Игумен Антоний (Бутин)
Андреевский скит на Святой Горе и его подвижник схимонах-миллионер Иннокентий (Сибиряков)
В десяти минутах от Кареи с удивлением и нечаянной радостью посреди греческого мира открывается маленькая Россия – так не похожий на суровые афонские монастыри открытый, без высоких стен русский Андреевский скит.
Именно Андреевский скит стал первым русским общежитием на Афоне. Когда он был основан, на Святой Горе не имелось ни одной обители великороссов. Жили в то время русские и в Пантелеимоновом монастыре, но их было в пять раз меньше, чем греков, а после греческого восстания 1821 года на Афоне вообще не осталось ни одного русского монаха [1].
В 1757 году известным подвижником, творителем «умной молитвы», переводчиком святооотеческих творений, возродителем традиции православного старчества преподобным Паисием (Величковским) был основан скит святого пророка Илии [2]. В 1770 году малочисленная братия оставила древний Нагорный Руссик и переселилась в маленькую обитель возле моря, где ныне стоит Свято-Пантелеимонов монастырь [3].
После заключения Россией в 1830 году мира с Турцией в Ильинский скит пришли запорожские казаки и выходцы с Дуная. В короткое время скит вместо смиренного монашества наполнился вольными казаками, в душах которых бушевала историческая вольность и гордыня. Через малое время между вольными монахами малороссами и великороссами, составлявшими меньшую часть скита, произошла жестокая распря. В результате русские иноки были изгнаны вместе с выдающимся подвижником иеромонахом Павлом, ставшим вскоре духовником Пантелеимонова монастыря [4].
«На Афоне есть малороссийский скит, Пророко-Ильинский, – писал известный журналист и писатель, досконально изучивший монашеский быт, Николай Благовещенский [5], – в котором вместе с малороссами жили прежде и великороссы. Мало-помалу между теми и другими начались ссоры, которые дошли однажды до того, что малороссы выгнали из своего скита всех москалей и заперли за ними ворота. Москали постояли несколько времени у ворот, а потом, увидев, что дело пошло не на шутку, пошли искать приюта по другим монастырям. А малороссы после этого снова святили свою церковь и кельи, оскверненные присутствием москалей. Нынче, впрочем, москали опять начинают понемногу собираться в этот скит [6]».
Явным наказанием Божиим насельникам за позорную распрю стала чума, явившаяся только в Ильинском скиту, очищенном от «москальской» скверны [7].
Изгнание из Ильинского скита подтолкнуло великороссов к созданию собственной обители, которой вскоре стал Андреевский скит. А Ильинский скит потом еще долго лихорадило [8].
Русские монахи Виссарион (Толмачев) и Варсонофий (Вавилов) († 1850), прежде бывшие богатыми купцами и подвизавшиеся на Афоне более 12 лет, жили мечтой о возрождении на Афоне общежительной русской обители, в которой бы могли спокойно спасаться великороссы.
Господь через юродивого грека Яни (Иоанна) указал им келью Серай [9]. Блаженный Яни на ломаном русском пророчествовал: «Вот Серай, скит руссов и москов». Ватопедский монастырь готов был продать свою келью Серай, и ее выкупили отцы Виссарион с Варсонофием.
Основанием скита Серай послужила уединенная келия «Мониндрия» в честь преподобного Антония Великого, существовавшая с X века. В 1651 году патриарх Константинопольский Афанасий III Пателларий, удалившийся на покой, избрал эту келию для своего проживания, но вскоре вынужден был покинуть Афон – сначала будучи восстановленным на Константинопольской кафедре, а позднее вызванный в Москву для устроения церковных дел; здесь, в России, он и скончался в 1654 году в Лубенском Преображенском монастыре Полтавской епархии. Личная келейная икона патриарха Афанасия «В скорбех и печалех Утешение» позднее была передана в Ватопедский монастырь, а в 1849 году возвращена в скит, где почиталась в качестве святыни.
