И.В. Баженов. Какие науки и как изучали костромские семинаристы в период от 1814 до 1867 года?

И.В. Баженов

Какие науки и как изучали костромские семинаристы в период от 1814 до 1867 года?

(Речь к воспитанникам семинарии в актовом зале, в 11 часов утра 6 февраля {a})

 

(Костромские епархиальные ведомости, 1911, № 19, отдел неофициальный, с. 579–592; № 20, отдел неофициальный, с. 608–622; № 21, отдел неофициальный, с. 640–648)

(№ 19, с. 579)

Учебная система представляет собой дело величайшей важности, так как она дает учащемуся поколению тон, направление в глубь последующих времен. Потому-то она всегда была предметом высокого общественного интереса и особенной заботливости правительства, и для создания учебной системы, этой крайне великой и ответственной работы, призывались наилучшие просвещенные деятели в государстве. Тем большее значение приобретала духовно-учебная система, в частности в духовных семинариях, где получали образование будущие пастыри Церкви. В первой половине XIX века русская история отмечает два периода в духовно-учебной системе: по реформе 1814 года началось с 1815 года проведение начертаний Комиссии духовных училищ, а в 1840 году учебная часть в духовных семинариях снова подверглась реформе и впредь до устава 1867 года. Не входя ни в оценку принципов учебной реформы духовных семинарий, какие действовали в течение свыше пятидесятилетней их жизни от 1815 до 1867 года, ни в показания практической их пригодности, мы в своем этюде поставляем лишь историческую цель – сообщить сведения о том, чрез изучение каких наук и каким образом в период означенных двух реформ [1] минувшего (с. 580) века внедрялось образование в воспитанниках Костромской духовной семинарии, вследствие чего откроется возможность точно и целостно представить типичную, охватывавшую костромского семинариста, тогдашнюю учебную сферу. Согласно древнему изречению historia vitae magistra {a0}, намеченная нами задача, помимо ближайшего интереса, оказывается небесполезной в том отношении, что чрез такой исторический экскурс сами собой выступают пред нашим сознанием или восстановляются затмеваемые временем достоинства и прежнего учебного строя и быта семинарского, несмотря на некоторые его недостатки.

I

26 июня 1806 года государем Александром Павловичем утвержден составленный специальным комитетом для преобразования духовных школ «Доклад о усовершении духовных училищ и начертание правил о образовании сих училищ». К началу 1809 года составлен проект и семинарского устава, утверждение же его государем последовало в 1814 году, когда и напечатаны и затем введены все уставы – академический, семинарский и училищ, уездного и приходского – в целях устранить те недостатки школьной жизни, которые ясно наметила прошлая история нашей духовной школы. В Костромской семинарии новый устав получил применение с начала сентября 1815 года, при чем произведен во всех классах экзамен с переводом достойных учеников в следующие классы. По этому уставу учебное дело в Костромской семинарии с 1815–1816 учебного года и до реформы синодального обер-прокурора графа Н. Протасова в 1840 году обстояло так.

В конце XVIII века и до 1815 года классы при Костромской духовной семинарии были следующие: богословия, философия, риторика {b}, пиитика, грамматика; последний класс разделялся на три отделения: высший грамматический курс, называемый синтаксимой, средний и низший информаторический, называемый иначе этимологический. Пред реформой семинария состояла из двух только классов или отделений с двухгодичным курсом – из высшего и низшего; но в 1815 году низшее отделение разделено на два, и учебный семинарский курс стал распадаться на три класса или отделения: высшее, среднее и низшее отделение, остальные же низшие классы отнесены к духовным училищам. Весь курс в реформированной семинарии был уже шестилетний. Два года было положено для класса словесных наук со всеобщей гражданской историей; следующие два года – для класса философских наук, (с. 581) и последние два года – для класса богословских наук с церковной историей. По главным или основным предметам – богословию, философии и словесности, из которых каждый был изучаем в течение двух лет – назывались по предписанию от 1835 года и самые классы: высшее отделение – богословским или богословией, среднее называлось философским или философией, а низшее – словесностью или риторикой. Языки же греческий, французский и немецкий должны были преподаваться во все шесть лет, а еврейский – только в высшем отделении, иногда и в среднем отделении. Преподавание главных предметов происходило на латинском языке, хотя с течением времени объем предметов, преподаваемых по-латыни, постепенно сокращался; на главные предметы назначалось и большее число уроков. После этого преобразования состояние Костромской духовной семинарии представляет уже мало особенностей, так как преобразованием все было поставлено в известные рамки во всех духовных семинариях. Предметы обучения, часы классических занятий были точно означены; введены по возможности одинаковые учебники; словом, все семинарии в учебном отношении подведены под один общий уровень.

Относительно общего и частного порядка преподавания словесных наук в низшем отделении семинарии сказано в нормальном конспекте Комиссии духовных училищ, что словесные науки, служа подготовлением к наукам философским и богословским, должны «способствовать развитию естественной способности мыслить и изъясняться». «Начальные основания риторики», «Elementa oratoria» 1776 года Бургия были у семинаристов классической учебной книгой. По этому учебнику, rhetorica est ars bene, ornate copiose et eleganter eloquendi, то есть риторика есть искусство говорить хорошо, красиво, обильно и элегантно {b1}. В первой части риторики Бургия давалось понятие о логическом представлении, о формулах его распространения, о синонимах, эпитетах, противоположениях и периодах, о хриях, силлогизмах и прочем, и в заключение давалось понятие о речах или рассуждениях. В учебной книге Бургия употреблен был, между прочим, остроумный прием. Одно и то же предложение «honores mutant mores» {с} проведено было по всем формам: на нем проделано все – и синонимы, и эпитеты, и период, и хрии, и тропы, и фигуры. Краткое предложение разрасталось, видоизменялось, обогащалось образами, переходило в лирику. Во второй части риторики Бургия говорилось только об обязанности оратора. Изучение риторики Бургия семинаристы чаще всего дополняли учебной книжкой Лежая «Ars rhetorica» {c1}, которая по своим правилам красноречия была менее риторики Бургия, но зато наполнена множеством речей латинских ораторов. В 1838 году настав(с. 582)нику словесности предписано «правила и образцы светского красноречия показывать только мимоходом… и обращать преимущественное и полное внимание на правила и образцы словесности духовной и красноречия церковного». Церковное красноречие проходилось по книжке «Руководство к церковному красноречию» 1804 года, где по предварительном понятии о церковном красноречии, отличии его от светского и так далее, изложены четыре части: «изобретение» темы или текста для проповеди; «расположение», то есть метод изложения и части церковного слова, «выражение» {d}, в котором рассматривался слог церковного слова и прочее, и «ораторское действование».

Поэзия обычно изучалась по руководству епископа Аполлоса Байбакова {e} под названием «Правила пиитические о стихотворении российском и латинском». Поэзия разделена на  повествовательную, грамматическую и смешанную. Давалось понятие о стихосложении греческом и латинском, вообще о поэзии эпической, дидактической, лирической и драматической. Изучение учебника сопровождалось разбором классической литературы – латинской и русской; из латинской разбору подлежали сочинения Цицерона, Ливия, Плиния младшего, Тацита, из русских же – сочинения духовных писателей: святителя Димитрия Ростовского, Феофана Прокоповича, Гедеона, Платона, Амвросия, и из светских авторов сочинения Ломоносова, Хераскова, Державина, а из переводных – произведения святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова. Избранные места из сочинений означенных авторов разбирались по всем правилам риторики. По ироническому отзыву В. Аскоченского, ученик должен был во взятой выдержке указать, «где тут порядочная хрия, где не совсем порядочная, где тут винословный, где разделительный период, где там торчит синекдоха, где метонимия». Таким образом, риторика была номенклатурой различных форм, правил и наставлений для читающих словесные произведения, была собранием понятий о сочинениях разного рода и предметом изучения хрий и ораторских речей. Хотя в риторике Бургия, под влиянием латинской литературы псевдоклассической школы, существенной чертой было преобладание формы над содержанием, однако риторика имела для семинаристов великое образовательное значение. Она всегда развивала в них бойкость, правильность и даже изящество слога, строгую логичность и последовательность мыслей в сочинениях. Написать обстоятельную, отчетливую докладную записку, формулировать решение, подобрать точно соответствующие доводы – в этом искусстве и тогда не мог поспорить с семинаристом никто, другого образования человек.

(с. 583) В низшем отделении семинарии преподавалась еще всеобщая история, из которой воспитанники получали ясное понятие о важнейших происшествиях мира, достопамятных по своим последствиям, и о различных судьбах гражданских обществ. Для соглашения порядка истории с порядком хронологии древняя история разделялась на шесть периодов; первый – от сотворения мира до потопа; второй – от потопа до Моисея; третий – от Моисея до Ромула; четвертый – от Ромула до Кира; пятый – от Кира до Александра Македонского и шестой – от Александра Македонского до Иисуса Христа. Затем изучалась новая история, в которой также шесть периодов: первый – от Иисуса Христа до Феодосия Великого, второй – от Феодосия до Магомета; третий – от Магомета до Карла Великого и Рюрика; четвертый – от Карла до папы Григория VII; пятый – от Григория VII до Магомета II, Иоанна Васильевича и Колумба; и шестой – от Колумба до позднейших времен, кончая Петром Великим. Классической книгой была «Учебная книга всеобщей истории» Шрекка, в которой, по отзыву конференции Санкт-Петербургской духовной академии, «конструкция речи так неправильна, что даже просто читать ее скучно, а повторять по ней уроки еще скучнее; рассказ вял, холоден, сух». В 1820-х годах был в употреблении семинаристов учебник Кайданова «Руководство к познанию всеобщей политической истории».

Что касается российской истории, то она или была отделяема от всеобщей, имея классической книгой «Краткую российскую историю», изданную для народных училищ, или, входя в состав синхронистического преподавания всеобщей истории, изучаема была по той же истории Шрекка. В отношении порядка времени в преподавании истории назначено было в первую половину первого года пройти происшествия до Александра Великого {f}, а во вторую – до Карла Великого; во втором же году назначено в первую его половину окончить изучение всеобщей истории Шрекка, а во вторую половину года пройти российскую историю. Но успехи семинаристов по всеобщей истории не могли не страдать отсутствием географических знаний вследствие отсутствия в семинарской библиотеке географических карт. По русской истории был в употреблении учебник Кайданова «Краткое начертание русской истории». В конце 1839 года предписано этот учебник заменить новым руководством «Начертание русской истории» Устрялова.

