И.В. Баженов

Первый царь из Дома Романовых (1613–1645) [1]

 

(Костромские епархиальные ведомости, 1912, отдел неофициальный, № 22, с. 649–669; № 23, с. 685–697)

 

(№ 22, с. 649)

Воцарение Михаила Феодоровича Романова. Бедственное состояние Московского государства в начале его царствования. Внутренние и внешние враги России. Смутьян Заруцкий и Марина с Ивашкой. Очищение государства от воровских казачьих шаек и от лисовчиков. Война со шведами и Столбовский договор. Первая война с поляками и Деулинское перемирие; возвращение ростовского митрополита Филарета Никитича в Россию и его патриаршество. Вторая война с Польшей и Поляновский договор. Взятие донскими казаками города Азова и отказ России от него.

Внутренняя деятельность царя Михаила Феодоровича. Участие в ней земских соборов. Упорядочение податной системы. Участие патриарха Филарета в государственных делах. Великий земский собор 1619 года и его мероприятия для внутреннего благоустройства государства. Восстановление самодержавной власти при земской думе. Заботы Михаила Феодоровича о развитии промышленности. Исправление богослужебных книг. Принесение в Москву ризы Господней. Построение городов и храмов в России и постройки в столице. Кончина Михаила Феодоровича. Царская самодержавная власть в его лице. Значение его царствования для Российского государства {а}.

 

В ряду выдающихся событий в истории России XVII века день 14 марта 1613 года является особенно достопамятным для граждан ее. Тогда юный боярин Михаил (с. 650) Феодорович Романов, вследствие неотступной просьбы именитого московского посольства, изволил в Троицком соборном храме Ипатьевского монастыря принять царский скипетр всей России. Означенное событие служит ныне основанием грандиозного юбилейного торжества по случаю исполняющегося в 1913 году трехсотлетия царственного Дома Романовых.

Царем Михаилом Федоровичем оказаны несомненно большие услуги дорогому нашему отечеству и вместе Православной Церкви: попечением и энергической деятельностью его Российское государство введено на свой исторический путь и получило твердый порядок и умиротворение. Свыше 32-летнее царствование первого самодержца из Дома Романовых послужило прочным залогом последующего благоденствия, постепенного развития и возвышения национального могущества ныне первоклассной державы всероссийской – под скипетром Романовых. Живо воспроизвести в своем сознании в юбилейную трехсотлетнюю годовщину царствование Михаила Феодоровича Романова составляет долг каждого истинного гражданина России, и в нем чрез представление всех тяжелых переживаний печального периода царствования первого царя Романова еще сильнее может укрепиться любовь к нашему отечеству и беззаветная преданность царю – помазаннику Божию.

Как известно, все неурядицы, волнения и потрясения в Московском государстве в так называемое смутное время, вследствие безначалия, особенно с низложением царя Василия Ивановича Шуйского (в половине июля 1610 года) и с явными притязаниями польского королевича на российскую корону, закончились благоприятно для России. Погибельному трагическому ее состоянию был положен предел великими незабвенными трудами избранных Промыслом для спасения Русского государства патриотов – князя Д.М. Пожарского, К.З. Минина и келаря Троице-Сергиевской лавры Авраамия Палицына. Благодаря нижегородскому, затем уже всенародному ополчению Москва и окрестные города 22 октября 1612 года были очищены от враждебных поляков и русских смутьянов. Тягчайшее для России злое лихолетье теперь пришло к своему концу, и лишь избрание законного царя православного в самой Москве должно было для надлежащего умиротворения отечества и упрочения государственной власти завершить величайший общеземский подвиг и положить конец тягостному для всех безначалию. Вот на земских московских соборах в январе 1613 года, затем 7 февраля и уже окончательно (с. 651) в великой земской думе 21 февраля состоялось единодушное избрание боярина Михаила Феодоровича Романова всероссийским царем, и именитое московское общеземское посольство прибыло в город Кострому с предложением державного скипетра России шестнадцатилетнему Михаилу, тогда нашедшему безопасное для себя убежище от лютых поляков в крепких стенах Ипатьевского монастыря. В Троицком соборном храме его 14 марта 1613 года Михаил Феодорович умолен был послами и народом принять царскую корону, а 19 марта уже выехал в Москву чрез Ярославль, где (с 22 марта) оставался около месяца, частью вследствие весенней распутицы и частью ввиду возможности прекращения происходивших в Москве неустройств. В Москву царь Михаил Феодорович приехал 2 мая, а в 11 день июля того же 1613 года в Успенском соборе произошло торжественное священнодействие царского его венчания. Коронацией Михаила Феодоровича начинается новый для России период, при чем ввиду вначале крайне тяжелых обстоятельств и положения самой России новому царю предстояли многотрудные задачи и героические подвиги на пользу отечества.

В первые годы царствования Михаила Феодоровича Российское государство находилось в самом бедственном положении. Продолжительное смутное время сильно разорило Россию, обезлюдило ее: города и селения были тогда выжжены врагами ее, и множество полей оставалось в запустении. Государственная казна была совершенно пуста: даже милостей и льгот Михаил Феодорович не мог дать для торжества царского своего венчания; нечем было не только жаловать людей, но даже отстроить кремлевские дворцы, которые стояли без крыш и окон. Вся Москва, разоренная поляками, находилась в развалинах. Насколько села и деревни вообще были разорены и земля обезлюдела, достаточно видно из сообщений иностранных послов о том, что, проезжая сотни верст, они встречали сильно разоренные села и города с домами, наполненными трупами; в домах же нельзя было от трупного запаха приютиться на ночлег и приходилось ночевать в поле. Так, один из голландских послов, проезжавших в это время (1614 год) в Москву, пишет, что на пути по {b} России в Новгород голландцы нигде не находили селений и почти всегда должны были ночевать в лесу; лишь изредка встречался им где-нибудь полуразрушенный монастырь. На пути из Новгорода в Москву они также находили много необитаемых хижин, ночевали в опустелых деревнях и прежде, нежели прию(с. 652)титься в избе, вынуждены были выносить из нее трупы жителей, убитых казаками, скрывавшимися в лесах. Чтобы иметь наглядно верное представление о степени опустошения России, приведем подлинное донесение из Углича. «На Угличе ратных людей, дворян, детей боярских и иноземцев нет, все посланы на твои государевы службы, стрельцов и воротников нет ни одного человека, только шесть человек пушкарей да и те голодны, и для осадного времени хлебных запасов нет же, а с Угличского уезда хлебных запасов собрать не с кого; зелейной (пороховой) казны мало, у острога мосты не домощены, в башнях мосты погнили; посадские люди от кабацкого недобора и от великой хлебной дороговизны с женами и детьми побрели розно; а которые и остались, те к осадному сидению страшливы и к приступным мерам без ратных людей торопки, потому что от литвы были выжжены и высечены и разорились без остатка, а из уезда сошные люди летнею порою в осаду совсем для тесноты не пойдут, да и потому что в городе у них хлебных запасов нет, бегают по лесам». По словам историка С.М. Соловьева, не один Углич, а многие города в начале царствования Михаила Феодоровича находились в таком же ужасном положении.

И вот московское правительство при царе Михаиле прежде всего озаботилось о сборе казны – денег для содержания ратных людей и удовлетворения прочих важных нужд государства. В первые же дни по приезде царя в Москву земским собором в мае 1613 года приговорили: собрать недоимки, пригласить особенно торговых людей по мере сил вносить в казну деньгами, хлебом, сукнами и другими товарами на жалованье ратным людям, также просить денег взаймы у немногих людей достатка. Приходилось просить даже у торговых иностранцев и от английского короля Иакова I принять заимообразно денежное пособие в 20 тысяч рублей, а от шаха персидского Аббаса – на 7 тысяч рублей серебряных слитков (во время польской войны). Особая грамота от царя и особая от собора московского были отправлены в Сольвычегодск к известным богатством золотопромышленникам Максиму Я., Никите Г., Андрею и Петру С. Строгановым с просьбой о денежной помощи разоренному государству, также о присылке в Москву хлеба и разных запасов на жалованье войску. И Строгановы в 1614 году прислали добровольно три тысячи рублей, представлявшие для тогдашнего времени довольно значительную сумму. Год спустя указом государя (с. 653) и приговором великой земской думы назначен по крайней необходимости сбор «пятой доли» и не с доходов, а с каждого имущества посадских людей, то есть гостей, торговых и черных людей, а уездные люди, крестьяне обложены были по 120 рублей с сохи «живущей» или обрабатываемой (соха = 800 десятинам приблизительно). Строгановым приходилось по разверстке приплатить 13 800 рублей; в 1616 году предписано им прислать в Москву полные 16 тысяч рублей, а затем постановлено взыскать со Строгановых еще 40 тысяч рублей в счет будущих с них «податей и пошлин», и царь Михаил просил их «не пожалеть животов своих».