В 1761 году на Афон прибыл для проживания на покое другой Константинопольский патриарх Серафим Анина, который приобрел келию Антония Великого и воздвиг в ней красивый трехэтажный дом, устроив в нем на первом этаже церковь во имя святого Андрея Первозванного и преподобного Антония Великого, а на втором этаже — церковь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. Келия за свой величественный вид получила среди афонитов новое наименование — Серай («красивый дворец»). Патриарх Серафим, как и его предшественник, по политическим обстоятельствам выехал в Россию и по дороге также скончался в Лубенском монастыре. Оставшийся в келии после отъезда патриарха архидиакон, узнав о смерти святителя, переселился в Ватопедский монастырь и за дарование ему там приюта передал Серай в ведение Ватопеду. После этого Серайская келия постепенно пришла в запустение.
В 1830-х годах на Афон из России прибыли иноки Виссарион (Толмачев) и Варсонофий (Вавилов), происходившие из богатых купеческих родов. Они первоначально поселились в Иверском монастыре, здесь они были рукоположены в сан иеромонахов, а позднее, ища уединения, были пострижены в великую схиму и подвизались в Преображенской и Свято-Троицкой келиях, а также в Ильинском скиту. После печальных событий в Ильинском скиту схимники Виссарион и Варсонофий проявили желание устроить собственный скит. В 1841 году они приобрели у Ватопедского монастыря Серайскую келию, собрали в ней около 20 русских монахов и благоустроили скитское общежитие. В 1845 году, после посещения Афона великим князем Константином Николаевичем, начались переговоры о получении разрешения на устройство русского скита.
В 1849 году на Афон прибыл известный ревнитель православия Андрей Николаевич Муравьев. При его посредничестве келия Серай была возведена в ранг скита, а Ватопедский монастырь при этом предоставил новому скиту право избирать собственного игумена и иметь скитскую печать. А.Н. Муравьев получил титул ктитора скита. Торжественное открытие скита состоялось 22 октября 1849 года при участии проживающего на покое в Ватопеде Адрианопольского митрополита Григория (Визандиоса), который во время литургии возвел в сан игумена скита Виссариона (Толмачева), вручив ему в качестве благословения икону «В скорбех и печалех Утешение». После этого игумен Виссарион совершил визит к Константинопольскому патриарху Анфиму IV, который выдал ему грамоту на «вечное утверждение нового русского скита». В том же году Андреевский скит получил от монастыря Ватопед устав (Омология), определяющий порядок внутренней жизни скита и его отношение к монастырю Ватопед.
В 1867 году был заложен первый камень в основание будущего величественного собора Андрея Первозванного. При закладке Андреевского собора присутствовал сын русского императора Александра II великий князь Алексей Александрович.
Спустя 30 лет после образования скита, в феврале 1879 года, по соглашению с Ватопедским монастырем обитель была переименована из Ново-Русского Ватопедского скита в Русский Свято-Андреевский общежительный скит.
Удивительна история постройки собора апостола Андрея Первозванного и больничного корпуса с церковью во имя святителя Иннокентия Иркутского, уходящая корнями в 1868 год. Тогда Андреевский скит в качестве паломника посетил преосвященный Александр епископ Полтавский, который уговорил братию скита заложить храм во имя святителя Иннокентия Иркутского и предсказал, что «Бог пришлет сюда из Сибири благодетеля, соименного сему святителю, и этот благодетель выстроит на сей закладке церковь и больницу».
Пророчество, прозвучавшее из уст русского архипастыря, исполнилось в лице 35-летнего миллионера-золотопромышленника и выдающегося русского благотворителя Иннокентия Михайловича Сибирякова, который, раздав ради Христа все свое достояние на нужды благотворения и Святой Церкви, стал монахом Свято-Андреевского скита.
Родился Иннокентий Михайлович Сибиряков в Иркутске 30 октября (по церковному календарю) 1860 года в семье купца первой гильдии, потомственного почетного гражданина (было и такое сословие в дореволюционной России) Михаила Александровича Сибирякова. Мать Иннокентия Михайловича Варвара Константиновна происходила из купеческой семьи Трапезниковых. Иркутские купеческие роды Сибиряковых и Трапезниковых были известны всей Сибири. Основными источниками дохода этих семей были золотопромышленность и пароходства.