В среднем отделении семинарии главным учебным предметом были философские науки, на преподавателей которых была возложена трудная работа не только «дать воспитанникам понятие о истинном духе философии, но и приучить их самих к философским исследованиям», возвести их до того, чтобы (с. 584) они мыслили постоянно и основательно. Истинный же дух философии полагался в согласии с верой христианской [2]. В классе философии семинаристами изучались следующие предметы: 1) посредствующая философия, Philosophia instrumentalis seu Logica {f1}, излагающая правила к основательному суждению о каждой истине; 2) всеобщая философия, Philosophia universalis seu Ontologia {f2}, открывающая истины, общие всем существам; 3) Cosmologia, наука вообще о мире, с критикой учения de fato {g}, учениях о стихиях мира, об ангелах, о совершенстве мира; 4) Pneumatologia, наука о духах, она почти не отделялась от психологии: здесь речь о различии духа и материи, понятие о простом, о душе и свойствах ее (уме, сердце и воле) и о бессмертии души; 5) естественное богословие, Theologia naturalis – здесь излагались понятие о Боге, доказательства Его бытия, о свойствах Божиих; 6) философия деятельная, Philosophia practica, и 7) философская история или история философских систем. Семинаристы изучали философские науки в отношении времени так: в первую половину первого года изучали логику, во вторую половину изучали онтологию, космологию и психологию; затем в первый месяц второго года изучали естественное богословие, в следующие пять месяцев – этику, естественное право; три месяца изучали философскую историю и в течение одного месяца занимались повторением всех уроков. Для изучения логики и метафизики служили книги Баумейстера «Institutiones philosophiae» {g1}. В 1830-х годах пособием по логике указывается книжка Бахмана в переводе профессора Вершинского. По изучению истории философии семинаристы пользовались руководством Бруккера «Institutiones historiae philosophiae» {h}.

По математическим наукам и физике положено было в среднем отделении семинарии изучать в первом году: 1) основания универсальной арифметики или алгебру; 2) основания геометрии; 3) приложение алгебры и геометрии и плоскую тригонометрию, а во втором году изучали: 4) основания дифференциального и интегрального исчисления; 5) основание механики; 6) математическую географию; 7) пасхалию, и 8) основания умозрительной и опытной физики. Но за обширностью такой программы для двухгодичного курса Комиссия духовных училищ в 1835 году сократила означенный конспект и издала новый, по которому назначены к изучению в первом году – алгебра и геометрия, во вто(с. 585)ром же году – приложение алгебры к геометрии, плоская тригонометрия и конические сечения, физика и пасхалия. Основными учебниками у семинаристов были: по алгебре с 1820 года – книга Сербжинского, по геометрии с 1836 года – книга Райковского, по физике «Начальные основания физики» 1807 года – Шрадера и Бриссона, а с 1830-х годов пособием было руководство Баумгартнера. При неудовлетворительности этих учебников преподаватели вынуждены были составлять свои собственные записки по различным руководствам. Нельзя здесь не заметить, что и в Костромской семинарии тогда живо ощущалась скудость геометрических и физических инструментов.

В высшем отделении семинарии преподавались богословские науки, которые признавались главнейшим предметом семинарского курса. В ряду их первым поставлено богословие изъяснительное, Theologia hermeneutica. «Оно, – по словам конспекта, – открыв способы к истинному разумению Священного Писания, уготовит учащихся самих собою правильно почерпать истины из Откровения для созерцательного богословия и для прочих богословских упражнений». Образец изъяснения по правилам, преподанным Комиссией духовных училищ, был даваем самим профессором на одном из посланий апостола Павла. На богословие изъяснительное назначалась первая треть первого года. Учащимся отчасти в самом начале курса, более же по окончании изучения этого богословия назначалось читать самим книги Священного Писания Нового Завета; профессор не столько изъяснял священные книги, сколько требовал от учеников отчета в чтении отделов из Священного Писания. Три месяца второго года богословского года предназначались на чтение Священного Писания. Но так как этого времени было недостаточно, то в 1819 году Комиссия духовных училищ постановила: во всех училищах каждодневно пред началом уроков прочитывать воспитанникам по назначению учителей известное отделение из книг Нового Завета, а в духовных семинариях сверх сего уделять от прочих уроков на чтение новозаветных книг наставниками по два часа в каждую субботу – что и происходило после обеда в третьем и четвертом часах. В 1822 году «к общедоступному употреблению», с целью большего ознакомления воспитанников с Библией, введены были в семинарии назидательные толкования Священного Писания или беседы пред литургией и на литургии. В 1826 году были уже особые уроки по изъяснению Священного Писания Нового Завета, притом во всех классах, а в 1839 году введено изъяснение и ветхозаветного Писания, и вообще замечается постепенное расширение курса преподавания изъяснения Священного Писания к концу рассматриваемого (с. 586) периода – уже в качестве самостоятельного предмета во всех трех отделениях. Нельзя здесь не отметить того, что в 1830 году предписано было от Святейшего Синода раздавать ученикам богословия в собственность книги Священного Писания из бывшего Библейского общества. Руководством для воспитанников при чтении Священного Писания рекомендованы «Священная герменевтика» 1806 года, архимандрита Антония, и «Краткое руководство к чтению книг Священного Писания», сочинение митрополита Амвросия, где изложены сведения о написании и авторе каждой библейской книги, о месте и времени написания ее и указаны особенно замечательные главы и стихи в каждой книге.

Далее. В высшем отделении семинарии было изучаемо богословие созерцательное, Theologia dogmatica. В изъяснение догматов приводились доказательства немногие, но важнейшие, причем обращались и к творениям святых отцов Церкви. Учебными пособиями были сочинения Феофилакта Горского, Сильвестра, Иринея Фальковского, Феофана Прокоповича и других. Семинаристы изучали догматику, однако же, в большинстве по запискам профессоров до самого введения «Догматического богословия» архиепископа Антония в конце 1840[-х] годов. На изучение догматики назначено было две трети первого года.

Наука нравственное богословие, Theologia moralis, заключала в себе, кроме христианского учения о нравственности вообще, и пастырское богословие. Классической книгой по нравственному богословию были книги Феофилакта «Doctrina Christiana de agendis» {i}, также  «Institutiones theologia moralis» {i1} Буддея, а по пастырскому богословию книга «О должностях пресвитеров» епископа Парфения Сопковского. Для образца укажем из нее нравственные качества священника: «непорочность, единоженство, трезвость, целомудрие, благоговение, страннолюбие, учительность, воздержание от пьянства, от гнева и сродных ему пороков, кротость, бескорыстие, домостроительность, верность, мудрость». На изучение нравственного богословия была назначена первая треть второго года.

В класс богословских наук входила археология с литургикой. Для прохождения литургики, именно – во вторую треть второго года, преподаватели за неимением классической книги выдавали семинаристам собственные записки, не довольствуясь отечественными пособиями: нижегородского архиепископа Вениамина «Новая скрижаль» 1805 года и Дмитревского «Историческое, догматическое и таинственное изъяснение на литургию» 1804 года. В записках семинаристы почерпали сведения о древностях церковных вообще, о древности степеней церковных, обрядов бого(с. 587)служебных, вещей, употребляемых при богослужебных действиях.

Дополнительный богословский предмет составляла церковная история, которая была изучаема в течение двух лет. В первую половину первого года семинаристы проходили почти всю ветхозаветную историю, по окончании же ее изучали во вторую половину года новозаветную историю и историю христианской Церкви в первые три века ее. В первую половину второго года была изучаема история христианской Церкви в IV–X веках, последняя же половина второго года назначена была на изучение истории христианства в течение остальных семи веков и на заключительное повторение всего курса церковной истории. Классическими книгами у семинаристов были «Начертание церковно-библейской истории» епископа Филарета Дроздова и «Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века» 1817 года, епископа Иннокентия Смирнова. С 1839 года библейская история отделена от церковной и составила особый предмет преподавания в среднем отделении. С конца 1830-х годов введен новый предмет в высшем отделении под названием богословско—историческое учение о святых отцах Церкви. В 1838 году введено отдельное преподавание русской церковной истории по руководству Муравьева «История Российской Церкви». Чтение этого предмета предписано присоединить к классу общей церковной истории в высшем отделении.

Сверх всего этого в числе учебных предметов семинарского курса состояли языки: греческий, еврейский, французский и немецкий.

Отдельных уроков по латинскому языку не полагалось в духовных семинариях, вероятно, потому, что от поступивших в семинарию из духовного училища требовалось полное или достаточное знание латинского языка до «разумения на оном и ответствования». На обязанности наставников семинарии лежало только укрепление и поддержание такого знания латыни: профессор словесности должен был наряду с русскими авторами читать, переводить и подробно разбирать и лучшие произведения Цицерона, Горация, Квинтилиана, Плиния и других представителей латинской литературы. Кроме того, во всех классах назначались сочинения на латинском языке. Однако же все это оказывалось недостаточным, и вот почему. В самых духовных училищах знание латинского языка далеко не достигало желаемых уставом результатов несмотря на то, что еще в 1812 году предписано было говорить по-латыни ученикам между собой и с учителями даже вне классов, и действительно, в духовных училищах уже с самого (с. 588) начала изучения латинского языка прибегали к искусственным приемам употребления в словесных обращениях и даже жалобах на сотоварищей. Ввиду невысокого знания латинского языка в духовных училищах безусловно требовалось в семинариях продолжение преподавания этого языка как отдельного предмета, а так как этого не было, то знание латинского языка в период до 1840 года сильно падает в духовных семинариях. Упадок знания латинского языка между тем весьма неблагоприятно отзывался на преподавании предметов семинарского курса. Дело в том, что преподавание основных или главных предметов тогда производилось на латинском языке, что объясняется, конечно, своеобразным направлением времени. Наши старинные духовные школы были копировкой западных школ, а в средние века на западе быть ученым и знать по латыни было однозначащим – ученая литература была исключительно западная, общая всей Европе. И не удивительно, что некоторые ученики семинарии при слабом своем знании латинского языка не понимали своих ученых лекторов по-латыни, иногда не в состоянии были предложенного им по-латыни вопроса объяснить на русском языке. Но несомненно, что наилучшие семинаристы костромские прогрессировались в знании учебного и разговорного латинского языка даже до виртуозности, и дошедшие до нас сказания о таких артистах sui generis {j} вовсе не фабула.

В противоположность латинскому греческий язык был поставлен в ряду отдельных предметов. Учебной книгой по греческой грамматике было руководство Бантыш-Каменского или грамматика Лящевского, а статьи для перевода, который имел характер практического изучения грамматических и синтаксических правил, избирались из Καινή Διαθήκη {k}, из учебной греческой книжки Каченовского, содержавшей нравоучительные статьи разных древних писателей греческой энциклопедии – Фукидида, Ксенофонта, Геродота, Гомера, Демосфена; наконец, из творений святых отцов Церкви – трех вселенских учителей. Греческий язык семинаристы изучали во всех классах в послеобеденные часы, еженедельно по три урока, по два часа каждый.