Слишком мало было тогда в России всяких средств и самых людей для государственных нужд, между тем врагов было много, и они по воцарении Михаила Феодоровича продолжали терзать Русь и внутри и извне. Внутри государства казацкие шайки и разные воры и разбойники продолжали бродить повсюду и все грабили и опустошали, а жителей мучили и убивали. Но особенный страх наводил неутомимый польский полковник Лисовский, который с необыкновенной быстротой переходил из одного края России в другой и на своем пути истреблял все беспощадно. На юго-востоке России злодействовал атаман Заруцкий, при котором находилась жена Лжедмитрия II с трехлетним его сыном Ивашкой, которого Заруцкий мечтал посадить на московский престол, чтобы его именем управлять государством. Города пограничные находились в руках врагов: Кексгольм, Орешек и самый Новгород были заняты шведами и их король Густав Адольф, желая возвести своего брата Филиппа на московский трон, осаждал Псков. Смоленск, Дорогобуж, Чернигов занимали поляки. Владислав королевич грозил юному Михаилу Феодоровичу отнять у него врученный ему от всей Русской земли царский скипетр. Тула с трудом защищалась от татар крымских и ногайских. Казань волновалась. Шайки запорожцев, отряды поляков и татар бродили внутри России, грабили и вконец опустошали ее.

Мало в истории найдется примеров, когды бы новый государь вступил на царство при таких крайне печальных обстоятельствах, при каких царь Михаил отдавал себя на служение отечеству. Несмотря на свою неопытность при молодости, он вскоре же устремился к освобождению России от врагов и насаждению в ней порядка, разрушенного в смутное время. Восстановляя средства государственной казны установленным сбором податей и недоимок, также значи(с. 654)тельным денежным займом от Строгановых, царь Михаил Феодорович начал действия против внутренних врагов – из коих Заруцкий являлся наиболее опасным, и потому на него прежде всего обращено было главное внимание.

Вскоре после того, как Москва праздновала возвращение государства к порядку и после ряда случайных похитителей трона наконец имела царя, избранного всей землей и, следовательно, вполне законного, оказалось, что на юге государства поднималась опять воровская смута. Атаман казаков Заруцкий и Марина Мнишек не переставали провозглашать трехлетнего мнимого царевича Ивана (Дмитриевича) наследником российского престола и призывали к себе вольницу. Казаки великорусские в большинстве уже обращались по своим потребностям к новоизбранному царю Михаилу Феодоровичу, надеясь, что он, избранный с их участием, будет царем желанным и для них; но по Московской Руси тогда бродило множество черкас (малоруссов); они были чужие Московскому государству и по сердцу, и по преданиям и готовились терзать его. Они стеклись к атаману Заруцкому, который с своими казацкими шайками держался на рязанской и тульской украине {с}. Против него отправлено было войско под предводительством князя Одоевского, и оно после упорной битвы разбило вольницу Заруцкого под городом Воронежем и заставило их предводителя и Марину с Ивашкой убежать на Дон, к реке Медведице. Это поражение Заруцкого было первой победой новоизбранного царя, и о Заруцком более не стали думать в Москве, полагая, что он более не будет вредить России.

Но к весне 1614 года Заруцкий оказался в городе Астрахани и там нашел себе притон, при чем старался привлечь на свою сторону казаков с Волги, Дона и Терека, обольщая их надеждой на богатую добычу и обещаниями всяких вольностей. Набравши себе вольницы многое множество, Заруцкий из Астрахани уже выступил с широкой затеей. Он задумал накликать на Русь силы персидского шаха Аббаса, вовлечь в дело и Турцию, поднять юртовских татар, ногаев, волжских казаков, стянуть к себе все бродячие шайки черкас и воров Московского государства и со всеми ими идти вверх по Волге – покорять своей власти города. Заруцкий желал склонить персидского шаха обещанием за помощь отдать город Астрахань, но шах не захотел ссориться с московским государем и не дал Заруцкому людей и казны. У донских казаков атаман Заруцкий встретил мало сочувствия: они остались верны Михаилу (с. 655) Феодоровичу; склонилась на сторону атамана лишь часть волжских казаков – сброд разных беглецов, живших станицами по берегам Волги ниже истребленного тогда города Саратова; терские же казаки сперва все поголовно поддались Заруцкому. Московское правительство хорошо понимало, что казаки представляют собой большую силу, и потому затея Заруцкого с казаками не могла оставаться без заботливого внимания со стороны правительства. Вновь послан был воевода князь Одоевский для очищения Астрахани и Поволжья от злодеев, разорявших города и проливавших кровь. Заруцкий, между прочим, особенно неистовствовал над духовенством – топил в реке священников и монахов, грабил их жилища и в поругание святыни приказал сделать себе стремена из серебряного кадила Троице-Сергиева монастыря.

Царь Михаил Феодорович, посылая Одоевского против атамана Заруцкого, не хотел проливать крови христианской, а потому Заруцкому была отправлена увещательная грамота от царя и освященного собора и великой земской думы, чтобы он «от таких непригожих дел отстал»; государь же обещал «по своему царскому милостивому праву – отдать вины Заруцкому и поправить их царским милосердием». Вместе с грамотами к Заруцкому отправлены были грамоты к донским и волжским казакам с увещанием их – не верить «злодейской прелести Ивашки Заруцкого и Сендомирской дочери {d}, быть в состоянии неотступном со всем великим Российским государством, и идти на государеву службу на спех за православную веру и за разорение великих российских государств и за свою христианскую природу и за отечество». Увещания эти подкреплялись посылкой на Дон и Волгу царских подарков деньгами, сукнами, хлебными и военными припасами. Воевода И.Н. Одоевский и окольничий С.В. Головин прибыли в Казань и стали ожидать ратных людей из соседних городов. Между тем с севера шла голытьба на помощь Заруцкому, но была переловлена на полпути. В Астрахани произошло возмущение против Заруцкого вследствие его жестоких казней недовольных граждан и грабежа их имуществ, и небольшой в 700 человек отряд стрелецкий под начальством В. Хохлова выгнал его из Астраханского кремля, где атаман заперся с восемью сотнями волжских казаков и несколькими сотнями других мятежников. Разбитый затем Заруцкий бежал в мае 1614 года и был взят на Яике (Урале) на Медвежьем острове – в острожке вместе «с Маринкою и Ивашкою». (с. 656) 6 июля эти пленники привезены в Астрахань, откуда 13 июля «с великим береженьем скованных» их отправили в Казань, а оттуда по государеву указу в Москву. Вскоре по приезде сюда последовала казнь Заруцкого: его посадили на кол. Марина же, по свидетельству русских, окончила свое бурное, полное великих превратностей существование в тюрьме – от болезни и с тоски по своей воле, а по свидетельству поляков, она была умерщвлена. Четырехлетний сын ее Ивашка был повешен.

Уничтожен был внутренний враг Заруцкий, один из опаснейших врагов; умиротворены Волга и Дон; оставалось покончить с воровскими казачьими шайками, которые рассеялись по всем областям государства, всячески громили Русь внутри страны и на севере (особенно на верхнем Поволжье, в Пошехонье, Белозерском, Бежецком и других соседних краях). Земский собор 1 сентября 1614 года, по предложению царя обсуждая вопрос о мерах против воровских казаков, решил послать к ним для увещания суздальского архиепископа Герасима и князя Б.М. Лыкова. Отправленный по решению собора Лыков извещал, что казаки то соглашались оставить грабежи и служить Москве, то снова отказывались и бунтовали. Между атаманами особенным зверством отличался главный казацкий атаман Баловень, шайка которого не только грабила население, но и с необыкновенной свирепостью мучила людей; после переговоров с Лыковым разбойники шайки Баловня порешили идти к Москве, говоря, что хотят бить челом государю. Подойдя к столице, казаки остановились по Троицкой дороге в селе Ростокино и отсюда прислали к государю бить челом, что хотят ему служить; когда же начали составлять списки тем, которые отстанут от воров, чтобы служить и прямить государю – они снова упорствовали и стали угрожать Москве. Но в то же время пришел к Москве с севера князь Лыков с отрядом войска, а из Москвы окольничий Измайлов, и вместе они напали на главные толпы казаков. Последние несколько раз наголову были разбиты царским войском, значительная часть казаков присягнула на верную службу, а другая часть казаков (более 3 тысяч) была переловлена и разослана по тюрьмам, а Баловень был схвачен и казнен чрез повешение.