Семья Сибиряковых ведет свое начало от Афанасия Сибирякова, известного с XVII века выходца из Устюжского уезда Архангельской губернии. И Сибиряковы, и Трапезниковы передавали из поколения в поколение традиции христианской благотворительности, щедро жертвуя на храмы и монастыри, нужды страждущих и неимущих. Представители как той, так и другой семей щедро жертвовали на строительство и благолепие иркутских храмов, верно понимая, что главное народное достояние надо приносить Богу. Являлись они и попечителями различных богоугодных заведений. Памятники благотворительности семьи Сибиряковых до сих пор встречаются не только в Сибири, но и в Санкт-Петербурге, Ницце, на Валааме, Дальнем Востоке, Афоне… Не случайно родовое древо Сибиряковых было увенчано монашеским подвигом схимонаха Иннокентия.
Отец И.М. Сибирякова Михаил Александрович считается первооткрывателем золотых месторождений в бассейне реки Бодайбо, входящих в Ленский золотоносный район, и основателем города Бодайбо, важного центра золотодобычи России и в наши дни.
В семье Михаила Александровича и Варвары Константиновны Сибиряковых было много детей, но совершенного возраста достигли шестеро. Из них – три дочери и три сына. Двадцати лет от роду скончалась Антонина, в замужестве Кладищева. Почти все дети М.А. Сибирякова, за исключением старшего сына Александра, известного своей активной деятельностью по освоению Северного морского пути, проживали в столице России. Иннокентий Михайлович был младшим из братьев Сибиряковых. Средний брат Константин в свои годы был близок с кругом писателей-разночинцев, также много благотворил.
Старшая сестра Сибиряковых Ольга была замужем за князем Вяземским. Младшая сестра Анна долгие годы семьи не имела, о ее замужестве имеются разноречивые сведения. О том, где и как сложились судьбы Константина, Ольги и Анны Сибиряковых, сведений не сохранилось. Известно лишь о старшем брате: Александр Михайлович Сибиряков доживал свой век в Ницце на пенсию шведского короля, которая была назначена ему за заслуги перед географической наукой. В Ницце он и похоронен.
Иннокентий Сибиряков, получив начальное образование дома, учился в Иркутском реальном училище, преобразованном на последнем году учебы Иннокентия Михайловича в Промышленное училище. Здесь он освоил курсы точных наук. В семь лет оставшийся без матери, а в четырнадцать – без отца, Иннокентий Сибиряков в 1875 году оказался в Петербурге под присмотром брата Константина.
Поколения предков Иннокентия Михайловича построили множество храмов по всей Сибири. И он свой первый крупный вклад в дела благотворения внес именно на строительство храма, причём еще в юном возрасте. Вот как описывали этот эпизод в те годы: «Когда брат его (И.М. Сибирякова) Александр Михайлович строил собор в Иркутске, то позаимствовал на время у него несколько сот тысяч рублей. Когда же Александр Михайлович стал отдавать позаимствованные деньги ему, то его природная доброта не позволила взять от брата деньги, и он сказал: «Я брат тебе, пусть и моя лепта будет с твоей в святом деле»».
Щедрость как характерная черта личности Иннокентия Михайловича Сибирякова проявилась в нем очень рано. Он стал благотворить уже с гимназической скамьи, помогая своим сверстникам получить образование.
В столице Иннокентий Михайлович Сибиряков поступил в частную гимназию Ф.Ф. Бычкова с правами казенной, которую и закончил в 1880 году. В год его приезда в Санкт-Петербург здание гимназии было выкуплено на имя И.М. Сибирякова, отремонтировано и перестроено. Домовладельцем этого здания Иннокентий Михайлович оставался почти двадцать лет, давая возможность существовать учебному заведению в этих стенах [10].
Иннокентий Сибиряков стремился получить образование и приложил к этому много усилий. В 1880 году он поступил на естественно-математическое отделение Санкт-Петербургского Императорского университета, затем он перешел на юридический факультет. С ранних лет Иннокентий Михайлович страдал чахоткой. По состоянию здоровья несколько раз прерывал учебу, уезжал на лечение. Пытаясь получить частные уроки, Иннокентий Михайлович столкнулся с тем, что профессора, к которым студент обратился за помощью, стали назначать ему немыслимо высокие гонорары. Это оттолкнуло Иннокентия Сибирякова как от университета, так и от науки.
Оставшись в университете вольнослушателем, Иннокентий Михайлович поступил на надомные курсы выдающегося российского биолога, анатома, антрополога, врача, педагога, создателя научной системы физического воспитания Петра Францевича Лесгафта. В отличие от народников, которые теоретически «радели» о русском народе, но мечтали «просветить» его по лекалам западной цивилизации, П.Ф. Лесгафт был горячим российским патриотом. В кругу его педагогических идей русский патриотизм был необходимым элементом. Он считал обязательным «приучить ребенка относиться с уважением к тому, что он русский. Исторически, под влиянием немецких и французских педагогов, русский образованный человек стыдился своего русского происхождения…».