Что касается языков еврейского, французского и немецкого, то первый из них – еврейский – был обязателен для изучения всеми семинаристами, и по предписанию в 1821 году каждый обучался оному по крайней мере два года в любом из отделений, а желающие – во весь семинарский курс; но вскоре еврейский язык стал преподаваться в высшем и среднем отделениях; с 1825 года он делается обязательным предметом для (с. 589) воспитанников только высшего отделения. Обучение французскому и немецкому языкам обязательно было только для учеников низшего и среднего, а по желанию – и для учеников высшего отделений, по выбору одного из языков самими воспитанниками. Означенные три языка семинаристы изучали более практическим путем, то есть посредством переводов – по еврейскому языку из Библии, под руководством грамматики Г. Павского и словаря Штоккия, а по новым языкам – из разных хрестоматий, конечно, по предварительном ознакомлении с грамматикой языка. Со стороны большинства учеников не замечалось особенного расположения к изучению новых языков и еврейского языка.

Кроме классных занятий и домашних уроков, в деле развития воспитанников семинарии весьма большое значение имели внеклассные письменные упражнения, которые в течение учебного года писались по всем главным предметам семинарского курса, иногда же на темы из математических наук, при чем одна письменная работа сменяла другую. Темами по риторике обычно служили различные афоризмы, пословицы, изречения замечательных лиц и тексты Священного Писания. На такие темы семинаристы составляли хрии, периоды, логические предложения, рассуждения и прочее. Темы по философии носили отвлеченный характер и были довольно трудны для изложения. Темы по богословию были чисто религиозно-нравственного характера. В высшем отделении семинаристы писали и проповеди по назначению, которые произносили в церквах. По словесности темы на краткие сочинения были даваемы по два или по три раза в неделю, а на сочинение более или менее объемистое на русском и латинском языке назначалась неделя; по философским наукам сочинения были еженедельные, а пространные – два, три раза в год, так же по предметам богословским. Нельзя здесь не заметить, что тогда, как впрочем и впоследствии, костромские семинаристы относились к писательству с особым старанием, всячески добывали и перечитывали разные книги на данную тему – в представлении, что все написанное подвергнется тщательному просмотру профессора, и с нетерпением ожидали, когда-то учитель принесет в класс сочинения для сдачи, уже рецензированные, при чем некоторые из них учитель прочитывал в классе с критическим разбором, иногда с юмором и метким острословием. Главнейшим недостатком всех семинарских упражнений рассматриваемого периода было превосходство формы, риторических прикрас над содержанием, отсутствие творчества и оригинальности, преобладание латинской конструкции речи. Несмотря на эти недостатки, справедливость требует сказать, что семинаристы в (с. 590) своих писательских способностях все-таки выдавались пред воспитанниками других средне-учебных заведений. Существовавшая в семинариях метода обучения писать по известным риторическим формулам (периоды, хрии, силлогизмы), распространять предложения синонимами, эпитетами и обстоятельствами, кстати и некстати употреблять тропы и фигуры, прибегать к так называемым топическим местам, игре понятиями, софистике, держась большей частью слога библейского или латинского, – эта метода отзывалась, конечно, рутиной и схоластикой и как крайность достойна порицания. Но эта же метода обучения сочинять имела и свою полезную сторону в том отношении, что помогала еще не установившейся мыслительной способности подходить к предмету и принимать определенный строй, приучала к порядку и логичности в изложении мыслей связной, периодически закругленной речью. Конечно, письменные упражнения на самые разнообразные темы составляли вернейшее средство к развитию и укреплению умственных способностей даже посредственных семинаристов и вместе являлись наилучшим способом к усвоению в умах учеников уроков, преподанных наставником.

Из практических занятий, согласно предписанию Святейшего Синода в 1829 году, введено было обучение и костромских семинаристов прививанию предохранительной коровьей оспы под руководством врача семинарии, «пред окончанием или непосредственно по окончании каждого учебного курса, но без нарушения прочих учебных часов». Пение не составляло особого предмета обучения для всех семинаристов, но поощрялось и поддерживалось, особенно в интересах семинарского хора для богослужения, также других хоров, составлявшихся из семинаристов и учеников духовного училища.

Не можем не заметить здесь, что в расписании еженедельных уроков слишком мало времени отводилось на изучение церковной истории, всеобщей истории гражданской, математики и языков, кроме греческого, так как эти предметы считались второстепенными, побочными, к существу учебного дела не относящимися. Согласно последовавшему в 1837 году официальному заявлению Комиссии духовных училищ, семинарское начальство показывало в ведомостях способности, прилежание и успехи только по главным предметам, по прочим же отмечали только прилежание и успехи. Ввиду того, что решающее значение в деле развития придавалось тогда только главным предметам и при составлении разрядных списков и при переводах в следующее отделение почти не обращалось внимание на второстепенные или побочные предметы, семинаристы манкировали этими предметами, (с. 591) иногда опускали уроки по ним, хотя, несомненно, изучение и второстепенных наук имело образовательное значение.

Таким образом, в течение 25-летнего периода от 1815 до 1840 года число учебных предметов в семинарии с пяти (богословие, философия, словесность, история и математика) увеличилось до десяти, при чем некоторые кафедры получили разветвление, другие вновь открыты. Особенное разветвление получили науки богословские, сообразно с назначением семинарии и «особенной целью духовного учения, которое должно образовать благочестивых и просвещенных служителей слова Божия». К концу же рассматриваемого периода учебные предметы распределялись по классам следующим образом. В высшем отделении: 1) богословие: а) герменевтика; б) догматическое богословие; в) практическое или нравственное богословие; г) пастырское богословие; 2) церковная история, общая и российская; 3) археология или церковные древности; 4) богословско-историческое учение об отцах Церкви. В среднем отделении: 1) философия: а) логика; б) метафизика; в) естественное богословие и нравственная философия; г) история философии; 2) церковно-библейская история; 3) математика (алгебра, геометрия, тригонометрия); 4) физика; 5) пасхалия. В низшем отделении [3]: 1) словесность русская и латинская; 2) гражданская история всеобщая и русская; сверх того – во всех классах: 1) чтение и изъяснение Священного Писания; 2) греческий язык; затем, в низшем и среднем отделениях – языки французский и немецкий по выбору учеников, и в высшем отделении еврейский язык. При такой постановке учебного дела в семинарии видимо осуществлялся вполне принцип Комиссии духовных училищ – преподать семинаристам non multa, sed multum {l}. Главной и существенной чертой учебного дела в духовной семинарии тогда было теоретическое направление семинарской науки и стремление развить мыслительные способности учащихся не посредством множества разнообразных знаний, а посредством самостоятельной работы мысли над отвлеченными вопросами богословского и философского характера. Расширение в семинарии философских наук, словесных, исторических и математических наук придавало семинарскому образованию характер общего образования. Специальное собственно духовное образование отнесено было главным об(с. 592)разом к последним двум годам шестилетнего курса семинарии.

В 1830-х годах уроки по богословию, философии и словесности были по 6 раз в неделю; гражданская история, математика и церковная история – по 4 раза в неделю; языки греческий и новые – по 3 раза; Священное Писание – 1 раз в неделю во всех трех отделениях. Затем, по новому в 1838 году примерному расписанию учебных уроков словесность полагалась ежедневно, богословие и философия – 5 раз в неделю, по гражданской истории было 4 урока, по математике с физикой (в среднем отделении) – 3 урока, по языкам – по 3 урока, по церковной истории, библейской и учению об отцах Церкви – по 2 урока, по Священному Писанию – по 1 уроку в неделю (в каждом классе), и по археологии 1 урок. Уроков в учебный день было три и каждый продолжался по два часа: от 8 до 10 часов утра, от 10 до 12 часов и после обеда от 2 до 4 часов, кроме четверга, когда последнего урока не полагалось; послеобеденные уроки назначались преимущественно на преподавание языков. Всех же уроков в неделю было положено 17, или 34 учебных часа. Так поставлена была учебная система в Костромской духовной семинарии в период от 1815 до 1840 года. В заключение речи о ней не можем не сказать, что воспитанники семинарии изучали науки преимущественно по запискам, составленным профессорами ее, и лишь при отсутствии записок обращались к печатным руководствам.

(№ 20, с. 608)

II

Во вторую половину царствования Николая I духовные семинарии наряду с другими духовными школами подверглись реформе, главным образом по учебной части. Эта духовно-учебная реформа в самом начале 1840-х годов в истории известна под именем реформы графа Н. Протасова; она произведена по упразднении дотоле приводившей в движение учебное дело Комиссии духовных училищ. Реформа 1840 года исходила из того убеждения, что прежнее семинарское образование было слишком отвлеченно и недостаточно служило к тому званию, которому служило приготовлением. Главная цель этой реформы состояла в том, что семинарское образование было приспособлено таким образом, чтобы «воспитанники, при основательном изучении богословских наук, умели нисходить к понятиям простого народа и беседовать с ним о спасительных истинах веры и христианских обязанностях языком простым и вразумительным, между тем и по части вспомогательных наук получали такие познания, которые могли бы с пользой для себя и для будущих своих прихожан прилагать к их сельскому быту и, содействуя их благосостоянию, приобретали бы тем самым более средств к влиянию нравственному на сей важнейший по многочисленности класс населения». (Дело Учебного управления {m}, 1851 год, 6 марта). Две добрые цели достигаются нынешним курсом духовных семинарий, – писалось неоднократно в отчетах обер-прокурора Святейшего Синода Протасова за 1849, 1851, 1855 и другие годы, – главная и существенная – давать будущим пастырям душ отчетливое богословское образование с практическим применением к духовным потребностям паствы, другая – частная, подчиненная первой – снабжать их запасом и тех сведений, которыми они могут улучшать свой домашний быт и с тем вместе добрыми хозяйственными и врачебными советами усиливать свое нравственное влияние на сельских прихожан. Для этого было постановлено: 1) из главных, собственно духовных предметов семинарского учения в особенности приспособить к обязанностям сельского священника богословие пастырское и собеседовательное; 2) из вспомогательных предметов преподавать всем вообще ученикам начала (с. 609) философии (логику и психологию), российскую словесность, историю, физику и геометрию и языки греческий и латинский; 3) вместе с тем ввести новые предметы, особенно полезные в общежитии и житейском быту священника, как то: естественные науки, начала медицины и сельское хозяйство, дабы готовящиеся преимущественно в сельские священники чрез приобретение нужных сведений в сих науках могли иметь благотворное влияние на благосостояние народное. На этих основаниях определением Святейшего Синода от 9–12 августа 1840 года постановлено было: существующий в семинариях шестилетний курс, с разделением его на три отделения, оставить по-прежнему; учебные предметы расположить вновь и все преподавать на русском языке «с приспособлением их в пространстве и в образе изложения к главному назначению семинарий» и прочее. Реформированный учебный курс семинарский рассматривать, как ранее, по отделениям – низшему, среднему и высшему – нет возможности как ввиду распределения некоторых, преимущественно богословских, предметов по всем трем классам семинарии, так и ввиду отсутствия связи между предметами того или другого класса. Представляется более удобным обозрение учебных предметов в системе их характера, то есть при разделении их на группы богословских, словесных, исторических и естественных наук.