Одновременно с Заруцким и казаками Московское государство терпело разорение от литовских шаек благодаря тому, что начатая в смутное время польским королем Сигизмундом III война не прекращалась. Самым отчаянным (с. 657) и неугомонным хищником в это время явился полковник Лисовский, который ранее с своей хищной дружиной, явившейся грабить Россию в годы смутного ее времени, занимал псковские пригороды. Тогда как бродившие по России польские отряды были в то время стеснены царскими войсками, только с шайкой Лисовского не могли никак справиться; в своих необыкновенно быстрых переходах он был неуловим со своей хищной дружиной «лисовчиков» (летучие разбойничьи отряды), состоявших из отчаянных удальцов разных наций. Против неутомимого Лисовского в июне 1615 года отправлен был самый знаменитый из московских воевод князь Д.М. Пожарский, и он с 15 тысячами ратных людей долго преследовал его дружину, но безуспешно. Вблизи города Орла Пожарский столкнулся с Лисовским и вступил в бой; но здесь передовые русские отряды не выдержали и обратились в бегство; но Пожарский устоял на месте, имея с собой 600 человек, и едва не погиб от 3000 лисовчиков. Пожарский тогда огородился телегами и сел в обозе, а Лисовский, не зная, что у него так мало людей, не осмелился напасть; к утру же Пожарскому явилась значительная помощь. Смелый наездник Лисовский отступил и, преследуемый погоней, искусно и чрезвычайно быстро пробирался между городами, опустошая все на своем пути и делая обширные круги по пространству Московского государства: он прокрался между Ярославлем и Костромой по суздальским местам, потом между Владимиром и Муромом, между Коломной и Переяславлем Рязанским, между Тверью и Серпуховым до Алексина и так далее вокруг Москвы. Когда Пожарский тяжко заболел и был отвезен в Калугу, и другие воеводы выступили против Лисовского уже не с такой энергией, последний стал действовать еще смелее, и даже Москва не раз вооружалась в ожидании нападения его. Наконец Лисовский, много разорив и награбив, благополучно ушел в Литву после своего изумительно скорого похода. Внезапная смерть Лисовского избавила Россию от этого злейшего врага: в 1616 году он вследствие нечаянного падения с лошади сломил себе шею в день, посвященный памяти преподобного Сергия Радонежского чудотворца, который, по взгляду современников, «наказал его за осаду Троицкой лавры».

Очищая Московское государство от внутренних врагов, царь Михаил Феодорович не упускал из вида сильных и грозных врагов внешних – шведов и поляков, с которыми и был вынужден вести войны. Эти враждебные (с. 658) соседи Руси не только старались удержать в своих руках захваченные ими русские области, но и продолжали отстаивать своих претендентов на московский престол и не хотели признавать Михаила Феодоровича законно избранным царем. Хотя наиболее опасным врагом внешним была Польша, но приходилось прежде считаться с Швецией, король которой Густав Адольф, со времени избрания Михаила Феодоровича царем лишившись надежды доставить русский престол брату своему Филиппу, под предлогом вознаграждения за понесенные убытки и с главной целью отнять Балтийское море и тем обессилить опасного для Швеции на будущее время соседа, вознамерился, пользуясь бедственным положением России, присвоить себе Новгород, Тихвин и другие города. Царь Михаил отправил под Новгород против шведов большое войско под предводительством князя Д.Т. Трубецкого, но полководец их граф Делагарди разбил его наголову под Бронницами. Задумавши присвоить Новгородскую область, сам король шведский явился в северо-западной Руси, взял Гдов в 1614 году, а в июле 1615 года осадил город Псков. Начальствовавшие в этом городе воеводы В.П. Морозов и Ф. Бутурлин мужественно отразили все нападения шведов, которые три дня громили Псков, но безуспешно; даже в одной из вылазок был убит храбрый шведский фельдмаршал Ф. Горн. Неустрашимая оборона Пскова принудила короля Густава при недостаточных его силах снять осаду и вступить в мирные переговоры, тем более что Шведское государство принуждено было тогда же вести войну и с Польшей из-за притязаний Сигизмунда на шведскую корону. Переговоры продолжались целый год, с января 1616 года по февраль 1617 года, сначала в Делерине (между Осташковым и Старой Руссой), а потом в Столбове селе. Следствием переговоров при деятельном посредничестве английского агента Джона Мерика, хлопотавшего в своих торговых интересах о скорейшем прекращении войны, было заключение мира в Столбове (близ города Ладоги) 27 февраля 1617 года. По Столбовскому договору Густав Адольф уступил русским занятые шведами города: Новгород Великий, Старую Руссу, Порхов, Ладогу, Гдов и Сумерскую волость, а Россия с своей стороны уступила Швеции приморский край: Иван-город, Ямбург, Копорье и всю Ингерманландию или нынешнюю Петербургскую губернию, и сверх того обязалась уплатить Швеции за военные издержки 20 тысяч серебряных рублей, при этом Филипп, брат короля Густава, отказался от притязания на российский престол. Царь Михаил Фео(с. 659)дорович не мог не скорбеть о тяжелой потере прибалтийских областей, сближавших торговлю и сношения России с европейскими государствами; но, несмотря на это пожертвование, считал окончание войны с Швецией радостным событием, потому что к Москве возвратилась имеющая большое значение для нее древняя Новгородская область, притом же одним врагом стало меньше для России.

Теперь, по заключении мира со шведами, возможно было для России смелее обращаться с Польшей и, усилив русское войско, направить все свои силы против упорнейшего врага России – короля Сигизмунда. Польская война требовала еще большего напряжения сил, чем шведская, как по относительному тогда могуществу польско-литовского государства, так и по тому упорству, с каким поляки не хотели признать Михаила Феодоровича царем, настаивая на бывшей присяге москвичей королевичу Владиславу. В первые четыре года по вступлении Михаила Феодоровича на престол между ним и польским королем Сигизмундом не было больших военных действий. В Польше были недовольны Сигизмундом за то, что он, замыслив достать московский престол для себя, лишил возможности сына Владислава достигнуть этого престола, на котором теперь прочно сидел царь Михаил Феодорович. Сигизмунд желал поправить свою ошибку и начать вновь борьбу с Россией; но внутреннее устройство Польши препятствовало ему в том. Обстоятельство это было причиной того, что около четырех лет король не мог предпринять решительных действий против России, между тем последняя чрез это имела возможность без больших потерь управиться с Заруцким и примириться с шведами. Сигизмунд при стесненном своем положении вздумал было прибегнуть к хитрости: он предложил вступить в переговоры с тем, чтобы решение дела было предоставлено суду цезаря Матфия, в расположении которого он был уверен. Но бояре Михаила Феодоровича, с которыми происходили переговоры, не приняли такого предложения и в ответ исчислили неправды Сигизмунда: вероломное занятие и разрушение Москвы, плен царя Василия Шуйского, послов Голицына и митрополита Филарета, смерть патриарха Гермогена, разорение России и поругание ее храмов, присовокупив, что Владиславу не царствовать в Москве и что русские поклялись умереть за царя Михаила Феодоровича. Уполномоченные съезжались несколько раз, но безуспешно. Послы польские утверждали, что единственное средство к примирению с Россией – возвести Владислава на московский престол, а русские (с. 660) представители требовали возвращения Смоленска, вывода польских войск из России, признания Михаила Феодоровича царем, да сверх того, чтобы Польша заплатила миллион рублей за убытки. Между тем частые неприязненные действия продолжались. Царь Михаил, пользуясь затруднительным положением Сигизмунда, спешил возвратить русские города, коими поляки овладели именем Владислава. Уже в 1614 году была отправлена для этого небольшая рать, и воеводы – послы царские князья Д. Черкасский и И. Троекуров – заняли Вязьму, Дорогобуж, Белую и подступили к Смоленску, но здесь потерпели поражение от литовских отрядов. Около того времени открылся под Смоленском съезд уполномоченных с московской и с польско-литовской стороны с ноября [1615 года] по январь 1616 года для заключения договора или перемирия; но на всех совещаниях стороны не пришли к соглашению, и военные действия продолжались с новым рвением в разных местах. Но главная борьба происходила под Смоленском, от которого наконец отступили начальствовавшие над ратью стольники М. Бутурлин и И. Погожев.

В 1616 году король Сигизмунд успел склонить сейм к возобновлению войны с Россией для возведения Владислава на московский престол. Варшавский сейм решил отправить самого королевича Владислава добывать Москву, но действовать поляки не спешили и много сил не тратили. Лишь чрез год королевич сам выступил против России с небольшим войском, всего в 11 тысяч человек. Варшавский архиепископ при отправлении Владислава в поход против России сказал ему напутственную речь, в которой поручал королевичу «навести заблудших (схизматиков-москвичей) на путь мира и спасения», на что Владислав, не скрывая надежды на распространение католической веры в России, рыцарски отвечал, что главной задачей своей он почитает «славу Господа Бога» и также выгоды республики, «питавшей его и отправляющей теперь для приобретения славы». Во главе польского войска против России шел сам королевич, причем предпослал своему походу окружную грамоту от 15 декабря 1617 года к московскому народу, особенно к служилым людям, в которой, сказавши о своих правах на российский престол, объявлял себя царем России. Военными действиями руководили литовский гетман Ходкевич и Л. Сапега. Воззвание Владислава не осталось без влияния на умы некоторых смутьянов. Один из таких был воевода города Дорогобужа Иван (с. 661) Ададуров, который изменил царю Михаилу и сдал этот город Владиславу, и со всеми воеводами встал под его знамена. Дорогобуж был занят без труда, а затем после некоторого сопротивления взята Вязьма, воевода которой князь П. Пронский и его товарищи князья М. Белосельский и Н. Гагарин бежали в Москву; за свое малодушие они были высечены кнутом, лишены недвижимого имущества и сосланы в Сибирь. Полякам еще удалось взять Мещовск и Козельск; но под Калугой они были отбиты князем Д.М. Пожарским. Неприятели осадили Можайск. Владислава остановил под Можайском летом 1618 года боярин Б. Лыков, прославившийся борьбой с казацкими шайками; он с войском сидел в Можайске. Владислав несколько раз пытался овладеть городом, но все усилия его были тщетны. В этой осаде прошло семь месяцев. Лыков вместе с Пожарским не допустил Владислава двигаться далее и заставил его остаться на зимовку в Вязьме. Здесь войско Владислава терпело голод и холод. Сейм потребовал от него начать переговоры о мире, но царь Михаил Феодорович не хотел и слышать о нем, пока поляки не выступят из пределов России, и в то же время принимал меры к защите столицы.