В то же время Сибиряков учился у историка В.И. Семевского. Много времени Иннокентий Михайлович Сибиряков уделял и самообразованию. Он собрал большую библиотеку по Сибири, в которой было много редких изданий. Это позволяло современникам называть Иннокентия Сибирякова просвещенным благотворителем.
Иннокентий Михайлович помогал ученым, спонсировал экспедиции, открывал бесплатные библиотеки и музеи. Огромные средства Сибиряков пожертвовал знаменитому физиологу и педагогу Лесгафту, благодаря чему была основана современная Академия физической культуры (получившая имя Лесгафта). В 26 лет у Сибирякова было 70 личных стипендиатов, которых он обучал в России и за рубежом, а потом помогал встать на ноги. На деньги миллионера и его сестры Анны содержалось первое в России высшее учебное заведение для женщин – Бестужевские курсы. С его участием был основан в Петербурге и первый женский медицинский институт. В то время Сибиряков делал ставку на науку и просвещение, полагая, что это и есть способ изменить мир к лучшему.
Внутренний духовный перелом произошел у золотопромышленника после длительного путешествия по Европе. Ознакомившись с главными центрами европейской науки и культуры, за внешними успехами так называемого прогресса русский душою капиталист рассмотрел главное – безудержную страсть европейского общества к наживе. Домой он вернулся разочарованным. Сибиряков сетовал, что в Европе царят дух наживы и поклонение «золотому тельцу». Будучи миллионером, Сибиряков всю свою жизнь искал духовного и нравственного совершенства, и все в своей жизни подчинял именно этой цели. Тогда же он утвердился в мысли: чтобы изменить мир, прежде всего нужно изменить себя.
Вернувшись в Россию в начале 90-х годов XIX столетия, Иннокентий Михайлович Сибиряков, увлекавшийся до этого толстовскими идеями и разделявший радикальные взгляды по преобразованию России, резко поворачивается лицом к православной духовной традиции. Начинается новый этап в жизни выдающегося сына Сибири, который вступает на путь подготовки к монашескому подвигу. Размах его благотворительности этого времени мало с кем сравним. Сибиряков начинает принимать всех нуждающихся у себя на дому. Порой к Иннокентию Михайловичу приходило в сутки до четырехсот человек. Об Иннокентии Михайловиче Сибирякове в конце XIX века писали его почитатели: «Цель всей его жизни заключалась в служении истине, добру, в стремлении к идеалу».
Около 30 тысяч руб. было истрачено Иннокентием Михайловичем на устройство библиотек и музеев в городах Сибири (Минусинске, Томске, Барнауле, Ишиме, Ачинске, Красноярске и других). Некоторые исследователи пишут о том, что все города Сибири обязаны созданием публичных библиотек именно Иннокентию Сибирякову. Шесть тысяч рублей было выделено им на расширение музея Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества в Иркутске. Десять тысяч рублей пожертвовал Иннокентий Михайлович на экспедицию Императорского Русского географического общества в Сы-Чуань и столько же на Якутскую этнографическую экспедицию, вошедшую в историю географической науки под названием «Сибиряковской». Более 600 тысяч рублей истратил И.М. Сибиряков на издание книг научного и культурного содержания. Некоторые из них следует перечислить. Это «Сибирская библиография» в трех томах В.И. Межова и его же «Русская историческая библиография»; «Сибирские инородцы, их быт и современное положение» Н.М. Ядринцева и его же «Сибирь как колония»; «Историческое обозрение Сибири» в двух томах П.А. Словцова, «Рабочие на сибирских золотых промыслах» В.И. Семевского и другие. Эти книги вряд ли бы увидели свет без попечения Сибирякова.
Иннокентий Михайлович Сибиряков говорил своим друзьям: «Я обладаю богатством. Как это случилось, думал я, что в моих руках скопились такие средства, которыми могли бы прокормиться тысячи людей? Не есть ли это средства, случайно попавшие ко мне, достояние других людей, искусственно перешедшее в мои руки? И я нашел, что это действительно так, что мои миллионы – это результат труда других лиц, и чувствую себя не правым, завладев их трудами». Подобные размышления побудили И. М. Сибирякова выделить капитал в сумме 420 тысяч рублей для выдачи пособий рабочим, получившим увечья на приисках Якутской области, и семьям погибших.