1. Богословские науки

В отчетах обер-прокурора Святейшего Синода за 1840-ые годы и первую половину 1850[-х] годов читаем: «В духовных рассадниках готовятся новые ревностные служители и поборники истины Христовой с тем неизменным направлением к древнему ее учению, от коего зависит твердость веры, сей источник чистой христианской нравственности будущих поколений, и в коем таится дивная причина единодушия русско-православного народа в его беспредельной приверженности к освященному верою престолу». Все это особенно нужно теперь, когда «пастырям Церкви предстоит столько подвига ныне, при тлетворном дыхании гибельных лжеучений, наносимых извне, между тем как надлежит еще всеусильно защищать паству и от тайных ухищрений раскола. Но против обоего зла несокрушимое оружие – в соборном учении древней Церкви Христовой». Такие начала должны были отражаться на постановке каждого из богословских предметов, которые и признавались важнейшими в семинарском курсе.

Священное Писание как первооснову веры и главный источник богословия назначено было изучать во всех классах семинарии. Священные книги Ветхого Завета были толкуемы в переводе LXX {n} и преимущественно славянском. В низшем отделении преподавание начиналось во втором году с книги Бытия, кончалось историческими книгами: объяснялось название той или другой канонической книги, время и цель написания, сообщались некоторые сведения о писателе и крат(с. 610)кое содержание книги; затем указывались и толковались прообразы и пророчества о Мессии. Так же изучали семинаристы книги учительные и пророческие в среднем отделении, а в высшем – новозаветные книги, из коих изучались Евангелия, Деяния святых апостолов и первые пять посланий апостола Павла, по славянскому изданию. Единственным «истинным руководством к уразумению Священного Писания» в предписаниях Духовно-учебного управления указаны творения святых отцов Церкви. При толковании имелось в виду и нравоучение.   

После Священного Писания, изучавшегося во всех отделениях семинарии, первой по времени изучения богословской наукой было катихизическое учение, которое проходилось на первый год в низшем отделении по руководству Петра Могилы «Православное исповедание кафолической и апостольской Церкви Восточной», введенному в 1838 году в семинарский курс в качестве восполнения к катихизическим знаниям, приобретенным в духовных уездных училищах, и в то же время оно «должно было служить как бы введением в круг высших духовных наук и поверкою для оных». По определению Святейшего Синода от 1840 года, «Исповедание» Петра Могилы было изучаемо в духовных семинариях в начале учебного курса в непрерываемом порядке и продолжалось не менее двух месяцев по уроку в неделю. Но вскоре затем Духовно-учебным управлением предписано изучать «Православное исповедание» весь первый год в низшем отделении. В августе 1845 года предписано «по переводе учеников в высшее отделение, пред самым началом богословских курсов, повторять вновь означенную книгу Петра Могилы, возложив сей труд на преподавателя богословия», и при прохождении догматического богословия и нравственного делать указания на «Православное исповедание», «дабы повторять с оным предполагаемое изъяснение богословского догмата».

Во второй год в низшем отделении воспитанники семинарии изучали руководство к познанию и употреблению церковно—служебных книг согласно предписанию высшего начальства – «тщательно ознакомить воспитанников с достоинством наших богослужебных книг, заключающих в себе обильный источник древнего учения Церкви». По сообщении общего понятия об этих книгах преподавалось о составителях, переводах, исправлении книг и затем в частности рассматривались по содержанию, происхождению, дополнениям, исправлениям различные богослужебные книги. Главным пособием для изучения воспитанниками было «Историческое обозрение богослужебных книг Греко-Российской Церкви» Иннокентия Борисова, 1836 года, а потом «Краткое обозрение богослужебных книг» К. Никольского. С целью практического озна(с. 611)комления воспитанников с богослужебными книгами особо предписано от 4 февраля 1859 года «учение о них соединять с повторением церковного устава и заставлять учеников читать и петь в церкви при богослужении, а за каникулярное время представлять о том даже особые свидетельства от местных причтов». Для практического ознакомления с богослужением литургии Преждеосвященных Даров все воспитанники семинарии, по указу Святейшего Синода от 8 марта 1855 года, должны были по средам и пятницам Великого поста присутствовать в церкви при означенном богослужении, и в эти два дня с этой целью сокращалось время утренних уроков.

В среднем отделении, после Священного Писания, к богословскому курсу относились три науки: священная герменевтика, библейская история и патристика.

Герменевтика представляла собой православное учение о способе толкования Священного Писания, введена была в духовных семинариях еще до реформы графа Протасова, и с 1859 года изучали ее семинаристы по учебнику П. Савваитова «Библейская герменевтика» во второй год в среднем отделении, вместе со Священным Писанием, при трех уроках в неделю. 

В дополнение к изучению Священного Писания введено было как отдельный предмет изучение библейской истории в среднем отделении; на библейскую историю назначалось по два урока в первый год и по два урока во второй год в среднем отделении. Эту историю семинаристы изучали по известному ученому руководству московского митрополита Филарета, каковое отличается очень сжатым изложением и своеобразным языком. С 1860-х годов стала в духовных семинариях входить в употребление среди воспитанников «Священная история» протоиерея М. Богословского.

Независимо от экзегетического своего значения, творения святых отцов как хранители священного и церковного предания выдвинуты были в особую науку семинарского курса, получившую название патристики, и эта наука признана «одной из самых нужных наук для каждого священнослужителя». После предварительных сведений вообще – о Священном Предании, о Церкви как хранительнице Предания, об отцах и писателях церковных – следовало изложение содержания самых их писаний, начиная с первых времен христианства до XVIII века. Но из этой программы, слишком обширной для семинарского курса, уроки по патристике не обнимали сведений о жизни и творениях известнейших отцов Церкви далее IV и V века. По расписанию 1840 года патристика полагалась в высшем отделении, но с 1845 года семинаристы изучали эту науку в среднем отделении во второй год при четырех уроках в неделю и продолжали изучение в высшем отделении при двух (с. 612) уроках. Учебника по патристике не было у семинаристов и они проходили ее по запискам, выдаваемым преподавателями; для последних же большое неудобство в преподавании патристики заключалось в том, что тогда существовали в русском переводе лишь очень немногие из отеческих творений, и вот для устранения этого неудобства в Духовно-учебном управлении составлен был «общий план для издания творений всех святых отцов в последовательном порядке», а труды по изданию этому возложены были на духовные академии. Хорошим руководством к изучению сведений по патристике служило «Историческое учение об отцах Церкви» архиепископа Филарета, издание 1859 года.

В высшем отделении к прежним богословским наукам – богословию догматическому, нравственному и пастырскому, церковной истории и археологии – прибавлены новые: гомилетика, учение о вероисповеданиях, каноническое право и впоследствии наука о расколе с опровержением его.

Догматическое богословие изучали сначала по запискам, затем по одобренному печатному учебнику, составленному в конце сороковых годов Антонием Амфитеатровым, тогда ректором Киевской духовной семинарии. Классический учебник этот представляет всю полноту символа Православной Восточной Церкви в сжатом, но твердом и строго систематическом, ясном и отчетливом виде.

Нравственное богословие семинаристы до 1851 года изучали во второй год в высшем отделении по запискам преподавателей, составленным на основании сочинения Штапфа «Theologia moralis» (1836 год, в 4 томах) и творений Тихона, Задонского святителя. Лишь в 1851 году была выслана программа по нравственному богословию, в сущности та же самая, по которой составлены впоследствии печатные руководства: в 1854 году Платона Фивейского (+ архиепископа Костромского в 1877 году) и протоиерея Солярского в 1860–1864 годах.

Ввиду того, что с 1840[-х] годов «приготовление пастырей Церкви к практическому наставлению паствы составляло предмет особенной заботливости Святейшего Синода», пастырское богословие, входившее до реформы Протасова в состав нравственного богословия, выделено было теперь в самостоятельную науку, которую семинаристы изучали при двух еженедельных уроках во второй год в высшем классе, – самая же наука в расписании уроков известна под именем «учение о должностях пресвитеров приходских». Учебными руководствами в 1840[-х] годах служили сочинение «О должностях пресвитеров», затем «Пастырское богословие» Антония Амфитеатрова (от 1851 года) и архимандрита Кирилла Наумова (от 1853 года).

Затем, особую науку составляло собеседовательное богословие или гомилетика, которая ранее входила лишь малым отделом в (с. 613) состав риторики. Гомилетику изучали по книге профессора Киевской духовной академии Я. Амфитеатрова «Чтения о церковной словесности или гомилетика» (1846 год), изучали в высшем отделении при двух уроках в первом году и при двух же уроках во втором году. С конца 1850-х годов стали пользоваться семинаристы и книгой протоиерея Фаворова «Руководство к церковному собеседованию». Преимущественное внимание при преподавании гомилетики обращалось на составление проповеди или поучения, их содержание и форму; обращалось внимание и на хорошее произношение проповедей, и эта практика поддерживалась как в классе, так и в церкви. В уставе духовных семинарий значится предписание назначать в высшем отделении по одной проповеди для каждого воспитанника в продолжение каждой трети учебного года.

Обличительное богословие или учение о вероисповеданиях было изучаемо при двух недельных уроках в первом классе высшего отделения. В объем этой науки кроме христианских вероисповеданий (католичество, лютеранство, реформатство, исповедание социниан, гернгутеров, анабаптистов, квакеров и другие) входили также язычество, иудейство, магометантство, раскол русский и секты, особенно местные. Только с 1850-х годов программа по обличительному богословию ограничивается изучением и опровержением неправославных вероисповеданий – армянского, католического, протестантского и англиканского, для чего отличным пособием служило изданное в 1859–1864 годах архимандритом Иннокентием (Новгородовым) в четырех томах «Обличительное богословие». С открытием миссионерских отделений, по указу Святейшего Синода от 28 сентября 1853 года, с целью «особого приготовления некоторых воспитанников при семинариях на дело с раскольниками» семинаристы миссионерского отделения – богословы проходили в первый год по одному уроку в неделю, а во второй год – по два урока двоякий курс: общий с прочими воспитанниками высшего отделения и частный миссионерский; в последний входили: а) история русского раскола; б) современная статистика раскола во всех его видах; в) обозрение сочинений раскольнических и противораскольнических; г) положительное опровержение раскола; д) практические наставления миссионерам. В 1858 году от 7 февраля предписано держаться практического преподавания «предметов миссионерских вместе с другими духовно-нравственными науками» и давать чаще сочинения по миссионерским предметам. Пособиями к изучению были «Беседы к глаголемому старообрядству» московского митрополита Филарета, с 1855 года «История русского раскола» епископа Макария Булгакова, «Истинно-древняя и истинно-православная Церковь» казанского архиепископа Григория.

