Игумен Антоний (Бутин)

Протоиерей Михаил Диев – православный подвижник XIX века

​(Продолжение. См. предыдущую часть 3)

В отношении причта отцу Михаилу не везло. Большинство членов причта, а их в его служение на Сыпанове было немало, оказывались людьми в нравственном отношении низкими и причиняли много горя батюшке. В 1834 году на сыпановский приход был переведен за пьянство и буйный характер из нерехтского собора диакон Ремезов, 8 лет тиранивший смиренного пастыря и скромного труженика науки, а на место дьячка – запрещенный диакон Копылов, в скором времени за буйство и нетрезвость переведенный пономарем в другой приход. Пономаря Перепелкина дважды увольняли из Сыпанова по прошению прихожан и тоже за буйство. На его место был перемещен из Березняков Евграф Николаев, который пошел по стопам своих предшественников и разделил равную с ними участь: в 1838 году его переместили в Большие Соли, откуда за буйный поступок против священника сослали в Сибирь. Подобного же характера был пономарь Викторов, постоянно переводимый с места на место и наконец лишенный духовного звания [139].

В училищных трудах на отца Михаила Диева обрушились иные неприятности. В начале 1834 года смотрителя нерехтских училищ Павла Ивановича Яблокова решено было перевести в город Галич. Испытывая сердечную благодарность Яблокову за поддержку при назначении в нерехтское училище, батюшка Михаил обратился с просьбой к своему другу Снегиреву о помощи в сохранении для Нерехты этого штатного смотрителя как хорошего администратора и ревностного преподавателя [140]. Оставшись на прежнем месте, Яблоков через полгода из друга превратился в яростного врага для своего заступника.

В письме И.М. Снегиреву от 17 декабря 1834 года батюшка жалуется: «… новая неприятность: при нашем училище … было все спокойно, служили от всего сердца и любовались друг другом. В июле определился к нам новый учитель Чернышов, произведение Рязанской гимназии, и этот пустой человек по всем отношениям принес с собою к нам, так сказать, меч и разделение. Первоначально ссора между учителями началась с пустяков». Батюшка, держа нейтралитет, пытался примирить враждующих, но тем самым вызвал неудовольствие смотрителя Яблокова, который стал его чернить и похвалялся изгнать из училища – используя недовольное купечество, обиженное на Диева изданной им поговоркой: «Бойся не на дороге воров, а в Нерехте каменных домов» [141].

Перед Рождеством Яблоков собрал мещан и купцов в думу, стараясь возмутить их поговоркой. Большая часть собрания сочла, что «им не до этих безделиц», но священника Диева решили не пускать в каменные дома славить на святках.

На этом Яблоков не успокоился. Он пригласил к себе на квартиру недругов Диева – протоиереев Высоцкого и Кандорского, уговаривая их написать донос на отца Михаила, что он венчание совершал в четверг, а не в пятницу. «От его происков лишаюсь охоты исполнять обязанность, каждый день ожидая быть изгнану, а лишиться 500 руб. для моего семейства и в моем звании составляет многое», – писал отец Михаил московскому покровителю [142].

«Господу было угодно, чтобы конец 1836 года, спокойно мною прожитого, навсегда остался для меня памятным по несчастьям, постигшим семейство мое. С 11 декабря все пятеро детей моих в продолжении пяти дней отчаянно слегли в постель; сначала я полагал, что корь заглянула в приют мой: по совету со врачем так и лечить начали, но это-то, кажется и погубило их. Сначала семилетний сын, потом семнадцатилетняя, и наконец двух годов дочь на двух неделях учинились жертвою лютой смерти. При первом ударе слезы лились рекою, но при тех двух не пролил я ни одной слезы, зато душевная скорбь не менее была тягостна, как и при первой потере, где слезы по-видимому несколько облегчали душу. Остальные два сына почти выздоровели, только у среднего оказалась за ухом инфломация, которая хотя опала, но материя еще выходит. В сем посещении единственным утешением нашел я веру и упование на Бога, и это-то спасло меня; чтобы при таких сокрушениях не пасть самому, слабый молитвою, я принялся писать жития российских святых, коих описание начато мною еще в 1835 г.», – сообщал отец Михаил о своих несчастьях в письме Снегиреву [143].

