновении королевичу Владиславу, и вздумал в свой город не впускать нижегородцев с дружинами и даже вознамерился отбиваться от них силой. Прибывшие ополченцы нижегородские вынуждены были остановиться вблизи посадов города Костромы. Но уже трудно было бороться с одушевлением, охватившим русский народ, и у костромичей было мало охоты стоять за польское дело. В противность воеводе Шереметьеву большинство обывателей города Костромы и ратных людей вышли навстречу князю Пожарскому и Минину, просили их прибыть в город и обещали стать с ними заодно. Когда Пожарский подвинул свое войско к посадам города, многие костромичи соединились с ним, и он вскоре занял посады. Костромичи те, которые оставались в городе, разделились на две партии: одни держались приказа своего воеводы, были на его стороне, оставаясь верными Владиславу, другие же были на стороне нижегородского ополчения, кричали, что воевода Шереметьев – изменник; они даже восстали на воеводу, говоря: «Зачем ты один хочешь возмутить весь народ?», и затем стали переходить к Пожарскому. Последних в городе – или патриотов – стало больше, и вот князь Пожарский и Минин с ополчением вступили в Кострому. Расположенные к великому патриотическому их делу костромичи яростно бросились на воеводский двор, низложили Шереметьева и убили бы его – если бы не выступил на защиту князь Пожарский. Жители города Костромы затем у Пожарского просили себе другого воеводу, и он назначил им князя Романа Гагарина и дьяка Андрея Подлесова. Тогда пришли в Кострому послы из города Суздаля просить у князя Пожарского воевод с ратными людьми, чтобы Андрей Просовецкий с казаками не разорял города Суздаля. (с. 171) Из Костромы Пожарский отправил на помощь в Суздаль двоюродного своего брата князя Романа Петровича Пожарского {b} с нижегородскими и балахнинскими стрельцами, и ими успешно был занят этот город, важный для нижегородцев тем, что прикрывал приступ от Москвы к нижегородским местам. Наконец союзное нижегородское ополчение выступает в Ярославль, и костромичи по примеру других городов также в подмогу снабдили ополчение деньгами («дали казну многу») и ратными людьми и с честью проводили его. Пожарский сам повел ополчение в Ярославль и пришел туда в конце марта или в начале апреля 1612 года, быв принят с великим почетом и любовью. Сюда уже из разных поволжских городов стали стекаться ратные люди и с собой привозить казну для союзного ополчения.

Не поставляя своей задачей изображение дальнейших шагов патриотического движения и вместе славных подвигов князя Д. Пожарского в Ярославле и затем под городом Москвой, мы заметим лишь вкратце о том, что он при помощи Божией успешно выполнил великое свое предприятие: благодаря его мужеству и распорядительности 27 ноября 1612 года Москва и родина наша совершенно очищены от поляков. «Злое лихолетье» теперь кончилось; царское избрание должно было завершить общеземский подвиг. Некоторые предложили престол князю Д.М. Пожарскому, признавая справедливым иметь царем спасителя России. Но Пожарский с великодушной твердостью уклонился от предложения. Вот в Москве собрался великий земский собор, и после немалых пререканий из круга многих кандидатов на царский трон собор наконец остановил свой выбор на семье бояр Романовых и уже 7 февраля 1613 года предызбрал в цари некогда предсказанного патриархом Гермогеном юного Михаила Феодоровича, сына боярина Феодора Никитича, в иночестве Филарета, тогда бывшего в сане митрополита, а потом – патриархом. 21 февраля Михаил Феодорович был провозглашен царем в Большом московском дворце в присутствии, внутри и вне, всего народа из всех городов России. Избравши на царство Михаила Феодоровича, который тогда с своей матерью инокиней Марфой жил в костромском Ипатьевском монастыре, великий земский собор отправил к нему высших духовных и светских лиц с предложением царской короны. После неоднократных отказов умоленный высокими московскими послами шестнадцатилетний Михаил Феодорович 14 марта 1613 года в Троицком соборе Ипатьевского монастыря возведен на московский престол и принял цар(с. 172)ский скипетр для спасения России от ига иноверных врагов и для водворения в ней прочных начал государственности. В отношении этого общегосударственного уклада бесспорно величайшую для России бессмертную заслугу оказал Д.М. Пожарский, который при короновании Михаила Феодоровича в московском Успенском соборе был пожалован саном боярина, а К. Минин возведен в думские дворяне.

Не имея возможности поименно перечислить костромских участников нижегородского ополчения и изобразить славную боевую их деятельность в великом деле очищения Москвы и России от поляков, мы обратим внимание на сохранившиеся в Костромской губернии, хотя немногие, памятники о высоко-патриотическом подвиге князя Д.М. Пожарского.