Поляки не могли открыть себе путь к Москве. Происходили у них беспрестанные споры; войско, не получая жалованья, стало бунтовать и разбегалось толпами. У Владислава оставалось не более тысячи человек регулярного войска. Он уже думал отступить, как вдруг неожиданно прибыл к нему на помощь склоненный к тому дарами Сигизмунда запорожский гетман Конашевич-Сагайдачный с 20 тысячами казаков. В сентябре 1618 года поляки и запорожцы с Сагайдачным двинулись на Москву и соединились с Владиславом, который расположился лагерем в Тушино. Идя к Москве, королевич вновь грамотами требовал сдачи ее, титулуя себя царем московским, причем особенно настаивал на том, что его напрасно обвиняют «советники Михаила Романова», будто он намерен истребить православную веру. Услышав о походе Владислава к Москве, царь Михаил Феодорович созвал 9 сентября по этому случаю земскую думу из духовенства, бояр и всяких чинов людей и просил у нее совета, как оборонить святую Церковь и всех православных христиан от своего недруга королевича Владислава. Тут все единодушно дали обет Богу «за православную веру и за их государя стоять и с недругом его биться, не щадя голов своих». Между (с. 662) прочим известно, что русские с озлобления затерли дегтем титул московского царя на грамоте Владислава и возвратили ее назад. Соединенное войско поляков и отчасти казаков попыталось было взять Москву внезапным ночным штурмом, но было отбито, потому что москвичи успели дружно приготовиться к осаде. Тогда Владислав, потерявший здесь до трех тысяч войска, в смущении от неудачного приступа отступил от Москвы и направился сначала в Тушино, затем к Троицкой лавре и требовал ее сдачи; но также и здесь он встретил мужественное сопротивление со стороны монастырских властей – архимандрита Дионисия и келаря А. Палицына. Наконец Владислав, вследствие военных неудач, наступления морозов, недостатка в продовольствии и волнений среди наемных жолнеров {е} из-за неуплаты жалованья, был вынужден вступить в переговоры о мире, которые привели лишь к перемирию на 14 лет и 6 месяцев. Договор был заключен 1 декабря 1618 года в селе Деулино, в 7 верстах от Троицкой лавры.

По Деулинскому договору Владислав отказался от притязаний на московский престол и должен [был] с польскими, литовскими, немецкими и черкасскими полками немедленно оставить московские пределы; Москве возвращены Козельск, Можайск, Вязьма, Мещовск; Россия уступила завоеванные поляками области Смоленскую, Черниговскую и Северскую и обязалась уплатить Польше 20 тысяч рублей. Тогда же договорен был и размен знатных пленников (захваченных поляками во время переговоров под стенами Смоленска в 1611 году), который произошел однако лишь 1 июня 1619 года на пограничной речке Поляновке (между Дорогобужем и Вязьмой). На ней были устроены два моста; по одному проехал на русскую сторону в колымаге ростовский митрополит Филарет Никитич Романов, за которым шли пешие те члены великого посольства, которые после почти 9-летнего пленения дожили до этого времени: Томила Луговской, М. Шеин и В. Голицын, который умер на обратном пути в Москву, а по другому мосту в это время шли в противоположную сторону польские полонянники – Струс и Будила с товарищами. Митрополит Филарет возвратился в Москву только 14 июня 1619 года и 24 июня был возведен в сан патриарха. Следует заметить, что по смерти Гермогена (17 февраля 1612 года) в Москве патриарший престол оставался незанятым, потому что патриаршество уже давно назначалось Филарету, государеву отцу. Возвращение Филарета Никитича из пленения сопровождалось тор(с. 663)жественными церковно-народными встречами в попутных городах. Царь Михаил с освященным собором и всенародным множеством встретил отца на речке Пресне, и при свидании их произошло умилительное зрелище. Оба пали друг пред другом на землю и несколько минут оставались в таком положении; один чествовал в юном сыне царя, другой – своего родителя. Филарет осенил сына-царя крестным знамением, поднял, привлек в свои объятия, и оба заплакали. Бояре, воины и народ, видя это, плакали в умилении, Филарет Никитич возведен в сан всероссийского патриарха иерусалимским патриархом Феофаном, проживавшим в это время в Москве для сбора милостыни. В память возвращения родителя из плена царь Михаил Феодорович заложил церковь во имя пророка Елисея, память которого Православной Церковью празднуется в день 14 июня; простил всех опальных и растворил темницы заключенным. В знак особого почтения царя Михаила к родителю Филарету–патриарху последний как муж великого ума, крепкой воли и многотрудного опыта был назначен сопроводителем сыну и пользовался титулом «Великаго Государя». Поэтому все грамоты писались от имени двух государей по следующей форме: «Великий Государь, Царь и Великий князь Михаил Феодорович всея Русии и отец его государев, Великий Государь, Святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея Русии указали»…

Несмотря на Деулинское перемирие, отношения России к Польше продолжали быть враждебными, потому что королевич Владислав все еще не отказывался от своих мнимых прав на московский престол и продолжал носить титул царя и великого князя московского. Польское правительство и пограничные польские власти продолжали небрежно и дерзко относиться к юному государю московскому, угрожали даже новым самозванцем и новыми смутами. С другой стороны, царь Михаил Феодорович и вся Россия не могли не помышлять о возвращении от Польши уступленных ей коренных русских областей, особенно же города Смоленска, древнего и славного достояния России; царь стремился восстановить Россию в том положении, в каком она была при последнем царе Рюрикова Дома Феодоре Иоанновиче. Поэтому Михаил Феодорович заранее постепенно стал деятельно готовиться к новой войне с Польшей: собирал ратных людей, закупал за границей пушки и другое оружие; зная недостаток военного искусства у московских ратных людей и превосходство в этом отношении (с. 664) западно-европейцев, вербовал в свою службу большое количество иностранных солдат и офицеров для обучения русских европейскому строю; приказал исправлять пограничные крепости. Время для объявления войны Польше было вполне благоприятное. Польша тогда находилась в войне с Турцией и Швецией; против поляков вооружался и хан крымский. К тому же в Польше за смертью короля Сигизмунда III (20 апреля 1632 года) возникли споры и беспорядки на сейме по случаю избрания ему преемника, так как польский престол был не наследственным, а избирательным. В 1632 году царь Михаил Феодорович объявил войну Польше за разные мелкие нарушения (уже с 1621 года) мирного договора в Деулино и поспешил двинуть русские войска с сильной артиллерией к пределам Польши с целью возвратить Смоленск. Главным воеводой назначен был боярин М.Б. Шеин, знаменитый защитник этого города, и войска – всего 66 тысяч при 158 орудиях – двинулись в поход в августе 1632 года. Сначала дела русских пошли очень удачно: в течение ноября и декабря были отняты у поляков более двадцати русских городов и местечек, и затем был крепко осажден Смоленск. Но сам Шеин действовал медленно и нерешительно и потому упустил удобный случай овладеть Смоленском. Томимые голодом и не имея достаточно боевых запасов, жители его готовы были уже сдать город; но на помощь гарнизону явились поляки, а 25 августа 1633 года прибыл и сам избранный сеймом в короли Владислав с большим (в 23 тысячи) войском; расположившись станом под Смоленском, он подкрепил его гарнизон. В это время крымские татары, подкупленные поляками, напали на южные русские области (Украина), и многие ратные украинские помещики, узнавши о том, что татары разоряют их селения и грабят именье, ушли из русского лагеря для защиты своих земель. Шеин оказался в крайне стесненном положении; в войске среди наемных иностранцев начались раздоры; иностранные полковники нередко отказывались повиноваться главному воеводе Шеину. Вследствие этого последний должен был снять осаду Смоленска и заключился в обозе. Но тут он со всех сторон окружен был поляками, которые притом успели захватить Дорогобуж со складом провианта. В войске Шеина оказался недостаток в съестных припасах, и от этого и вследствие холода открылись страшные болезни и была большая смертность. При таких обстоятельствах державшийся однакоже более четырех месяцев Шеин, не (с. 665) надеясь пробиться сквозь полки поляков, ни получить помощь, решился вступить в переговоры с королем о перемирии. Владислав согласился 16 февраля 1634 года выпустить Шеина с условием, что последний оставит полякам свою артиллерию и весь обоз, отпустит иностранцев и выполнит унизительную церемонию преклонения русских знамен пред королем. По возвращении в Москву с остатками войска в 8056 человек Шеин вместе с товарищами – старшими воеводами был предан суду особой комиссии по обвинению в измене и 18 апреля приговорено им отрубить головы [2], остальные подначальные были наказаны кнутом и сосланы в Сибирь. По следам отступившего Шеина с войском король Владислав теперь двинулся к самой Москве. Но его войско страдало также от холода и голода. Сверх того до Владислава дошли слухи, что к пределам Польши приближаются с юга турецкие войска; на севере истекал срок перемирия со Швецией; войско роптало на неуплату жалованья. Тогда Владислав при столь стеснительном своем положении поспешил заключить вечный мир с Московским государством во второй половине мая 1634 года при речке Поляновке (в Дорогобужском уезде Смоленской губернии) на условиях – совершенно отказаться от своих притязаний на московскую корону и подтвердить статьи Деулинского договора, при чем Смоленск опять остался за Польшей.