(с. 614) Основания церковных законов и канонического права были изучаемы при двух недельных уроках в высшем отделении во второй год, при чем учебным руководством с 1848 года были «Записки по церковному законоведению» протоиерея Скворцова, киевского профессора.

Учение о богослужении и обрядах Православной Церкви, прежде известное под именем церковной археологии, потом литургики, преподавалось в первый год в высшем отделении в продолжение двух недельных уроков, по конспекту под названием «Обозрение предметов церковной археологии обрядословия» по книге Вениамина {о} «Новая скрижаль». Конспект состоял из двух {p} основных отделов: 1) о христианских храмах и их принадлежностях (иконы, утварь, одежды, книги); 2) о богослужении общественном седмеричном; 3) о Божественной литургии, и 4) о священных действиях богослужения частного: а) таинства и б) освящение мира, храма, воды, ежедневные службы, чин погребения, молебны. И эту науку семинаристы изучали по запискам преподавателей, составленным по руководству «Новой скрижали» и иностранных пособий. С 1860-х годов стали пользоваться печатным руководством протоиерея Смолодовича «Литургика или наука о богослужении».

2. Науки исторические, словесность и философия

С 1840-х годов из общей церковной истории была выделена библейская история в особый предмет, преподававшийся в среднем отделении, и на изучение церковной истории вместо прежних трех уроков назначено четыре. Из них два урока назначено на общую церковную историю для изучения в первом году в высшем отделении и два урока на российскую церковную историю для изучения ее в последнем году, при чем «преподающий общую церковную историю указывал на происшествия Российской Церкви только кратко, для показания современностей и связи событий», а потом, окончив общую церковную историю, излагал российскую церковную историю в непрерывном порядке по руководству вновь изданной «Истории Российской Церкви» Муравьева. Особенное внимание обращено было на русскую церковную историю, какой предмет только с 1838 года получил в духовных семинариях особую кафедру. С конца 1840-х годов стала печататься «История Русской Церкви» в трех томах, архиепископа Филарета Гумилевского, который и сделал из нее краткое извлечение, и оно под названием «Сокращенная история Русской Церкви» служило дополнением при изучении семинаристами «Истории» Муравьева, а с 1860 года введено в классическое употребление в семинариях. По общей же церковной истории преподавание шло сначала, как и прежде, (с. 615) по книге Иннокентия, но с 1856 года стали пользоваться вновь появившимися книгами протоиерея Рудакова, профессора Чельцова и других.

На всеобщую гражданскую историю назначено было по реформе Протасова пять уроков: два урока на древнюю всеобщую историю в первом классе и три урока – на среднюю и новую историю во втором классе низшего отделения. Семинаристы по-прежнему должны были зубрить в качестве классической книги «Историю» Шрекка, которая уже охарактеризована нами в отношении конструкции речи и характера изложения. Лучшая по языку и плану «Всеобщая история» Смарагдова, рекомендованная еще в 1844 году, введена в употребление лишь в 1858 году – с тем, чтобы обращалось внимание собственно на «изучение важнейших исторических событий».

Из всеобщей истории была выделена русская гражданская история, и эту семинаристы изучали в первом классе среднего отделения в продолжение двух недельных уроков. Учебником сначала продолжала состоять книга Кайданова, которая была дополняема и исправляема «Историей» Карамзина, затем русская история проходилась по руководству Устрялова; только с 1860-х годов стал вводиться учебник Иловайского «Краткие очерки русской истории».

Словесность и по преобразовании семинарий в 1840 году считалась главным предметом в низшем отделении. В двух классах этого отделения на изучение словесности назначено было десять уроков, по пяти в каждом году. В большинстве преподавание словесности, как и прежде, состояло в изучении внешней формы литературного искусства по книжкам Бургия и Лежая или по «Учебной книге российской словесности» Греча, а в конце 1860-х годов по «Руководству к изучению словесности» Архангельского (1857 год), но при этом чтение учениками книг и собственное их упражнение в сочинении поставлено на первый план в качестве условий для успеха в сочинении. Народно-русской поэзии теперь уделяется больше внимания, тем более что в 1840-х годах был расцвет русской литературы. Даже старые рубрики – риторика и пиитика – заменены новыми названиями: проза и поэзия, с опущением разных риторических подробностей об изобретении, расположении, хриях и прочем. С постепенно большим освобождением словесности от оков или рамок прежней псевдоклассической школы словесность теперь стала весьма интересной, завлекательной наукой для семинаристов, так как на классных уроках наряду с риторическими правилами стало более вводиться чтение и изучение классических образцов изящной литературы по выбору учителя. Постоянное упражнение в сочинениях тоже давало толчок мысли и заставляло семинаристов много трудиться умственно над заменой одних оборотов речи другими, над разъяснением (с. 616) какого-нибудь замысловатого изречения или нравоучительного текста. Большую новость теперь составлял разбор произведений новейшего времени, например сочинений Грибоедова, Батюшкова, Мерзлякова, Пушкина, Погодина, Мих. Данилевского {q} и других.

По уставу 1840 года «преподавание философских наук ограничено логикой и психологией (не включая прочих  частей метафизики) – в том предположении, что систематическое представление главных понятий о Боге, о мире, о духовности и бессмертии души человеческой с удобством может быть изложено при преподавании богословия догматического и нравственного». Духовно-учебным комитетом в 1845 году на логику и психологию назначено было четыре урока и предписано преподавать их только в первом году в среднем отделении. По логике семинаристы в данный период довольствовались преимущественно системой Бахмана и затем пособием Карпова; по психологии же в 1840 году была учебным пособием книжка Новицкого, киевского профессора, в 1844 году – «Психология» Кедрова, но воспитанникам небезызвестна была немного ранее переведенная на русский язык «Психическая антропология» Шульце.

3. Науки физико—математические и естественные

Ни на один предмет семинарского образования не обращалось столько внимания со стороны высшего начальства после реформы Протасова, как на науки физико-математические и естественные. Начальство преследовало цели постановки этих наук на практическую почву и предпринимало различные меры для возвышения постановки этих наук в семинарии, особенно относительно сельского хозяйства и медицины.

Алгебра как наука, не имеющая широкого практического применения, была оставлена почти без внимания; она по правилам 1840 года была перенесена из среднего отделения в низшее. После новой реформы воспитанники при двух уроках в неделю изучали алгебру сначала по прежнему руководству Сербжинского, затем стали обращаться к руководствам Ростиславова, Буссе и Сомова.

Особенное внимание обращено было на геометрию. В положении 1840 года сказано: «При изучении геометрии поставить в обязанность наставнику занимать учеников практическими измерениями». В феврале 1850 года было сделано новое распоряжение об усилении преподавания землемерия и вообще практической геометрии, по постановлению Святейшего Синода, «применительно преимущественно к нуждам сельского быта, так, чтобы каждый из учеников семинарии был обучен составлению плана местностей; сии практические наставления возлагать на преподавателей сельского хозяйства там, где они признаны будут к тому способнее учителей геометрии, и (с. 617) снабжать семинарии не только книгами по части практической геометрии и геодезии, но и необходимыми для упражнения учеников инструментами и пособиями на счет духовно-учебных капиталов». И вот и в Костромскую семинарию были присланы геометрические и геодезические приборы в названиях: астролябия, мерная цепь, геометрический столик, масштабы, транспортир. Пособием к изучению геодезии служила книга Жукова «Руководство к землемерию» 1848 года. Преподавание геодезии, уже начавшееся с половины 1850-х годов, отменено в 1859 году. Геометрию семинаристы продолжали изучать по прежнему руководству Райковского, а пасхалию по старой же книге Тяжелова, исправленной еще в 1819 году в отношении языка профессором Сербжинским.

Физика преподавалась в среднем отделении преимущественно по запискам, составленным по пособиям Щеглова «Начальные основания физики» (изд[ано] в 1830-х годах), Ленца (в 1830-х годах), а с половины 1860-х годов по книге Гано «Практический курс физики для средних учебных заведений».

Естественная история была введена в курс семинарских наук в начале 1850-х годов лишь как подготовительная наука к преподаванию сельского хозяйства. Преподавание ее старались поставить на практическую почву, для чего в специальных экскурсиях были собираемы гербарии местной флоры, составлялись коллекции минералов и образцов местных почв, коллекции насекомых. Ни общей программы, ни определенных учебников по естественной истории не существовало, и в общем на эту науку обращали не много внимания. Она преподавалась сначала по уроку в высшем и среднем отделениях, а потом только в среднем отделении.

По-видимому {r} все внимание в изучении естественной истории обращено было на отдел сельского хозяйства, который выделен был в особую науку. В программу ее, высланную в 1849 году, входили отделы: о землепашестве, о почве, о земледельческих орудиях и работах, луговодство, садоводство, огородничество, лесоводство, скотоводство и домоустройство. Классы сельского хозяйства открылись в духовных семинариях с 1846 года, когда окончили курс в земледельческих школах – Горыгорецкой (в Могилевской губернии) и Санкт-Петербургской – воспитанники духовных семинарий, посланные туда для приобретения специальных знаний. Семинаристы лишь с 1849 года имели в качестве классической книги учебное руководство по сельскому хозяйству Целлинского, профессора Горыгорецкой школы. Для практического применения познаний по сельскому хозяйству министерство государственных имуществ в 1848 году изъявило готовность отводить для не имевших своей земли духовных семинарий участки земли в количестве 10–20 десятин казенной земли, достаточном для (с. 618) образования практических ферм. Покупка семян разрешена циркуляром 1849 года из остаточных сумм семинарий по 10 рублей в год. С этой целью началось преподавание сельского хозяйства в собственном смысле на поле: лекции иногда читались на грядах. Семинаристы костромские в свободное время, особенно после обеда и ужина, собственными руками, иногда при помощи нанятых рабочих, преимущественно садили разнообразные семена и овощи, пололи, поливали их и прочее, устраивали парники в Богоявленском, тогда мужском, монастыре, а после пожара 6 сентября 1847 года, с перемещением духовной семинарии в угловой корпус кафедрального Успенского собора – на нижнем соборном огороде. Снятый посев поступал в экономию семинарии. Воспитанники тех семинарий, при которых не было собственной или монастырской земли, под руководством наставника ходили за город на близлежащие поля для обозрения хозяйственных заведений разных владельцев, при чем имели возможность наглядно поверять теорию по земледелию, лесоводству, луговодству и так далее. Наука сельского хозяйства вместе с естествознанием и медициной отменена в 1866 году.