В память о благополучном совершении патриотического предприятия князь Пожарский по благочестивому чувству своему устроял храмы Божии и делал разные богоугодные пожертвования. Так, во исполнение своего обещания он, как уверяет народное предание, построил в городе Кинешме храм во имя святого великомученика Димитрия Солунского. Подтверждением предания служит показание писцовых книг города Кинешмы 1629 года о том, что на площади «на посаде» отдельно существовала «церковь Дмитрия Селунскаго древяна клецки». Быв построена в начале двадцатых годов XVII века, церковь эта со временем подверглась разрушению. Однако не исчезла память о ней, как о том свидетельствует то, что при Крестовоздвиженской церкви города Кинешмы в память о бывшей Димитриевской церкви устроен придел во имя великомученика Димитрия Солунского и в нем доселе сохраняется старинная икона этого святого. Во владении же этой церкви, между прочим, находится та земля около города Кинешмы, которая по прежним межевым планам значится землей князя Д.М. Пожарского. Эта земля им самим завещана в церковь, а поступила сюда уже в XVIII веке от родственников Пожарского Собакиных.

Затем, князем Д.М. Пожарским в благодарность за молитвы о нем в костромском Богоявленском монастыре (бывшем до 5 декабря 1847 года мужским {с} ) пожертвованы в 1613 году сохраняемые доселе два драгоценных оплечья к священнической ризе, вышитые сплошь жемчугом по черному бархату, фон же вышит золотым фризе. Эти оплечья в ряду многих древних памятников обители обратили по своему изяществу и ценности особенное внимание многочисленных членов бывшего в 20–31 числах июня 1909 года IV областного историко-археологического съезда в посещение монастыря 23 июня.

(с. 173) С своей стороны братия Богоявленского монастыря считали долгом признательности за означенное пожертвование возносить на Божественной литургии молитвы о здравии именитого патриота-жертвователя и о упокоении близких родственников его. Так, в древнем, относящемся по времени первоначального написания к первой четверти XVI века, синодике под № 2 по монастырской описи на 56[-м] листе записан нижеследующий «род боярина князя Димитрия Михайловича Пожарскаго». Упокой, Господи, «князя инока Феодорита, князя Ивана, князя инока Порфирия, князя Михаила, князя инока Васьяна, князя инока Нифонта, князя Ивана убиеннаго, князя Ивана, Феодосия, инока Никона, Ивана убиеннаго, князя Ивана, княгиню иноку Марфу, княгиню иноку Фотинью, княгиню иноку Марфу, Анну, княжну Марфу младенца, князя Петра младенца, князя Ивана, князя Петра, князя Никиту, князя Романа, князя Меркурия, князя Василия, князя Ивана, князя Никиту, князя Петра, Маремьяну убиенную, Ивана, Федора, священноинока Иону». В этом памятнике не может не обращать на себя внимание то обстоятельство, что ни однажды не упоминается имя Димитрия; отсюда же естественно заключать, что эта запись рода Пожарских сделана еще при жизни князя Димитрия Михайловича Пожарского.

Не можем в заключение не упомянуть и о том, что жена Д.М. Пожарского Параскева {d} Варфоломеевна с своей стороны выразила чувства благодарности основателю Макариъево-Унженской обители преподобному Макарию как молитвеннику об успехе патриотического подвига ее мужа. В этот монастырь она пожертвовала весьма ценную плащаницу, на которой руками самой княгини вышиты по темно-малиновому бархату плоть и лики шелками, а одежды золотом и украшены камнями; по бокам плащаницы весь тропарь «Благообразный Иосиф» вышит древнеславянской вязью золотыми буквами в 1 ½ вершка. Плащаница эта доселе сохраняется в целости в Макариево-Унженской обители и по шитью на ней представляет рукоделье высокого искусства первой половины XVII века.

 

[Авторские подстрочные примечания:]

(с. 165)

  1. Можно полагать, что в тех местностях Костромской губернии, по которым нижегородское ополчение направлялось к Москве, постепенно увеличиваясь, сохранились какие-либо памятники – документы или сказания письменные и изустные об этом достославном событии. Для более полного изображения последнего весьма желательно, чтобы в ближайшее время сделалось достоянием печати все доселе неизвестное, что может относиться к характеристике местного ополченского движения.

(с. 167)

  1. По записи Симона Азарьина со слов («от уст») троицкого архимандрита Дионисия, которому об этом рассказал в 1612 году сам Минин, последний уверовал в это видение, являвшее ему высшую волю, лишь тогда, когда оно повторилось и когда он был наказан болезнью за свое «небрежение».

 

{Примечания редактора – в фигурных скобках:}

a. То есть святого, в честь которого ему было наречено имя.

b. В исторической литературе указывается, что князь Роман Петрович был четвероюродным братом князя Дмитрия Михайловича.

c. Правильнее – до 1863 года. Сильно пострадавший от пожара 6 сентября 1847 года и упраздненный 5 декабря того же года Богоявленский монастырь стоял в запустении, а в конце 1863 года был преобразован в женский и начал восстанавливаться.

d. В тексте – Праскева.