Видимо, тогда и даже почти до последних годов царствования Михаила трудно было России поправиться совершенно после продолжительного смутного времени. Россия тогда была довольно еще слаба, даже настолько, что не в состоянии была удержать за собой крепость Азов, завоеванную донскими казаками. Эти казаки, жившие в пределах Московского государства, не признавали за собой почти ничьей власти и действовали по своему произволу. Ввиду того, что крымские татары продолжали своими набегами разорять южные области Московского государства и постоянно находили себе поддержку в турецком султане, предприимчивые донские казаки, уже не раз нападавшие на крымские и турец(с. 666)кие прибрежья Черного и Азовского морей, в 1637 году захватили и изрубили в своем кругу турецкого посланника, и при содействии запорожцев взяли приступом сильную турецкую крепость Азов и засели в ней; затем донцы известили царя Михаила Феодоровича о своих подвигах, прося прислать им войско на помощь. Царь не мог не радоваться взятию города Азова, но был очень недоволен самовольной расправой, почему прислал донским казакам строгую грамоту, в которой указывал, что нигде не принято убивать послов и даже во время войны, и осуждал их за самовольное взятие Азова без царского повеления. Завладеть Азовом было бы весьма выгодно для московского правительства, особенно для удержания крымских татар от частых набегов на украинские города; но это вовлекло бы государство в войну с Турцией, а к этой войне не было ни средств, ни возможности. Царь Михаил Феодорович поэтому счел нужным уведомить султана, что казаки самовольно убили посла и захватили город, что царь стоит за казаков, и просил его не иметь «нелюбья» против России. В Константинополе эти известия вызвали великое негодование.

В 1641 году турки, освободившись от войны с персами, послали на южно-русские пределы крымцев и ногайцев, а сами с двухсоттысячным войском на кораблях и с сильной артиллерией осадили Азов. Пятнадцатитысячная горсть донских казаков с несколькими сотнями своих жен и тысячью запорожцев тогда проявили удивительное геройство: они мужественно отбили 24 турецких приступа, истребили 20 тысяч турок и чрез 4 месяца заставили турок снять осаду и с потерей почти половины войска возвратиться восвояси. Донцы затем немедленно прислали послов в Москву бить челом царю Михаилу, чтобы принял Азов под свою высокую державу назначением воеводы с ратью. Царь прислал казакам похвальную грамоту с жалованием в 5 тысяч рублей и говорил им: «Мы вас за вашу службу, раденье, промысел и крепкостоятельство милостиво похваляем». Но воздавши казакам должное за их геройство, царь для обсуждения важного дела о принятии Азова под свою державу созвал в январе 1642 года выборных людей (до 200 человек) на великий земский собор. На решение собора или думы были поставлены вопросы: «Государю царю за Азов с турецким султаном и крымским ханом разрывать ли и Азов у казаков принимать ли? Если принять, то войны не миновать; (с. 667) и ратные люди надобны будут многие; на жалованьи запасы и деньги надобны многия и не на один год. И так великия деньги и многие запасы где брать?». Выборные в отдельных письменных ответах по этим вопросам предоставляли окончательное решение всего этого дела на волю государя, и все сословия изъявляли готовность по мере своих средств служить и на военные издержки жертвовать всем, даже жизнью. Но в то время как большинство земского собора, в особенности служилое сословие, склонялось в пользу принятия Азова под московскую державу, многие из дворян северных и южных городов, также торговые люди указывали на разные беспорядки и злоупотребления, от которых они страдают и беднеют. Сотские, старосты и все тяглые люди жаловались на обнищанье от великих пожаров и разоренье от тяжких податей и повинностей. Ответы выборных людей ясно показали, что Русское государство далеко еще не поправилось и находится не в таком состоянии, чтобы могло выдержать трудную борьбу с могущественной Турецкой империей и еще сильной Крымской ордой. Поэтому царь Михаил Феодорович, на волю которого выборные предоставили в существе дела окончательное решение вопроса, отдал в конце апреля 1642 года приказ казакам – немедленно оставить Азов и отойти к своим куреням, при чем казакам обещано государево жалованье. Они повиновались царскому приказу – но пред выходом из Азова так сильно разорили его, что туркам остались только одни развалины.

Но если в царствование Михаила Феодоровича внешние войны с поляками и шведами оказались не вполне удачными, то внутренняя деятельность его в самом государстве была несомненно самая многосторонняя и сопровождалась добрыми последствиями в отношении упорядочения и вообще умиротворения в государстве. Михаил Феодорович вступил на престол шестнадцатилетним отроком, был умный, мягкого характера и легко доступен сторонним влияниям. Ближайшее и сильное влияние на него вначале оказывала энергичная мать инокиня Марфа Ивановна, из воли которой царь Михаил, вероятно, и теперь не выходил и действовал по ее советам. Старица Марфа как царственная монахиня занималась более всего, конечно, благочестивыми делами, но она направляла дворцовую жизнь и имела также большое влияние на государственную жизнь того времени, причем возвышала и ставила своих родственников у государственных дел. Но главную помощь молодому царю (с. 668) Михаилу оказывали земские соборы, на коих и решались все важнейшие дела, администрацией представляемые на рассмотрение. Нельзя не обратить внимание на то, что по приезде в Москву юный царь Михаил Феодорович не отпустил выборных земских людей и они оставались в Москве до 1615 года, когда заменены были другими, и так дело шло до 1622 года: один состав земского собора сменялся другим, одни выборные уезжали из Москвы к своим делам и хозяйствам и заменялись другими. Так в течение почти десяти лет в Москве существовал постоянный земский собор, и такая мудрая политика была подсказана правительству самой жизнью: смута еще не прекратилась совершенно и беспорядки продолжались; при общем в России разорении, при казачьих грабежах и бессилии Москвы против них снова, на взгляд современника, могли одолеть и поляки и казаки. Против таких-то внутренних врагов сторона государственного порядка и сплотилась, выражая свое единодушие земским собором при своем юном тогда царе. Власть и земля тогда были в союзе для того, чтобы бороться против общего врага за существование с проявлениями смут и обеспечить в государстве мир, и молодой царь понимал всю важность действовать заодно с избравшими его на трон и охотно опирался на земский собор как на средство лучшего самоуправления государством, при чем чрез выборных от сословий удобно было узнавать истинные нужды народа.

В отношении внутреннего устройства у московского правительства тогда было две задачи: во-первых, собрать в казну как можно более средств и, во-вторых, устроить служилых людей или хорошо организовать войско. Для первой из этих задач земский собор назначал два раза – в 1615 и 1616 годах – сбор пятой деньги, то есть 20% «со двора», с годового дохода плательщика, и посошное – в 1616 году по 200 рублей с каждой сохи или с меры пахотной земли. Сверх того своим чередом платились обычные подати, которые собирались с обычной тогда жестокостью и, конечно, очень большим бременем ложились на народ. Для второй же цели правительство посылало не раз в разные местности бояр «разбирать» служилых людей, принимать в службу детей дворян, годных к ней, и наделять их поместной землей. И для первой и для второй цели необходимо было знать положение частной земельной собственности в государстве, и вот посылались «писцы» и «дозорщики» для описи и податной оценки земли. Но все (с. 669) намерения правительства в этом отношении исполнялись небрежно, со многими злоупотреблениями со стороны администрации и населения: писцы и дозорщики к одним относились снисходительно, других же притесняли, брали взятки; и само население, с целью избавиться от податей, часто обманывало писцов, скрывало свое имущество от них и этим достигало льготной для себя, хотя неправильной оценки.