Очевидно, состояние здоровья отца Михаила пошатнулось при потере детей, и он 15 декабря пишет письмо своему отцу священнику Якову с просьбой приехать причастить его и похоронить внука [144].

Для отца Михаила это был самый тяжелый период жизни. Назначенный на Костромскую кафедру епископ Владимир (Алявдин) по отношению к священнику Диеву продолжил притеснительную политику своих предшественников.

Епископ Владимир управлял Костромской епархией в течение шести лет. Он восстановил Ипатьевский монастырь, создал причетнические школы для детей духовного звания. Преосвященный Владимир часто совершал богослужения. Каждую неделю он служил не менее двух раз, а иногда и 4–5 раз, и поучал паству назидательными проповедями. Преосвященный ревновал о приумножении вверенного ему стада. Он участвовал во всех крестных ходах. Его не останавливали ни холод зимой, ни жара летом, ни дальние расстояния. При такой занятости епархиальными делами он находил время и для занятия литературной деятельностью, подготовил к изданию свои поучения, занимался переводами с французского языка.

Владыке Владимиру – ввиду труднообъяснимой научной работоспособности [145] священника Михаила Диева – казалось, что в Сыпанове очень редко совершаются богослужения. Архиерейское недовольство провинциальным ученым служителем алтаря росло.

13 мая 1837 года Нерехту посетил наследник цесаревич, великий князь Александр Николаевич [146], которого сопровождали генерал А.А. Кавелин, В.А. Жуковский, К.И. Арсеньев и другие [147]. В доме городского головы Бориса Ивановича Дьяконова высоким гостям был приготовлен обед. По приезде на квартиру через Жуковского было представлено цесаревичу сочинение священника Михаила Диева «История владык новгородских». Передавая цесаревичу рукопись, Жуковский заметил: «Каковы здесь сельские священники!». Великий князь потребовал пригласить ученого священника на квартиру, и при представлении его Жуковский доложил, что Диев состоит действительным членом Императорского Общества истории и древностей Российских и сотрудником Общества любителей российской словесности, о чем имеет дипломы; что он собрал значительное число рукописей, грамот, старинных монет, старопечатных книг и до 2000 томов библиотеку, употребляя на покупку книг законоучительское жалование, получаемое им при Нерехтском уездном училище. Цесаревич удостоил беседой отца Михаила в продолжении часа времени и пожаловал ему золотые часы [148]. По дороге из Нерехты в Кострому Василий Андреевич в коляске читал наследнику «Историю о владыках…».

На следующий день в Костроме на обеде у епископа Владимира цесаревич заметил: «Диев в вашей епархии ученейший!». На что архиерей недовольно сказал: «За ним много дел». Наследник повторил: «Я говорю не о том, а что Диев ученейший». Епископ снова ответил: «За ним много дел». Александр Николаевич прервал беседу и за обедом с архипастырем более не разговаривал [149]. Это подогрело неприязнь архиерея к священнику – любителю исторической науки.

При проезде через Нерехту 19 июля преосвященный Владимир посетил сыпановский приход. При собравшемся духовенстве архипастырь упрекнул священника Диева, сказав, что «священнику некогда заниматься такими безделицами, как история и археология» [150].

В апреле 1838 года в память посещения Нерехты великим князем Александром Николаевичем было решено открыть в Нерехте Мариинское женское училище [151]. На священника Михаила Диева возложили безвозмездное преподавание Закона Божия, истории и географии [152].

7 июля 1838 года батюшка Михаил пережил новую утрату. На 82-м году жизни и шестидесятом священства тихо отошел ко Господу священник Яков Петрович после двенадцатидневной болезни [153]. Любя и почитая своего родителя, отец Михаил страдал от конфликта, который произошел у брата Владимира с отцом и выразился «в изгнании отца из дома, рукоприкладстве и обидах отцу, которому принадлежал дом и все хозяйство». Верный своему правилу, батюшка сохранил свидетельства этого тяжелого для него конфликта между двумя любимыми и почитаемыми им людьми. Вероятно, отец Михаил примирил их. Через год после смерти отца безвременно скончался брат Владимир, и его гроб поставили вплотную справа от гроба отца [154].