В начале девяностых годов Иннокентий Сибиряков возвращается к религиозному образу жизни. Его паломничества по православным монастырям и храмам Петербурга и окрестностей, щедрые пожертвования на нужды Церкви вызывают недоумение у прежнего окружения И.М. Сибирякова, а вслед за этим – недобрые слухи, неприятие и даже гонение. В 1894–1895 годах заинтересованные в присвоении его миллионов лица предприняли попытку взять капиталы Иннокентия Михайловича под арест. С этой целью он был объявлен безумным, а в вину благотворителю вменили «безрассудную расточительность» на помощь Православной Церкви и ближнему. За желание раздать свое имущество нуждающимся и уйти в монастырь Иннокентию Сибирякову пришлось пережить два унизительных освидетельствования его душевного здоровья губернской комиссией в составе докторов, юристов, государственных чиновников и общественных деятелей. «Что сделал я им, — говорил Иннокентий Михайлович близкому по духу человеку, — ведь … я не разбойникам раздаю, а ко славе Божией жертвую!».
Это испытание, закончившееся полным оправданием И.М. Сибирякова, привело его к бесповоротному решению об оставлении мира. Губернскими комиссиями 1894 и 1895 годов миллионер был полностью оправдан, капитал ему был возвращен.
Вот что примечательно: получив в наследство после смерти отца всего около 900 тысяч рублей, постоянно и помногу благотворя, Иннокентий Сибиряков при уходе из мира имел состояние в десять миллионов рублей. Воистину: не оскудевает рука дающего!
После оправдательного решения своей судьбы золотопромышленник переходит жить на подворье Свято-Андреевского скита под покровительство своего духовного отца иеромонаха Давида (Мухранова). В течение двух лет Иннокентий Михайлович Сибиряков проходит монастырский искус и сворачивает свои дела, обильно жертвуя имеющееся имущество и наличные средства.
Иннокентий Михайлович передал иеромонаху Давиду 2 миллиона 400 тысяч рублей, предоставив раздавать эти средства по своему усмотрению. Отец Давид раздал половину на благотворительные дела и в бедные монастыри России, а другую половину отдал в Свято-Андреевский скит на Афоне. На эти средства в скиту был построен и благолепно украшен собор апостола Андрея Первозванного — «Кремль Востока» — самый крупный православный храм на Балканах и в Греции, выстроен больничный корпус с церковью во имя святителя Иннокентия Иркутского, произведены другие постройки.
1 октября 1896 года на праздник Покрова Пресвятой Богородицы Иннокентий Сибиряков на подворье афонского Свято-Андреевского скита в Санкт-Петербурге был пострижен настоятелем архимандритом Давидом в рясофор. После этого инок Иннокентий уехал на Святую Гору Афон, в Свято-Андреевский скит для молитвенного служения Церкви и благу Отечества. Впоследстви он трижды возвращался в Санкт-Петербург.
Прежде чем уйти в монастырь, Иннокентий Сибиряков жертвует 420 тысяч рублей на пособия и пенсии рабочим золотых приисков, которым, как считал Иннокентий Михайлович, он был обязан своим богатством. Свою дачу отдает детскому приюту для девочек, вторую дачу в Выборгской губернии жертвует Линтульской женской общине. В 1896 году он жертвует 10 тысяч рублей на строительство Воскресенского скита на Валааме.
В 1897 году инок Иннокентий занимается и благотворительными подвигами: он жертвует Литейно-Таврическому кружку Общества для пособия бедным женщинам свою дачу в Райволо (ныне Рощино) для устройства сиротского приюта для девочек от четырех до десяти лет. Выделяется приюту и капитал в размере 50 тысяч рублей. Этот приют уже после смерти схимонаха Иннокентия стал носить имя И.М. Сибирякова. На его средства был устроен храм во имя святителя Николая в 7-й гимназии Санкт-Петербурга.