 

(№ 23, с. 685)

Таково было положение дел до 1619 года, когда молодой царь Михаил Феодорович не имел при себе хороших, искренних и бескорыстных советников. Но это положение в Москве переменилось, когда приехал государев отец митрополит Филарет Никитич, муж умный, способный и опытный в государственных делах. С приездом его началось так называемое двоевластие: царь Михаил стал управлять государством с помощью отца-патриарха. Все иностранные посольства представлялись или обоим государям вместе, или каждому отдельно. Важнейшие доклады представляемы были тому и другому. Но это двоевластие нисколько не нарушало единства правительственной деятельности. Преимущественно трудами и государственными способностями Филарета Никитича, на стороне которого была такая могущественная сила, как общенародное сочувствие, было восстановлено и укреплено значение самодержавной власти царственного его сына, отличавшегося мягкостью характера. В великом государе Филарете Москва имела большое приобретение, получив тогда особенно нужного умного администратора и надежного советника. Как только Филарет был поставлен в патриарха, он возбуждает важнейшие государственные вопросы и ставит их на разрешение великого земского собора или думы уже в июне 1619 года, и прежде всего по восстановлению государственного хозяйства, расстроенного внутренними смутами, и по улучшению областного управления.

В отношении приведения в порядок хозяйственной части государства собору поставлены были на вид указания, сделанные царю патриархом, и земский собор по тщательном рассмотрении их составил соответственные определения. Так, указано например, что с разоренной земли взимались подати крайне неравномерно: одни из разоренных земель облагались податью по дозорным книгам или по оценке имуществ сообразно их благоустроенности, при чем принимались в расчет обстоятельства, могущие дать льготы по (с.686) уплате податей (долги, пожары, разорение от врагов и тому подобное); другие же земли, не менее разоренные, облагались податными тягостями по писцовым или переписным книгам, по простой податной оценке имуществ, при которой обращалось внимание на благосостояние плательщиков. Ввиду этой неравномерности взимания податей собор постановил произвести снова перепись в местностях неразоренных, сделать точные росписи тяглых земель или «писцовые книги» и распределить подати сообразно с имуществом жителей. А так как при переписи земель допускались постоянные злоупотребления дозорщиков и писцов, то постановлено набрать таковых из надежных людей, под присягой взять с них обещание под страхом жестокого наказания писать без взяток и дозирать по совести «вправду». Такие «писцовые книги» составлялись несколько лет. Получивши точные сведения – росписи, правительство уже хорошо знало, что с кого требовать, и в соразмерности того увеличивало доходы и определяло число войск. Каждый помещик имел определенный рубеж, далее которого не мог простирать своего права, отчего пресекалось много споров и тяжб.

Далее, собору земскому поставлены были царем на вид постоянные злоупотребления со стороны тяглых людей, которые избавили себя от царских налогов тем, что заложились или записывались в кабалу за боярами, духовенством или за монастырями, которые были освобождены от государственных налогов и повинностей. Другие тяглые выходили или же просто убегали из своей общины или посада, переселялись в Москву и ближайшие к ней города и укрывались здесь у своих родственников или друзей, между тем общины в силу круговой своей поруки должны были платить за них – выбывших своих членов. Ввиду этого земским собором постановлено – тяглых людей, выбежавших и «заложившихся» за боярами, духовенством, монастырями, сыскивать чрез местные власти и возвратить назад на свои прежние места жительства, а на тех, кто их держал, наложить штрафы или взыскивать проистекшие от того убытки, то есть неуплаченные подати за все годы укрывательства. Кроме этих податных злоупотреблений указано царем и то, что многие просят «от сильных людей оборонить их»: ибо сильные, то есть власти, влиятельные бояре и другие, «чинят им насильства и обиды». Относительно жалоб на обиды от сильных лиц царским указом и соборным приговором поручено боярам И. Черкасову {f} и Д. Мезецкому сыскивать про обиды «сильных людей».

Сверх того, для прекращения злоупо(с. 687)треблений и насилий воевод и их чиновников – приказных людей правительство охотно выдавало грамоты, дававшие право судиться и управляться посредством своих выборных губных старост, как это было при царе Иоанне Грозном. Но так как сбор податей, который возлагался на ответственность выборных, был тогда очень затруднителен, то во многих местах никто не соглашался быть выборным начальником. Вследствие этого уже от правительства были назначаемы воеводы во многие такие города, которые прежде управлялись выборными старостами.

К этому же времени относится следующая замечательная мера правительства: приказано было из каждого города прислать в Москву выборных «для ведомости и устроения» по одному человеку из духовенства, по два из дворян и детей боярских и по два из посадских людей «добрых и разумных». Эти выборные должны были по приезде в Москву сообщить правительству верные сведения о действительном состоянии областей, об обидах, притеснениях и разорениях от местной власти и о способах помочь разоренным жителям, посоветовать, как Московское государство поправить и «ратных людей пожаловать». Новая земская дума, составленная из этих сведущих лиц, могла собраться в Москве в самом конце 1620 года, и ею до некоторой степени были выполнены те важные и обширные меры, которые постановлены предыдущим земским собором 1619 года и немало содействовали восстановлению экономического порядка и общественных отношений, нарушенных событиями и разорениями смутной эпохи.

При царе Михаиле Феодоровиче постепенно восстановлялось {g} в Москве центральное управление, государственные и общественные порядки, нарушенные смутной эпохой; восстановлялось это управление по образцам XVI века в форме старых приказов. Но потребностями времени вызывались к жизни многие новые приказы с известной отраслью ведения, о которых прежде нет известий. Таковы – патриарший двор, патриарший судный приказ, патриарший разряд, новгородская четь, новая четь, устюжская четь, владимирская четь, галицкая четь, костромская четь, московский судный приказ, казенный двор, мастерская государева палата, сбору разных и даточных людей приказ, дворцовый судный приказ, полоняничный приказ, приказ сыскных дел и другие [3]. (с. 688) В центре государственного управления по-прежнему (и в течение шести лет – до возвращения митрополита Филарета из плена) оставалась и всем руководила как высшее правительственное и судебное учреждение государева боярская дума, которая вела свое происхождение от древнего обычая князей – советоваться о делах со старшей дружиной. Она входила при Михаиле Феодоровиче и в земскую думу как ее главная составная часть, и являлась действительным и деятельным советом государевым. Восстановляя старый механизм государственного управления, московские люди, по-видимому, не думали что-либо менять и вместе с тем, однако же, изменили многое. Такого рода перемены произошли, например, в областном управлении, где правительство более или менее систематически вводило воевод, так что воеводская власть из временной становится постоянной и вместе гражданской властью. Далее, держась по-старому поместной системы, спеша привести в порядок поместные дела, упорядочить службу, правительство все более и более прикрепляет крестьян, «что при старых великих государях не было». С другой стороны, давая первенствующее значение придворно- и военно-служилому сословию как главной опоре царской власти, все более и более обеспечивая его положение, правительство мало-помалу приходит к сознанию неудобства и несостоятельности дворянских ополчений, ввиду чего и заводится иноземный ратный строй, рейтарские полки. Так, в войске Шеина 1632 года под Смоленском было уже 15 тысяч регулярного войска, устроенного по иноземному образцу.

Земский собор признавался при царе Михаиле Феодоровиче существенным элементом государственного управления – при желании самого царя иметь при себе в помощь руководственно-исполнительный орган. В первые годы царствования Михаила власть государя, как сказано, стояла наряду с властью Русской земли или великой земской думой; все важные государственные меры и дела исходили и решались по царскому указу и соборному уложению, о чем свидетельствуют окружные грамоты, издаваемые от имени земской думы. Участие выборных всей земли в важных государственных и земских делах в первые годы царствования Михаила Феодоровича «объясняется новостью династии» (Костомаров), было следствием еще не установившегося порядка, молодости и неопытности государя, хотя довольно заметно стремление к восстановлению правительственной власти в прежнем ее объеме. И никто не противоречил этому факту общественного участия в делах и (с. 689) строительстве разоренного государства, пока новые условия жизни не упразднили его. С прибытием в Москву государева отца Филарета все управление пошло уже неуклонно полным самодержавным путем. Земские соборы теперь отнюдь не имели значения верховной власти, как было в смутное время. Новый царь требует от созываемых им соборов исполнения обещания поддерживать престол, содействовать ему в окончательном очищении государства от внешних и внутренних врагов и успокоении общества. Соборы земские созывались по воле самого царя, не в определенное время, а когда ему было угодно. Когда же самодержавие при твердом своем курсе признало земские соборы неуместными, со стороны народа отнюдь не встречается заявления о необходимости их; следовательно, в народе после смутного времени отнюдь не образовалось понятия о том, чтобы царская власть была разделена с волей земского собора или с волей бояр. Формальное восстановление царского самодержавия в эпоху соучастия Филарета Никитича в управлении выразилось с особой наглядностью в указе 1625 года о новой государевой печати; на ней в царском титуле прибавлено слово «самодержец», и этой печатью приказано скреплять всякие государственные и правительственные акты. По кончине же патриарха Филарета (1 октября 1633 года) в последние 12 лет своего царствования Михаил Феодорович действительно является самовластным правителем и при своей продолжительной правительственной опытности тем легче поддерживал то строгое самодержавие, которое восстановлено и укреплено преимущественно трудами его отца – Филарета Никитича.