Преподавание медицины в большинстве духовных семинарий не было введено до 1843 года ввиду отсутствия учебника и учебной программы. Затем введено в качестве классического руководства составленное академиком Хотовицким «Врачебно-народное наставление для преподавания в духовных училищах». В этом учебнике давались общие понятия о врачебно-народном наставлении; особенно рассматривались вредные для здоровья последствия от народных предрассудков и суеверий, также общие сведения из анатомии, патологии и терапии; давалось знакомство с обычно встречающимися болезнями и их лечением. Начала медицины были преподаваемы семинарским врачом за особую плату, под руководством его воспитанники практиковались в своих медицинских знаниях в семинарской больнице при кроватях больных товарищей, приготовляли лекарства, участвовали в перевязывании ран и тому подобное. В 1850 году введено было в духовных семинариях обучение воспитанников оспопрививанию, а в 1855 году Святейшим Синодом указано, чтобы обучение оспопрививанию шло не только теоретически, но непременно и практическим путем.

На изучение алгебры, геометрии и пасхалии положено было два урока в первом классе низшего отделения и два урока во втором классе его; на физику, естественную историю и сельское хозяйство назначено три урока в первом классе и три урока во втором классе среднего отделения, на медицину – один урок в первом классе высшего отделения и два урока во втором классе того же отделения. Не можем здесь не заметить, что важное значение для семинаристов имело введение естественных наук в курс учеб(с. 619)ных предметов. Естественная история, составляя предмет общего образования, необходима для всякого просвещенного человека и в частности для священника. Медицина в некотором отношении тоже не может не быть признана предметом весьма важным для духовного воспитанника: общие сведения из анатомии и практическая диагностика обыкновенных болезней, с простыми медицинскими средствами, вообще полезны для каждого, в частности для сельского священника, который, особенно в прежнее время, был единственным интеллигентным лицом среди крестьян, эксплуатируемых разными знахарями и ворожеями. Что касается сельского хозяйства, то знакомство с ним небесполезно было лично для самого сельского священника, добывающего хлеб трудами рук своих. Однако эти естественные науки являлись в семинарском курсе делом посторонним, второстепенным. Недостаток самого времени, назначенного для изучения естественных наук, конечно, не мог содействовать успешному прохождению их при существовании множества других предметов богословско-общеобразовательного свойства.

4. Языки

Изучение древних языков в духовной семинарии в период реформы Протасова шло в порядке прежних времен и в том же порядке падало. В указе 1840 года требовалось, чтобы все учебные предметы в семинариях для удобнейшего разумения их преподавались на русском языке. Правда, в положении 1840 года предписывалось, чтобы собственные сочинения семинаристов были писаны непременно на языках русском и латинском, однако в 1845 году Святейший Синод признал полезным на латинские упражнения употреблять лишь последние три года семинарского курса, назначая в месяц по одному переводу на латинский язык. Отсюда не удивительно, что легко забывались те знания, которые приобретались в духовных училищах и не оживлялись практическим применением в первые три года семинарского образования. К тому же на древние языки тогда смотрели как на второстепенные науки. В расписании 1840 года в низшем отделении полагалось собственно изучение латинского и греческого языка, его грамматики и синтаксиса; в среднем отделении требовалось уже чтение латинских и греческих писателей, а в высшем отделении – чтение творений святых отцов. По латинскому языку в низшем отделении воспитанники обычно переводили из сочинений Юлия Цезаря, Саллюстия; в среднем отделении – из Цицерона, Сенеки, Виргилия, иногда Лактанция; в высшем отделении – из сочинений Киприана, Иеронима и других отцов Церкви. По греческому языку в низшем и среднем отделении настольной книгой была греческая хрестоматия, а в высшем отделении – творения отцов Церкви: Климента Александрийского, Григория чудотворца, Афанасия, Василия Великого, Иоанна Златоустого и других. Обыкновенно занятия древними языками, при (с. 620) двух уроках в неделю во всех классах, состояли в грамматическом разборе и переводе известных сочинений или глав из них.

Относительно языков французского, немецкого и еврейского в положении 1840 года {s} сказано следующее: «Послеобеденное время по четвергам и субботам оставить свободными как для необходимого отдыха учащихся, так и для преподавания языков местных, также еврейского, немецкого и французского». Таким образом, означенные языки исключались из курса общеобязательных предметов, для желающих же изучать их по собственному выбору [они] должны были преподаваться в неудобное для занятий послеобеденное (от 2 до 4 часов) время; между тем Святейший Синод в 1840 и 1843 годах предписывал стараться всеми мерами довести учеников в знании языка до такой степени, чтобы они по окончании образования могли свободно, чисто и правильно объясняться, а также в случае нужды вести переписку на французском языке.

Все науки в этот период, согласно предписанию, были преподаваемы на русском языке. Этим устранялось одно из самых сильных препятствий успешному ведению учебного дела: преподаватели и их воспитанники до реформы 1840 года, как уже сказано, весьма затруднялись латинскими лекциями и разговорами, а в рассмотренный период времени, с падением классицизма, возможно было и совершенное взаимное непонимание. Но в методе преподавания осталась господствующей прежняя система. Наставники в период до реформы в 1867 году преимущественно читали свои лекции без перерыва в течение довольно значительного промежутка времени, затем устраивали в своем роде репетиции, – хотя некоторые, правда немногие, наставники для определения степени усвоения учениками заданного урока посвящали спросам почти целые уроки. Наставники при чтении в классах лекций выдавали ученикам записки, самими ими составленные; большинство же наставников дозволяли пользоваться записками своих предшественников; такие записки существовали почти по всем курсам семинарского обучения и передавались по наследству или за деньги, или же нужно было их списывать для себя. Таким образом, семинария своим строем учебной жизни несколько напоминала высшее учебное заведение.

Подводя итоги реформы 1840 года, мы видим, что тогда была сделана решительная попытка поднять в духовных семинариях значение предметов общеобразовательных и ослабить то схоластико-формальное направление, которым характеризуется дореформенный период духовной семинарии. И действительно, в период после сороковых годов нельзя не отметить постепенного вытеснения крайностей старого формального направления – усиление какого движения шло па(с. 621)раллельно с развитием в учениках любви к чтению и жажды к знанию, особенно в шестидесятые годы. Теперь введены в семинарский учебный курс естественные новые науки, большей частью практического характера. Кроме того, в богословском курсе некоторые науки, прежде входившие в состав других, в период реформы были поставлены как особые, самостоятельные; это – учение о вероисповеданиях, ересях, расколах, пастырское богословие и гомилетика. Преподавание некоторых наук расширено и усилено; так, положено преподавать Священное Писание в полном объеме священного кодекса и к этому присоединена священная герменевтика; от общей церковной истории отделена в качестве самостоятельной науки патристика; получила большую определенность наука церковного права под названием «основания церковных законов и канонического права». Из философских же наук оставлены только логика и психология. С 1844 года Святейшим Синодом предписано вводить в духовных семинариях иконописание; в Костромской же семинарии обучение церковной живописи введено в 1852 году.

Как семинарские науки были распределены в целом учебном курсе, это представляется наглядным из расписания еженедельных уроков. Каждый урок продолжался по два часа, а именно: 9 и 10 часы, 11 и 12 часы и в послеобеденное время 3 и 4 часа, или по 16 уроков в неделю, всего 32 учебных часа, а в выпускном году 15 уроков или 30 учебных часов. В 1845 году число классических часов сокращено назначением для каждого класса по 1 ½ (вместо 2) часа на урок; но вместо двух уроков до обеда назначено три урока: от 8 до 1 часа и после обеда урок с 3 до 4 ½ часов. В низшем отделении семинаристы изучали в первый год следующие предметы: катихизическое учение, всеобщую историю древнюю, алгебру и геометрию, греческий и латинский языки, а во второй год в низшем отделении изучали: из Священного Писания книги Моисеевы и исторические, учение о богослужебных книгах, риторику и краткие понятия о поэзии, всеобщую историю среднюю и новую, геометрию и пасхалию, греческий и латинский языки. В среднем отделении семинаристы изучали в первый год учительные книги Ветхого Завета, библейскую историю, логику, русскую гражданскую историю, физику и естественную историю и читали сочинения греческих и латинских писателей, а во второй год в среднем отделении изучали: пророческие книги Ветхого Завета и священную герменевтику, библейскую историю, естественную историю и сельское хозяйство, логику (продолжение) и психологию, читали сочинения писателей по-гречески и латыни. В высшем отделении костромские семинаристы изучали в первый год: священные книги Нового Завета, догматическое богословие, учение о вероисповеданиях, ересях и расколах, гомилетику, общую историю (с. 622) христианской Церкви, церковные древности и обряды, патристику, творения греческих и латинских отцов и учителей, начальные основания медицины и сельское хозяйство; а во второй год изучали: Священное Писание Нового Завета, богословие нравственное, учение о должностях пресвитеров, гомилетику, основания церковных законов и канонического права, историю Российской Церкви, творения греческих отцов и медицину. Немецкий, французский и еврейский языки (последний лишь до 1844 года) преподавались по четвергам и субботам в не занятые другими предметами послеобеденные часы.    

(№ 21, с. 640)

III

Генеральная поверка знаний, приобретаемых учениками духовной семинарии, степени усвоения их и оценка способностей учеников производились посредством экзаменов, которые являлись важнейшим средством для поддержания и выяснения вообще успешности учебного дела. На всем протяжении периода от 1815 до 1867 года экзамены производимы были обыкновенно два раза в год: во второй половине декабря (третной экзамен) и от двадцатых чисел июня по первую половину июля (годовые экзамены). Отсюда не можем не видеть, что и тогда еще хорошо сознана была та несомненная польза экзаменов, что они, заставляя учеников обозревать большую часть курса или – в конце учебного года – целый курс науки, служат для объединения, укрепления в сознании учащихся приобретенных за известный период или в течение года частичных знаний и, сверх того, побуждая учеников к усиленной и сосредоточенной работе, экзамены содействуют дисциплинированию ума и воли учащихся. Экзамены, производившиеся во второй половине декабря и с половины июня до 10–12 чисел июля, назывались частными или внутренними испытаниями в отличие от так называемых публичных, бывших по окончании годичных экзаменов – от 10 до 14 июля.

На внутренних испытаниях, по первоначальному плану экзаменов в 1818 году, присутствовали члены правления семинарии, состоявшего из ректора, инспектора и эконома, из наставников и профессора, и они давали испытуемым ученикам вопросы после преподавателя науки. Но затем, по предписанию Комиссии духовных училищ в 1828 году, испытания частные производимы были в присутствии учителя экзаменного предмета и одного или двух ассистентов из учителей преимущественно тех классов, в какие подлежали переводу воспитанники по успешной сдаче экзаменов. Пред началом экзаменов каждый наставник представлял к назначенному сроку ректору или в правление семинарии: а) конспект пройденного из науки, б) ведомости учеников с аттестацией их способностей, прилежания и успехов, и в) рассмотренные сочинения учеников. Конспект представлял собою перечень главных положе(с. 641)ний науки на русском языке, а по философии – на латинском языке. Небезынтересно здесь обозначить, каковы были профессорские аттестации в списках воспитанников Костромской семинарии, например за 1816 год. Так, в графе «каких способностей» находятся отметки: «очень хороших, хороших, средственных, не худых, ленив и безуспешен», в графе «какого прилежания» написано: «отличного, особеннейшего, постоянно бдительного, особенно хорошего, бдительного, неутомимого, неослабного, довольного, рачительного, порядочного, от части занимался»; в графе «каких успехов» имеются отметки: «отличных, очень хороших, преизрядных, изрядных, довольно порядочных, не худых, средственных».