Своему московскому другу И.М. Снегиреву, утешая его в скорби о потере матери, отец Михаил писал: «В домашних несчастиях я сроднился с Вами: как и Вы, я лишился своего родителя… Тихая и истинно праведная кончина Вашей матушки подает несомненную веру, что она преселилась вечности для того, чтобы пред престолом Всевышнего ходатайствовать о Вас с той любовью, с какой она разделяла с Вами здесь на земле благоденствие Ваше. Так я извык веровать, так веровали всегда русские, кои о молитвах родителей говорят, что они со дня моря выносят» [155].

2 сентября 1838 года дом священника Диева посетил вице-губернатор Андрей Дмитриевич Бороздин [156]. Он с интересом больше часа рассматривал рукописи, старопечатные книги, монеты. Беседа была радостной для сыпановского священника. Побывал высокий гость и в Троицкой церкви. Но враг рода человеческого не мог стерпеть земной славы собирателя святынь Русской земли. От полицейского урядника пришло письмо, в самых угрожающих выражениях предписывающее отцу Михаилу срочно сделать опись своей библиотеки и отчитаться в сохранности церковного архива. Обладание некоторыми запрещенными цензурой книгами, а также пропажи в церкви от рук пьяницы-диакона Ремезова делали положение отца Диева весьма сложным [157].

Однако вскоре описи не потребовались. 17 сентября 1838 года в Нерехте произошел незабываемый пожар. Прекраснейший в Костромской губернии город истребился в 3 или 4 часа [158]. Огонь превратил в пепел до 200 домов, в том числе и аптеку, два училища, больницу, городские присутственные места и винную контору [159]. Михаилом Яковлевичем были спасены около тысячи книг училищной библиотеки [160]. Семь семей близких родственников батюшки Михаила пострадало от пожара [161].

В этом всеобщем бедствии батюшка смог увидеть поразительную духовную помощь святителя Николая и великомученицы Варвары в спасении от моря огня дома, в котором он родился [162]. Отец Михаил принял своих пострадавших от пожара родственников в этот сохраненный дом.

На пятый день после пожара Нерехту посетил вице-губернатор, побывавший в доме Диевых. У батюшки он рассматривал собрание рукописей и монет. После этого губернский начальник учредил в Нерехте комитет, собравший 7000 рублей, и донес о случившемся государю, который выдал 20000 рублей на погорельцев [163]. Было бы это возможно, если бы не личное знакомство с нерехтским священником-историком отцом Михаилом Диевым? [164]

Через год после городского пожара новые личные бедствия постигли батюшку. Накануне испытаний Господь открыл ему в сонном видении о предстоящих скорбях. За несколько недель до архиерейской опалы отец Михаил во сне увидел, «будто бы государь, окруженный детьми, держа в руке крест, повешенный на ленте, вместе со священнической епитрахилью надевает ему на шею». Батюшка тотчас проснулся и пересказал увиденное матушке, которая расценила это видение как добрый знак. Но отец Михаил взял перо и записал сон, заключив следующими словами: «Господи, не крест ли насылаешь на меня, дай мне терпение Иова». Так и сбылось [165].