Далее. В целях достижения внутреннего благосостояния своего государства царь Михаил Феодорович очень много заботился об образовании в России и о насаждении в ней фабрично-заводских производств. Московское правительство тогда стало на льготных условиях призывать в Россию промышленников-иностранцев, руководясь стремлением привить в государстве разные промыслы, до тех пор неизвестные в ней. Среди промышленных иностранных мастеров и фабрикантов появились на Руси прежде всего «рудознатцы», оружейники (в Туле), литейщики, часовщики; при помощи иностранцев у нас тогда были устроены заводы железоделательные, медно-плавильные, стекольные, кожаные и кирпичные. Торговые льготы и вообще гостеприимное отношение к иностранцам со стороны московского правительства, ожидавшего от них экономической (с. 690) пользы для государства, привлекали в Россию много иноземцев [4]. Немецкая слобода в Москве (на правом берегу Яузы близ ее устья) теперь разрослась: в ней было до тысячи семейств только протестантских исповеданий, которым как чуждым религиозной пропаганды оказывалось благосклонное отношение, между тем к католикам в Москве относились более чем неприязненно. Царь Михаил Феодорович положил начало развитию у нас фруктового, цветочного и аптекарского производства. В кремлевских дворцовых садах появились новые в России растения, между прочим, заграничные розы. Далее, в отношении к европейским государствам Михаил Феодорович заботился вообще о поддержании дружественных отношений. Впрочем, под конец его царствования, когда Московское государство с торжеством вышло из различных внешних и внутренних затруднений, многие иноземные государи и сами спешили вступить в самые близкие отношения с царем Михаилом. Так, датский король старался поддержать и упрочить прежние свои связи с Московским государством, шведский король Густав Адольф из врага обратился в доброго соседа и старался войти в тесный союз с московским государем. Французский король Людовик XIII, с которым Московское государство впервые обменялось посольством при царе Михаиле Феодоровиче, приглашал его к союзу против Германии. Для ознакомления с современным положением в иностранных, особенно соседних, государствах постоянно были доставляемы из Новгорода в Москву «вестовые письма» вроде рукописных газет.

В целях поднятия упавшего книжного дела царь Михаил выстроил на Никольской улице, вместо сгоревшего в московское разоренье печатного двора, новую типографию, и решено было возобновить печатание богослужебных книг. По мысли государева отца Филарета возобновлен начатый еще Максимом Греком труд первого в России серьезного исправления богослужебных книг, в которые вкралось множество ошибок, вносимых в течение веков небрежными и невежественными переписчиками. Исправление ошибок поручено было по царскому указу 8 ноября 1616 года преимущественно Дионисию, знаменитому архимандриту Троице-Сергиевой лавры, прославившемуся в (с. 691) смутное время геройской защитой ее от осаждавших поляков. Но Дионисий за исправление книг был обвинен несправедливо в ереси и после многих оскорблений осужден духовным собором и заключен в Новоспасский монастырь, и только при патриархе Филарете Никитиче освободили Дионисия и возвратили на Троицкую архимандрию {h} в 1620 году. Исправление и печатание богослужебных книг вообще деятельно продолжалось в царствование Михаила Феодоровича как при патриархе Филарете, так и при преемнике его Иоасафе, при котором в шестилетнее его управление было напечатано книг более, чем в четырнадцатилетнее патриаршество Филарета, при чем для справок при печатании были взяты из Кириллова монастыря списки прологов и четьих-миней «добрых старых переводов».

Старанием благочестивого царя Михаила Феодоровича и патриарха Филарета получена в марте 1625 года от персидского шаха Аббаса чрез посланника-грузинца драгоценная для верующих святыня – срачица Христа {i} в золотом ковчеге, захваченная шахом при покорении Грузии. Так как эта святыня доставлена была от иноверного царя, то ради испытания ее подлинности патриарх с освященным собором назначил молебны, семидневный пост и хождение с ней в дома к больным для возложения, и совершилось много чудесных исцелений от прикосновения к ним ризы Господней. Затем царем и патриархом разослана была окружная грамота к областным архиереям с известием об этих исцелениях и с повелением ежегодно отправлять празднества в честь Положения ризы Господней 10 июля, потом вскоре составлен был и чин богослужения на день этого празднества.

Несомненно, что под скипетром Михаила Феодоровича Россия, вконец обессиленная смутами, значительно оправилась и укрепилась. Пределы России, несколько сократившись на западе вследствие уступок, сделанных в силу необходимости полякам и шведам, при царе Михаиле распространились на востоке покорением большой части Сибири путем правительственных мероприятий, и русская колонизация здесь сделала быстрые успехи. Чем далее русские углублялись в недра богатой Сибири, тем все более и более в малонаселенных краях были устрояемы города и остроги, также села и деревни – в уездах Верхотурском, Туринском, Тюменском, Пелымском, Березовском, Тобольском, Томском. Так, тогда основаны были города: Енисейск (в 1619 году), Красноярск (1622 год), (с. 692) Илимск (1631 год), Якутск (1632 год), Туруханск (1642 год) и другие. В царствование же Михаила получила начало и Ирбитская ярмарка. Города, построенные Борисом Годуновым, при царе Михаиле были укреплены и заселены русскими переселенцами, снабжены оружием и ратными людьми. Главнее всего то, что в городах и новооснованных слободах построены православные храмы и учреждены монастыри. Нужно заметить, что в Сибири как стране отдаленной было мало церквей; переселенцы удалены были и от богослужения, и от надзора духовных лиц и вели совсем не благочестивый образ жизни. Патриарх Филарет в 1621 году посвятил в Сибирь первого епископа – знаменитого Киприана, который и был назначен в Тобольск как главный пункт новообразованной епархии, и он (до 1624 года) много потрудился для церковного благоустройства и для обращения язычников в христианство, привезши с собой в Сибирь несколько черных и белых священников; он же основал там несколько монастырей. В подкрепление деятельности епископа Киприана сам патриарх Филарет в 1622 году послал в Сибирь обличительную грамоту с приказанием читать ее всенародно в церквах. В грамоте он укорял русских поселенцев в Сибири, особенно служилых людей, за то, что они не соблюдали положенных святой Церковью постов, ели и пили с иноверцами, усваивали их обычаи, вступали в связи с некрещеными женщинами, брали себе насильно чужих жен, закладывали, продавали, перепродавали их друг другу и допускали другие пороки.

Не можем не упомянуть и о том, что царем Михаилом Феодоровичем построено с 1635 года немало городов на юге самой России, необходимость постройки которых вызывалась опасностью набегов разных татар. Так, сооружены город Тамбов (1635 год), на лесном Воронеже город Козлов (1636 год), Усерд на Тихой Сосне (1636 год), на Касимовском броду земляной городок, на реке Ломове города Ломов Верхний и Нижний (1637 год), Обоянское, Чугуево городище и другие в целях оборонительных против набегов татар, при чем приняты меры для заселения новых городов служилыми людьми. На путях в Крым кроме жилых городов устроялись и «стоялые» острожки, то есть такие, где не было постоянных жителей, а куда отправлялись по очереди на временное пребывание служилые люди.

Далее, принявши Москву разоренную, в развалинах, царь Михаил Феодорович сделал ее красивым и огром(с. 693)ным городом, которому дивились приезжавшие сюда иностранцы. До царя Михаила не существовало в Москве ни Белого города, ни деревянного Скородома, ни Земляного города, ни слобод, ни Замоскворечья, а при Михаиле Феодоровиче все это было застроено так, как будто и не было совсем разрухи лихолетья, когда поляками были сожжены ведь три четверти Москвы за небольшими исключениями в Кремле и Китай-городе. Царь Михаил восстановил обвалившиеся каменные стены и башни Кремля; небольшие Спасские ворота он надстроил высокой башней; заново восстановил разрушенные дворцы; многие казенные и церковные здания повелел возобновить или вновь построить из кирпича. Он восстановил и украсил стенной иконописью Успенский соборный храм, причем работа была очень кропотливая, так как прежде надобно было срисовать все старое стенное письмо, а потом по тем же рисункам расписывать стены заново. Против Тайнинской башни Михаил Феодорович построил ныне не существующий Александровский собор; на Красной площади сооружен был Казанский собор в память освобождения Москвы от поляков князем Д. Пожарским; на Варварке близ боярских палат Романовых построен Знаменский монастырь, и вообще много храмов было воздвигнуто при царе Михаиле в Китай-городе, Белом и Земляном городе. Тщанием патриарха Филарета сделана около годуновской колокольни Ивана Великого огромная колокольная пристройка, доселе называемая Филаретовской. Ввиду всего этого Михаила Феодоровича по справедливости следует признать вторым основателем города Москвы.