План производства экзаменов составлялся ректором и определялся правлением семинарии. Так, в 1816 году назначено было произвести внутренние испытания от 18 по 23 число декабря. В первый день, 18 декабря, от 8 по 12 час дня ученики высшего отделения были испытываемы в знании священной герменевтики, а в 3–4 часах пополудни они же – в еврейском языке; 19 декабря ученики также высшего отделения держали экзамен до обеда по церковной истории, а в 3, 4 и 5 часах по греческому языку; 20 декабря до обеда происходило испытание учеников среднего отделения по философии, а в 3, 4 и 5 часах – по греческому языку; 21 декабря в 9 и 10 часах ученики среднего же отделения подвергались экзамену по математике, в 11 и 12 часах ученики среднего и низшего отделений – по французскому языку, а в 3, 4 и 5 часах ученики тех же отделений – по немецкому языку; 22 декабря в 9–12 часах утра экзаменовались ученики низшего отделения в знании всеобщей истории и в 3, 4 и 5 часах они же – по греческому языку; 23 декабря в 9–12 часах утра и в 3, 4 и 5 часах пополудни ученики низшего отделения подвергались экзамену по словесности. Для более определенного представления существа этих экзаменов всего в течение шести дней нельзя не сказать, что количественный состав Костромской духовной семинарии тогда был таков: в высшем отделении 32 ученика, в среднем 63 и в низшем 118, итого 213 учеников. При большем и постепенно возраставшем впоследствии количестве учеников спрашивали на внутренних экзаменах каждого ученика лишь по главным предметам: богословию, философии и словесности. Но в 1860-х годах уже все костромские семинаристы были испытываемы в знании каждого из предметов, преподанных им в течение сентябрьской трети, и тем более – в течение январской–майской третей учебного года. Ввиду же многочисленности учеников, особенно в низшем отделении Костромской семинарии, внутренние испытания по расписанию в ноябре 1866 года произведены с 1 по 22 декабря по два заседания в каждый учебный день, с (с. 642) 8 по 11 час утра и с 12 по 2 ½ часа пополудни. Что экзамены в декабре имели свое значение и даже грозное действие, видно из того, что в марте 1857 года было предписано – исключать малоуспешных учеников после декабрьских экзаменов, «но только после всех мер, принятых к исправлению таковых учеников». Значение декабрьских экзаменов достаточно усматривается из постановления правления Костромской духовной семинарии от 9 января 1867 года, по которому 12 ученикам, оказавшим в сентябрьской трети успехи недостаточные и, судя по их способностям, обещавшим оказать впредь успехи лучшие, дозволено продолжать учение в семинарии до усмотрения на следующем испытании, но с тем, чтобы они содержались уже на собственном иждивении, и те четверо из них, коим было назначено в декабре казенное пособие, лишены его; четыре ученика среднего отделения, как признанные не обещающими и впредь лучших успехов, тогда же исключены из семинарии, и затем для восполнения нормального числа учеников, определенного в количестве 400 для общего состава Костромской семинарии, включены в штат шесть семинаристов из числа учеников низшего отделения, в течение сентябрьской трети оказавших успехи достаточные, каковым ученикам с разрешения епископа Платона дозволено было обучаться ранее вне штата.

На внутренних испытаниях при окончании учебного года ученики семинарии должны были сдать письменные экзамены. Так, во время экзаменов от 16 июня и до 10 июля 1838 года костромские семинаристы написали одно сочинение на латинском языке, а другое – на русском, а именно – в высшем отделении на темы: De primario objecto fidei christianae (о первостепенном предмете христианской веры) и «О важности священнического служения»; в среднем отделении: De ultimo fine hominis (о последнем конце человека {t}) и «О необходимости нравственного образования»; а в низшем отделении: De modestia iuventuti necessaria  (о скромности, необходимой для юности {t1}) и «О пользе умственного образования». Устные испытания производились по жребию или по так называемым билетам, чаще же чрез вопросы своих наставников. Достоинство экзаменных ответов учеников было отмечаемо профессорами в общей табели или по-русски, или же преимущественно по-латыни (иногда по-немецки, в 1833 году даже по-английски) так: optime, eximie, elegantissime, belle, nota bellule, excellenter, eleganter, bene, ex parte bene, valet, mediocriter, non male, male, nihil respondet {t2}. К балльной системе при оценке достоинства устных ответов испытываемых семинаристов в период до 1840 года прибегали редко и в том случае, когда пользовались ею, отмечали тремя первыми цифрами приспособительно к разделению на разряды, так что в первое время самым лучшим баллом считалась 1 с значением весьма (с. 643) хорошо, ниже были целые и с дробями цифры: 2, хорошо и 3, слабо; впрочем, после 1840 года некоторые наставники вводили в балльную систему и более низшие отметки цифрами 4 и 5. По окончании внутренних экзаменов за весь двухгодичный курс (по определению Святейшего Синода от 1 марта 1857 года) составлялись по каждому предмету списки учеников известного отделения с разделением на разряды по успехам, при чем один и тот же ученик нередко оказывался в первом разряде, во втором и даже в третьем; но, конечно, были и такие ученики, которые по всем предметам значились в третьем разряде. В начале и конце 1850-х годов ученические успехи на экзаменах были отмечаемы баллами от 6 (лучший балл) до 1 (худший), даже ставили отметки ½ и 0. Отсутствие однообразия в отметках успешности учеников производило большую путаницу, неудобно было для высшего епархиального начальства при обсуждении им аттестации окончивших курс учеников. Ввиду этого Святейший Синод определением от 4 марта 1858 года постановил: самые лучшие успехи обозначать в аттестатах словами: «отлично, весьма и очень хорошо»; менее удовлетворительные успехи, соответствующие второму разряду, обозначать «хорошо, довольно хорошо, порядочно»; а неудовлетворительные успехи – словами «мало, слабо, недостаточно» – только для воспитанников третьего разряда, исключенных по малоуспешности или оставленных на повторительный курс. Но уже с 1860-х годов вообще установилась обычная пятибалльная система (с дробями) для оценки успехов учеников в прохождении наук.

Учебный курс по производстве переводных экзаменов от 15–20 июня до 10 июля оканчивался особыми экзаменами, большей частью от 11 до 13–14 июля, каковые экзамены назывались публичными, так как производились в присутствии епархиального архиерея и прибывших по приглашению многих чиновников епархии и знатнейших особ, образованных и даже малограмотных, но сильных своим богатством или влияниями. Первое публичное испытание учеников Костромской семинарии было при окончании первого по преобразовании ее учебного курса в 10 и 11 числах июля 1816 года, в 1817 году – 12, 13 и 14 июля, а в 1838 году публичные испытания кончились 22 июля в присутствии ревизора П. Делицына, профессора Московской духовной академии, к округу которой семинария была причислена после преобразования. Согласно ранее утвержденному плану, 10 июля 1816 года в утренние учебные часы лучший воспитанник высшего отделения при торжественной обстановке пред именитой публикой из духовных и гражданских властей, в присутствии всех профессоров и учеников, прочитал в семинарском зале рассуждение на тему: «Кроме внутреннего и внешнее богопочтение нужно для человека-(с. 644)христианина» [4]. Затем, того же 10 июля от 10 до 2 часов пополудни ученикам высшего отделения предлагаемы были по богословию, а ученикам среднего отделения – по философии разные предметы в виде уроков и состязаний; после обеда с 4 по 7 час вечера были публично испытываемы ученики среднего отделения по математике и физике, а ученики низшего отделения – по словесности. В 11 день июля с 10 до 2 часов пополудни произведен публичный экзамен ученикам высшего отделения по церковной истории, а ученикам низшего отделения – по всеобщей истории; после обеда от 3 до 7 часов экзаменованы ученики всех трех отделений в знании языков еврейского, греческого, немецкого и французского. Из более позднего времени, 1864 года, представим, как произведено по программе публичное испытание 13 июля в 5 часов вечера. По прибытии епископа Платона в залу собрания певчие пропели «Днесь благодать Святаго Духа нас собра…», затем ученики были испытаны: а) в высшем отделении: 1) из догматического богословия «о лице Господа нашего Иисуса Христа»; 2) из нравственного богословия «об обязанностях христианина в отношении к самому себе»; 3) из истории Русской Церкви «о разделении Московской митрополии»; 4) из канонического права «о суде Церкви»; 5) из учения о русском расколе «о секте странников или бегунов»; 6) из народной медицины «о воздухе в гигиеническом отношении»; б) в среднем отделении: 7) из учения об отцах Церкви «о святом Иустине Философе и священномученике Киприане»; 8) из церковно-библейской истории «о состоянии церкви со времени персидского владычества»; 9) из учения о книгах Священного Писания «о книге Иова»; 10) из психологии «о субстанциальности и духовности души человеческой», и в) в низшем отделении: 11) из русской словесности «о сочинении вообще и о главных родах сочинений», введение в поэзию и об употребительнейших размерах русского стихосложения; 12) из всеобщей гражданской истории «о нравах и обычаях римлян»; 13) из геометрии «об измерении площади круга, поверхности и объема цилиндра». Затем учениками низшего и среднего отделений прочитаны лучшие собственные их сочинения из числа написанных в течение учебного года. По языкам еврейскому, древним и новым ученики всех отделений были испытываемы чрез перевод разных статей на русский язык.

(с. 645) По окончании публичных экзаменов лучшие из учеников за отличные успехи и благонравие награждаемы были книгами в хороших переплетах, с надписями начальства семинарии; в награду выдавались обыкновенно учебные книги и пособия, которые большей частью не отличались интересным содержанием. Затем составлялись окончательные разрядные списки, на основании которых семинаристы первого и второго разрядов переводились в следующие, высшие по порядку классы, а воспитанники, окончившие двухгодичный курс в высшем отделении, получали звание студента или только окончивших курс семинарии; из неуспевших учеников третьего разряда одни оставлялись в том же классе на повторительный курс на два года, другие же увольнялись из семинарии для поступления на места; в первые же времена по реформе некоторые ученики были записываемы вне разряда и назывались «неудостоенные разряда». Наступала вакация или каникулы с 15 июля до 1 сентября, с которого и начинался новый учебный год, по предварительном приеме окончивших полный училищный курс после кратких испытаний или же без них, если на выпускных экзаменах училищных присутствовал член семинарской корпорации.