«Буря собиралась давно и ныне разразилась над моею головою <…> Мой дьякон взял себе в голову занять мое место на Сыпанове, пользуясь известным нерасположением ко мне нашего общего начальника, который несколько раз публично говорил мне, что я занимаюсь пустяками, и что мне некогда думать о священнической должности. 18 сентября подан на меня от дьякона донос, будто я занимаюсь сочинениями, никогда не служу, кроме воскресных дней, от чего Св. Дары будто бы сгнили, заставляю петь песни, а сам в это время списываю, критическими пословицами отвратил богомольцев и другие небылицы. Хотя ни на один предмет не высказано свидетелей, но владыка на самом доносе написал резолюцию: «Запретить мне священнодействие». Известие о сем я принял равнодушно, но не мог первоначально постигнуть, что заставило столь жестоко вооружиться моего доносчика, которого я лелеял, как дитя, и которого изгнали из нерехтского собора за пьянство, я принял, как замерзшую змею. Преосвященный Павел при производстве его именно мне предсказал, что он сядет мне на плеча. На другой день по запрещении иду из Нерехты и нахожу черновую его просьбу, им изготовленную для склонения прихожан в эту суматоху. Так-то ухищренно действовал мой доносчик, чтобы исходатайствовать мне запрещение приписанием неслыханных преступлений! Теперь более всего меня трогает лишение катихизаторства, которое без рясы мне воспрещено. <…> Погибаю безвинно! Владыко в частном письме диакона от 26 сентября дал резолюцию «не принимать от меня никаких прошений и оправданий»! Не знаю как принял мое прошение с найденным документом! <…> Диакон, принявши от благочинного 27 сентября ключи от церкви (при чем даны ему на хранение запечатанные тогда документы, нужные к моему оправданию), на 29 ночью выбил у благочинного окошко и подкинул ключи. Когда же по горячим следам было наведено свидетельство в городе полицией, а в Сыпанове земским судом, то из дома скрылся. По причине этих новых событий назначен для всего следствия член консистории протоиерей Василий Сергеевич Горский. Не знаю, что будет! Кажется, Господь видимо путает моего доносчика! Семейство мое несет несчастие довольно терпеливо…», – сообщал о своих бедствиях батюшка Михаил в Москву [166].

Еще один тяжелый удар судьбы для батюшки пришелся в ноябре 1839 года, когда он «лишился родного брата и друга иерея Владимира, скончавшегося скоропостижно» [167]. Но горечь этого лишения смягчилась радостью рождения в декабре четвертого сына Иакова [168].

Профессор Московского университета И.М. Снегирев принимал самое живое участие в судьбе отца Михаила, обращаясь к разным лицам с просьбой о заступничестве: «Сердечно жалею о ниспосланном на Вас кресте <…> Просьбу и письмо Ваше я вручил г-ну попечителю, который принял в судьбе Вашей искреннее участие. <…> Другие сочлены Ваши соболезнуют о Вас, и один, вчера отправившийся в Санкт-Петербург, обещал поговорить с обер-прокурором Святейшего Синода. <…> Я надеюсь на днях видеться с В.А. Жуковским и напомнить о Нерехте» [169].

Священник Диев, беспредельно преданный церковному служению, надеялся на скорое разрешение своих скорбных обстоятельств: «Дела идут хорошо: при следствии, произведенном на месте на сих днях членом консистории, ни одна душа не оговорила меня, и доносчик ничего не доказал, все прихожане отозвались обо мне в похвальных выражениях, особенно в том отношении, что до моего поступления на Сыпаново они редко исповедовались, а ныне все они причащаются» [170].

К архиерею обратился с ходатайством об отце Диеве граф Николай Александрович Протасов [171]. Из письма, посланного отцом Михаилом Снегиреву 5 февраля 1840 года, видно, что он надеется на скорый благополучный исход дела: «Почитаю приятнейшей обязанностью принести Вам чувствительнейшую благодарность за Вашу заботливость об улучшении моей участи: 29 января разрешено мне священнослужение, впрочем не при своей, а при нерехотской Богоявленской церкви до решения дела, которое назначено переследовать, наверное для того, чтобы мои благоверные прихожане без меня смелее говорили правду. Теперь я поверю, что около 5 месяцев ходил бусурманом, т.е. был отдален от Св. Причащения» [172].

Благодаря общему заступничеству «после долговременных справок, проволок и разных отказов» [173] с отца Михаила было снято запрещение в священнодействии, но по указу архиерея он должен был служить без жалованья. В марте из Синода от епископа был потребован ответ о положении отца Михаила Диева. Архиерей, обозлившись, вновь запретил батюшке служение за то, что назначенный для следствия протоиерей Кандорский не застал отца Михаила, на месте, так как последний был на приеме у владыки в Костроме. Этот запрет был подписан в Великий Вторник, но благочинный протоиерей Иоанн Униковский удержал указ у себя и отдал отцу Михаилу после Пасхи, за что был смещен с благочиния [174]. Батюшке пришлось самому обращаться с прошением в Святейший Синод. 7 мая 1840 года отец Михаил Диев отправил в столицу прошение, в котором просил обер-прокурора о защите. Вместе с прошением батюшка отослал в Синод свою статью «Изъяснение Русской Правды» [175].