Весьма деятельный царь Михаил Феодорович умер в ночь с 12 на 13 июня 1645 года на пятидесятом году от рождения. Почувствовавши себя дурно во время всенощной, в ночи он тихо скончался от водяной болезни, оставивши после себя сына Алексея и трех дочерей, рожденных от второй его супруги Евдокии Лукьяновны – из рода дворян Стрешневых (первая супруга Мария, дочь князя Владимира Тимофеевича Долгорукова, умерла 6 января 1625 года, спустя три месяца с небольшим после бракосочетания 19 сентября). Пред кончиной своей царь Михаил благословил на царство шестнадцатилетнего сына своего Алексея, которому по объявлении приближенным Никитой Ивановичем Романовым о смерти царя тотчас же присягнули придворные чины и Москва, за ней и все Московское государство – без всяких волнений и недоразумений встретив восшествие на престол второго (с. 694) царя нового царственного Дома Романовых. Тридцать два года четыре месяца и тринадцать дней тихого, любвеобильного, благоразумного царствования Михаила Феодоровича видимо принесли свои благие плоды. Всем смутам в государстве был положен конец; Россия вышла победительницей, и на святой Руси торжествовала та великая идея самодержавия, которая пошатнулась в период смутного времени, но восстановлена самим же народом и твердо установлена царем Михаилом Феодоровичем как залог последующего благополучия Русской земли.

В заключение очерка царствования первого царя из Дома Романовых не можем не сказать особо о том, что он, вопреки мнению некоторых, действительно обладал самодержавной властью, без каковой народ даже и не мог мыслить и представлять себе русского царя-государя. Сверх того, что самый уже указанный нами характер правления царя Михаила Феодоровича убеждает нас в этой истине, мы в тех же целях обратим внимание на отношение русских к предложениям поляков в лице королевича Владислава иметь царя с ограниченными правами, также и на самое предложение великого московского посольства боярину Михаилу Феодоровичу Романову полного властительства без каких-либо ограничений.

Поляки, как уже известно, в период междуцарствия на Руси восхваляли москвичам свой западный вид монархии с политическими вольностями, с ограниченной властью короля-государя, не могшего решать государственных дел без сейма. На предложение поляков в лице Владислава получить царя с ограниченной властью русские представители указывали тогда, что россияне желают себе, по заветам своей истории, такого царя, который, как Бог, карает и милует, который не дает слабого в обиду сильным, и назвали польскую вольность своеволием, при которой трудно найти слабому правосудие над теми, кто в Польше творил бесчинства и всякое насилие над меньшими людьми. Значит, русский народ не хотел монархии по западным образцам. Отказавшись от польских вольностей Речи Посполитой или республики, как поляки называли свое государство, русский народ при воссоединении своего государства не думал и о вольностях новгородских, при которых власть государя по особым договорам была ограничена вечем или народным собранием с выборным посадником, тысяцким и старостами пяти новгородских концов. Русским было небезызвестно, какими буйными усобицами ознаменовала себя (с. 695) эта новгородская вольность. Равным образом при избрании государем Михаила Феодоровича Романова никто в великой общеземской думе не говорил, как и в самой дошедшей до нас избирательной грамоте ни слова не сказано, об ограничении его верховной власти думой боярской, как было при избранном боярами Василии Ивановиче Шуйском, которого народ поэтому называл только полуцарем и считал невольным и связанным в своих царских действиях. Народ русский, успевший уже настолько проникнуться монархическим началом, что без царя не мог себе представить никакого гражданского права, отнюдь не притязал, как на Западе, делить с государем верховную власть, вмешиваться в его государево дело, вообще не дерзал ограничивать царскую его власть. Русские люди, измученные бедствиями смуты и не любившие боярского многовластия, жаждали бесхитростного восстановления самодержавной царской власти и, нисколько не желая и думать об ограничении царской власти по своей твердой вере в спасительную силу самодержавия, восстановили государство в виде царства самодержавного, в том самом виде, в каком российская монархия создана была многовековым историческим трудом ко времени Иоанна III и в каком существовала при царях Иоанне Васильевиче IV и сыне его Феодоре Иоанновиче. Вся Русская земля с всецелой преданностью вручила юному Михаилу Феодоровичу никем и ничем не ограниченную власть государя-царя самодержца, вручила власть, высоко стоящую над народом, власть свободную и самостоятельную, власть высочайшую, выше которой признавалась только власть Бога Вседержителя, вручили ему власть ответственную только пред Богом и царской совестью, власть, не имеющую нужды заискивать в ком-либо для осуществления интересов государственных и народных. Поэтому русский народ никогда не называл Михаила Феодоровича государем волей народа, а всегда величал его богоизбранным и боговенчанным великим государем, царем и самодержцем Божией милостью. И сам Михаил Феодорович в своих грамотах и на своих печатях именовал себя так: «Божиею милостию Великий Государь Царь Самодержец».

Наконец, что касается личности и характера правления самодержавного царя, основателя на Руси династии Романовых, то его смиренная фигура, конечно, не похожа на обычные типы основателей новых династий, типы энергических честолюбцев, не разбирающих средств для достижения целей; тем не менее в этой простодушной, скромной юно(с. 696)шеской фигуре избранного царя Михаила Феодоровича было много симпатичного для русского народа, особенно после того как он вдоволь насмотрелся на разных беспокойных и беспощадных честолюбцев смутного времени. Эта фигура Михаила с ее ясным добродушным выражением производила успокоительное впечатление на современное общество и напоминала ему последнего рюриковича Феодора Иоанновича, который оставил самую светлую память в народе и даже почитался им за святого человека. Личность царя Михаила Феодоровича как нельзя более способствовала укреплению его власти: мягкость, кротость, доброта, благоразумие, набожность этого государя, особенно часто проявлявшаяся в богомольных поездках по святым обителям и в путешествиях для поклонения святыням, производили на народ самое выгодное для верховной власти впечатление, самым привлекательным образом представляли эту власть в глазах русского народа; известная всем доброта царя исключала мысль о том, что какое-нибудь зло могло проистекать от него, и все, что не нравилось тому или другому, падало на ответственность лиц, посредствующих между верховной властью и народом. И нельзя не признать, что избрание Михаила Феодоровича на царство было истинно благодатным даром Провидения, ибо сосредоточением власти в его лице прекратились волнения, безначалия; партии примирились, самостоятельность России после бурной эпохи московской смуты утвердилась. Пламенным желанием царя Михаила было возвратить России отторгнутые соседними королями области, но все усилия его к достижению цели не увенчались успехом. Михаил Феодорович был тверд в намерениях, чрезвычайно деятелен и оказал большие услуги отечеству умиротворением и улучшением внутреннего устройства. В 16 лет своего возраста возложивши на себя шапку и бармы Мономаха, царь Михаил вначале, конечно, не обладал ни правительственной опытностью Бориса Годунова, ни волей и умом своего внука Петра I, между тем Московское государство получил в полном разорении. Принявши под свою державу государство и самую Москву разоренными и разрушенными почти до основания, Михаил Феодорович совместно с опытным в управлении своим родителем патриархом Филаретом ввел государство на свой исторический путь, поставил в колею государственного порядка, восстановил или даже вновь создал Русское государство, и за это принадлежит ему величайшая слава, и историки с большим правом называют царя Михаила вторым осно(с. 697)вателем Русского государства, а не одной первопрестольной Москвы. С чувством самого глубокого уважения мы должны относиться к Михаилу Феодоровичу Романову как родоначальнику одной из самых могущественных династий во всемирной истории, как основателю той новой национальной ныне трехсотлетней династии, которая довела Россию до теперешнего императорского величия и могущества, державно представляемого нашим возлюбленным монархом, царем самодержцем Николаем Александровичем Романовым.

 

 

[Авторские подстрочные примечания:]

(с. 649)

  1. Публичное чтение от Феодоровско-Сергиевского братства 22 октября 1912 года в зале Костромской городской думы.

(с. 665)

  1. Причиной столь строгого приговора были преимущественно позорное поведение Шеина, явившееся главной виной несчастного исхода войны и гибели многочисленной, храброй и хорошо вооруженной русской армии, и отчасти месть бояр Шеину за непомерную гордость и презрительное отношение к товарищам, высказанные им пред самым отправлением в смоленский поход. Находясь тогда у целования руки царской, он с большой гордостью высчитывал свои заслуги, при чем говорил, что прежней службой он выше всей своей братии-бояр, что «в то время, как он служил, многие бояре по запечью сидели и сыскать их было немочно».

(с. 687)

  1. Установлены были таможенные и кабацкие головы для сбора доходов с таможен и продажи напитков, а к ним придавались выборные из местных жителей целовальники. Разные городские занятия подвергались отдаче на откуп в пользу казны, так, были квасники, дегтяры, извощики {j}, банщики и другие.

(с. 690)

  1. Около царя из них же были: доктора, аптекари, окулист, алхимист, лекари, переводчики, часовых и органных дел мастера – все под ведомством аптекарского приказа.

 

 

{Примечания редактора – в фигурных скобках:}

а. Некоторые свои статьи И.В. Баженов предварял кратким изложением их содержания.

b. В тексте – из, очевидная опечатка.

c. В смысле – окраине.

d. Имеется в виду Марина Мнишек, дочь сандомирского воеводы.

e. Жолнер – солдат-пехотинец в польской армии.

f. Правильнее – Черкасскому.

g. Здесь и далее – так в тексте.

h. То есть вновь возглавил монастырь.

i. То же, что риза Господня.

j. Сохранено авторское написание.