В 1898 году инок Иннокентий вновь отправляется на Святой Афон вместе с архимандритом Давидом. В Андреевском скиту 28 ноября 1898 года отец Давид постригает Сибирякова в мантию с новым именем Иоанн в честь Иоанна Предтечи и Крестителя Господня. А менее чем через год, 14 августа 1899 года, монах Иоанн (Сибиряков) принимает постриг в великий ангельский чин — святую схиму — с именем Иннокентий в честь святителя Иннокентия Иркутского.
Келья архимандрита Давида и его духовного послушника схимонаха Иннокентия находилась рядом с афонским Андреевским скитом. Множество паломников из России и других православных стран, желавших лично посмотреть на монаха из бывших миллионеров, создавали определенную помеху для уединенного молитвенного делания. Схимонах Иннокентий в вечное пользование приобретает участок на склоне Карули, принадлежащий Великой Лавре. На Карули русские монахи-отшельники начали селиться с XIX века, и там образовалось целое сообщество подвижников духа из России. По благословению отца Давида схимонах Иннокентий (Сибиряков) создает на Каруле келлию с трехпрестольным храмом. Главный престол был посвящен святителю Иннокентию Иркутскому, а приделы были освящены во имя преподобного Давида Солунского (небесного покровителя архимандрита Давида) и священномученика Дионисия Ареопагита, епископа Афинского — духовного наставника монахов-исихастов, подвижников неусыпной Иисусовой молитвы. К моменту появления И.М. Сибирякова на Афоне собор апостола Андрея Первозванного и больничный корпус находились лишь на начальном этапе постройки, и только благодаря тайным пожертвованиям бывшего капиталиста, а теперь уже монаха отца Иннокентия, за 1894—1900 годы они были достроены.
В 1897 году были достроены две церкви: во имя святителя Иннокентия Иркутского и Благовещения Пресвятой Богородицы. Также были построены храмы во имя Михаила Клопского, великомученицы Варвары при скитской келье схимонаха Иннокентия (Сибирякова) и во имя Ильи Пророка при скитской мельнице. На западной стороне скита был устроен четырехэтажный корпус, где размещались хлебная, библиотека, столовая для гостей; там же была построена ктиторская церковь в честь преподобных Виссариона и Варсонофия и священномученика Феодорита, в память основателей скита.
16 июня 1900 года Константинопольским патриархом Иоакимом III в сослужении с епископом Волоколамским Арсением (Стадницким), в то время ректором Московской духовной академии, был освящен знаменитый афонский Андреевский собор, рассчитанный на 6000 человек. Это самый большой собор не только на Святом Афоне, но и во всей Греции, благодаря ему Андреевский скит называют «Кремль Востока». Об этом событии писали многие газеты и журналы, были даже изданы книги, но о том, благодаря кому был построен собор, стало известно только через несколько месяцев после смерти схимонаха Иннокентия (Сибирякова) благодаря настоятелю скита — игумену Иосифу. Схимонах Иннокентий увидел воочию духовный плод от богатств семи поколений рода Сибиряковых. К этому времени большая часть наследия отца Михаила Александровича Сибирякова и средств, заработанных его старшим сыном Александром Михайловичем, была уже вложена в дела благотворительности Христа ради, и все дети М.А. Сибирякова жили очень скромно на остатки своих богатств.
Схимонах Иннокентий скончался 6 ноября 1901 года. Его погребли на кладбище Андреевского скита, а через три года по афонскому обычаю из земли извлекли останки. Плоть истлела полностью, а кости имели желтый янтарно-медовый цвет, что по афонскому церковному преданию свидетельствует об особой праведности человека, угодившего Богу, о святости. Кости скелета по традиции сложили в общую братскую костницу Андреевского скита, а честную главу поместили там же в деревянном киоте, в костнице Андреевского скита на Афоне на почетное место, где она пребывает и ныне.
Примечания
1. Юдин Г.Н. 1000 лет русскому монашеству на Афоне М.: Планета; ВайзМедиа, 2016. С. 245-246.
2. Там же. С. 216.
3. Там же. С. 164.
4. Там же. С. 224.
5. https://ru.wikisource.org/wiki/ЭСБЕ/Благовещенский,_Николай_Александрович.
6. Там же.
7. Юдин Г.Н. Указ. соч. С. 224.
8. Там же. С. 226.
9. Там же. С. 238.
10. Это здание располагается недалеко от Московского вокзала по адресу: Лиговский проспект, дом 1.
2016 год