Удивительно спокойствие духа отца Михаила, когда он пишет: «Не знаю что и будет! В преданности воле Божией столько же я спокоен душею, как и в лучшие дни моей жизни, находя единственное утешение в книгах. С октября я не получаю ни копейки из законоучительного жалования, и близ года я не получаю дохода, кроме выданных в феврале 6 рублей; подавал об этом три прошения, но ни гласа, ни послушания!» [176].

Архиерей не желал быстро закончить дело Диева и старался найти новые обстоятельства для обвинения. В сподручниках у него оказался сыпановский диакон Ремезов.

В «Памятных записях» за 1842 год подробно описано продолжение гонений, устроенных священнику Диеву костромским епископом Владимиром.

«Судебные дела мои шли как нельзя лучше. Заклятый мой Фараон [177] год от году становился свирепее и жесточае в гонении на меня, дав, по чувству нерасположения ко мне, полную волю Ремезову над своим умом. Искони ладив с священником нерехотской Богоявленской церкви Иларионом Паниным, сообщником в плутнях и тяпстве, Ремезов приходит и говорит, что по делам в правлении никто не может съесть Диева, как именно Панин. Что же? Панина тогда же сделали присутствующим, но когда увидел, что не успевает, он был сменен. Та же была причина определения в благочинные Благовещенского священника Петра Смирнова, также по рекомендации Ремезова. Но когда Ремезов прибил Смирнова, Смирнов был с благочиния сменен, а на место его к одной нашей церкви определен в 1842 г. благочинным протопоп Высотский», – писал батюшка [178].

В мае последовал указ епископа Владимира о лишении отца Михаила Диева всей земли, сенокоса и пашни и устное приказание не давать ему ни копейки дохода. В июне 1840 года в сыпановский приход на место отца Михаила был переведен из нерехтской Преображенской церкви священник Яков Никольский [179]. На его место в Преображенскую церковь из Никольской был переведен отрешенный от благочиния отец Униковский, а вторым священником назначен отец Михаил Диев.

Все дело завершилось указом Святейшего Синода в пользу отца Михаила. Архиерей представлял в Синод свое возражение, но из Синода пришло строжайшее предписание о немедленном исполнении указа от 18 сентября, вследствие которого Диев через 14 месяцев был возвращен на прежнее место служения в сыпановский приход [180].

Примечания

139. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 37.
140. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 55.
141. Кастальева Т.Б. История жизни ученого протоиерея Михаила Диева… – С. 28.
142. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 68.
143. Там же. – С. 81.
144. ОР РНБ. Ф. 775 (А.А. Титов). Д. 4003. Л. 1195.
145. Ганф Т.И. Указ. соч. – С. 45.
146. Будущий император Александр II Освободитель (1855–1881).
147. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 72.
148. Там же. – С. 72–73.
149. Диев М.Я. Благодетели мои и моего рода… – С. 66.
150. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 88.
151. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 73.
152. Там же. – С. 74.
153. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 91.
154. Ганф Т.И. Указ. соч. – С. 47.
155. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 91–92.
156. ОР РНБ. Ф.775 (А.А. Титов). Д. 4003. Л. 127об.
157. Ганф Т.И. Указ. соч. – С. 49.
158. ОР РНБ. Ф. 775 (А.А. Титов). Д. 4003. Л. 132.
159. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 96.
160. Там же.
161. Там же. – С. 91.
162. Ганф Т.И. Указ. соч. – С. 49.
163. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 96.
164. Ганф Т.И. Указ. соч. – С. 49.
165. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 97.
166. Там же. – С. 98.
167. Там же. – С. 101.
168. Там же.
169. Кастальева Т.Б. История жизни ученого протоиерея Михаила Диева… – С. 35.
170. Там же.
171. Диев М.Я. Благодетели мои и моего рода… – С. 73.
172. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 98.
173. Там же. – С. 101.
174. Там же.
175. Диев М.Я. Благодетели мои и моего рода… – С. 66.
176. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 101.
177. Подразумевается костромской архиерей.
178. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 74. Л. 1 об–2.
179. Там же.
180. Диев М.Я. Благодетели мои и моего рода… – С. 76.

См. следующую часть 5