В заключение речи о публичных экзаменах не можем не упомянуть о том, что в период от 1840-х годов на публичных экзаменах выступали только лучшие ученики, хотя в начале периода иногда бывали случаи вызова и второразрядных воспитанников на такое испытание. Число предметов, из которых спрашивали учеников на публичных испытаниях, часто бывало менее половины общего количества предметов семинарского курса. С начала 1850-х годов публичные экзамены уже не имели характера той пышности и торжественности, какой их обставляли до 1840 года, и с 1860-х годов они начинают прекращаться или выходить из употребления; в Костромской же семинарии последний такой экзамен происходил в половине июля 1866 года. Экзамены публичные прекращены с уставом 1867 года, конечно потому, что не имели целесообразного значения и пользы, а представляли собой лишь помпу, бесполезную в педагогическом отношении выставку, на которой имелось в виду показать именитой посторонней публике плоды семинарского питомника. Но при этом публичные экзамены соединены были с некоторой фальшью, так как спрашивали ответа от учеников в области лишь того небольшого, заранее определенного отдела из известной науки, познания в которой своих питомцев наставник находил возможным демонстрировать пред почтенным собранием посетителей; даже вызывали к тому только тех лучших воспитанников, которые оказывались особо избранными.

Озирая общим беглым взглядом постановку учебного дела (с. 646) в период реформы от 1840 года, мы должны признать, что к получению семинаристами надлежащего образования направлены были и многочисленность и разнообразие предметов, входивших в состав семинарского курса, причем количество наук, преподаваемых тогда в духовных семинариях, было почти вдвое более того, какое преподавалось в европейских семинариях. Несомненно, от наших семинаристов даже с недюжинными способностями требовалось много времени, сил и терпения для более углубленного усвоения наук рассудком. Не следует при этом забывать, что и костромские семинаристы просиживали за учебными книгами долгие юношеские годы, упорным трудом преодолевали науки; совершали учебные свои подвиги в необычной для нашего времени обстановке, в крайне тесных помещениях, слабо ночью освещенных, при учебных занятиях десятка лиц в одной квартире; ради науки мирились со скудостью питания, с бедностью одежды, а главное, учились без надлежащих печатных учебников. И однако же воспитанники семинарии с окончанием курса в ней не только не были слабы или скудны даваемым образованием, но из их среды нередко появлялись мужи, выдающиеся по высоким познаниям. Правда, художественная литература (в лице Нарежного, Помяловского и других) наложила в большинстве такую мрачную вуаль вообще на духовную старую школу, положила и в отношении учебного дела такое quasi-позорное {u} клеймо на духовную семинарию 1840–1850-х годов, что последняя не освободилась от него до сих пор, когда еще встречаются лица, продолжающие смотреть на семинаристов сквозь узкие и тусклые стекла этой литературы. Не отрицая некоторой доли правды в несомненно тенденциозных отзывах литературы и не вступая в опровержение их, мы лишь кратко заметим, что такие отзывы носят на себе чрезвычайно сильную субъективную окраску их авторов, которые не любили духовной школы и не могли спокойно судить о том, что они сами так или иначе пережили и перечувствовали. На самом же деле в духовных семинариях поставлен был истинный принцип образования и даны были сравнительно с тогдашними временами удовлетворительные условия его осуществления, особенно же когда учебная система в духовной семинарии была построена «в надежду священства».

Насколько не только удовлетворительно, но даже высоко было образование костромских семинаристов в период от 1815 до 1867 годов, доказательством служит плеяда питомцев старой Костромской семинарии, завершивших свое образование в духовных академиях и светских высших учебных заведениях, и такими питомцами вправе гордиться наша alma mater {v} доселе, тем более что из них наиболее просвещенные приобрели себе известность не только в России, но и за пределами ее. Вот приснопа(с. 647)мятные для Костромской духовной семинарии имена некоторых таких деятелей, составляющих неувядаемую славу и великую гордость семинарии, это доктора и магистры богословия: а) иерархи: Арсений (в мире Федор Москвин, кончил курс в семинарии в 1819 году), митрополит Киевский; Афанасий (Андрей Соколов, в 1821 году), архиепископ Казанский; Порфирий (Константин Успенский, в 1824 году), ориентолог, епископ Чигиринский; Антоний (Александр Павлинский, в 1827 году), архиепископ Владимирский; Евгений (Макарий Сахаров, в 1834 году), епископ Симбирский; Алексий (Алексей Лавров, в 1846 году) {w}, архиепископ Литовский; Сергий (Иван Спасский, в 1849 году), архиепископ Владимирский; Сергий (Александр Серафимов, в 1858 году), архиепископ Астраханский; б) протоиереи: Феодор Александрович Голубинский (в 1814 году), профессор Московской академии; Александр Васильевич Горский (в 1828 году) {x}, ректор Московской духовной академии; Василий Петрович Полисадов (в 1838 году), профессор богословия в Петербургском университете; Иоанн Григорьевич Поспелов (в 1844 году), протоиерей костромского кафедрального собора; Петр Тимофеевич Виноградов (в 1846 году), законоучитель Костромской гимназии; Иоанн Антонович Соболев (в 1849 году), протоиерей Исаакиевского собора; Михаил Иванович Горчаков (в 1857 году), профессор Петербургского университета; в) учителя и профессора: Николай Осипович Андроников (в 1836 году), учитель и историк Костромской гимназии и духовной семинарии; Николай Кириллович Соколов (в 1854 году), профессор Московского университета; доныне здравствующие – Евгений Евсигниевич Голубинский (в 1854 году), профессор Московской духовной академии, академик; Николай Иванович Петров (в 1861 году), профессор Киевской духовной академии; Федор Иванович Успенский (в 1866 году), директор [Русского] археологического института в Константинополе, et tutti quanti {y}. Мы здесь не будем говорить о тех еще более многочисленных питомцах Костромской семинарии периода до 1867 года, которые [5] украшали собой высокие посты государственного и общественного служения и управления, профессорские кафедры, судейские кресла, места врачующих болезни, обучающих юношество, и главным образом многочисленные и рассеянные по разным весям нашей обширной епархии места пастырей Церкви. Эти последние обучали народ святой православной вере и благочестию, это были мужи, которые, по словам Иисуса сына Сирахова, «оставили по себе имя (с. 648) для возвещения хвалы их», «и слава их не истребится; тела их погребены в мире, и имена их живут в роды» (Сир. 44, 8, 12–13).

Приятно оглянуться назад, в эту глубь времен старой Костромской семинарии, когда видим, какие светлые лучи и потоки из этого рассадника просвещения изливались и просветляли сумрачный горизонт нашей епархии и даже отечества необозримого. При этом зрелище невольно исторгаются чувства удивления и благодарности к вышедшим из Костромской семинарии носителям света веры Христовой и энергичным деятелям в области истинного просвещения и русской государственности. Что же было причиной происхождения таких духовных феноменов? В ответ можно непогрешительно указать причину в том, что учебное дело в Костромской духовной семинарии в период рассмотренных реформ было поставлено более чем удовлетворительно. Видимо, что еще во время своего образования в Костромской семинарии прежние питомцы ее под руководством своих наставников воспитывали в себе горячую любовь к богословской науке и упорное трудолюбие в занятиях ею, воспитывали в себе искреннюю преданность святой Церкви Православной и любовь к дорогому отечеству, и над всем этим – искреннее стремление к той именно цели, к которой своим образованием и воспитанием предназначались, то есть к пастырскому служению среди народа.

Нельзя не сказать в заключение, что это же сознание долга, любовь к истине, добру присущи многим истинным воспитанникам Костромской духовной семинарии до позднейших времен. Доказательством этого служит непрестающая слава о костромских семинаристах, учившихся и ныне обучающихся в разных высших учебных заведениях. Возможно полагать, что для них остаются незабвенными указанные, поседевшие в науках и отчизнолюбивой жизни, славные костромичи. Последние же из глубины 1815–1866 годов не без услаждения смотрят и на вас, достолюбезные воспитанники семинарии, на ваши хорошие успехи в науках и благоповедение. Смею выразить свою надежду на то, что и вы, при отеческой заботливости о вас ближайшего начальства и преподавателей, при своем конкурирующем усердии к учебному делу, в связи с добрым поведением, окажетесь могучи, чтобы поддержать и даже приумножить ту унаследованную славу и честь, которыми, как ореолом, окружены многие доблестные питомцы старой Костромской семинарии.

Seminarium Costromiense vivat, crescat, floreat! {z}

 

[Авторские подстрочные примечания:]

(№ 19, с. 579)
1. Означенный период избран для трактации ввиду того, что, с одной стороны, об учебной системе в Костромской духовной семинарии до 1814 года уже имеется, хотя краткое, сообщение протоиерея И. Сырцова в брошюре «150-летие Костромской духовной семинарии (1747–1897 годы)», Кострома, 1897 год, во II отделе под заглавием «Семинария в прошлом и в начале нынешнего столетия (до 1814 года)», 6–27 стр., а с другой, последовавшие духовно-учебные реформы 1814 и 1840 годов являются наиболее характерными и имеют для себя историческую оценку, между тем все более и более затмеваются временем. В 1867–1868 годах произошла коренная духовно-учебная реформа, основные начала которой с поправками, сделанными в 1884 году, сохраняются до последнего времени; но суждение и исторически беспристрастный приговор об этой реформе принадлежат еще будущему, хотя бы недалекому; за незначительностью же протекшего доныне времени учебная реформа эта представляется небезызвестной для большинства современников.

(с. 584)
2. В правилах 1838 года от Комиссии духовных училищ преподан совет «истинной пользы философской истории искать в дознании, что усилия разума человеческого недостаточны к удовлетворительному открытию истины и что, следственно, истинного и спасительного познания должно искать выше разума человеческого – в Откровении».

(с. 591)
3. При костромском епископе Самуиле (1817–1830 годы) вследствие увеличившегося числа воспитанников некоторые классы семинарии были разделены на отделения. Так, в конце 1824 года класс словесности разделен на два отделения; с течением времени разделены на два отделения сначала философский, а потом богословский классы.

(№ 21, с. 644)
4. На публичном экзамене 12 июля 1817 года читано рассуждение на тему: «Многое в Священном Писании написано о Иисусе Христе, а многое ради Христа, и следственно Спаситель человеческого рода есть главнейший Предмет и общий всему Священному Писанию». В 1820 году на публичном экзамене воспитанник прочитал рассуждение на тему: «Святые таинства, заповеданные Богом и совершаемые Церковью, нужны в деле человеческого спасения».

(с. 647)
5. См. в «Костромских епархиальных ведомостях» 1898 года, от 1 октября № 19, составленный А.Ф. Филипповым «Список воспитанников Костромской духовной семинарии, обучавшихся в высших учебных заведениях с 1814 года», с покрытием службы в последние годы (если известно).

 

{Примечания редактора — в тексте выделены фигурными скобками:}

a. 1911 года.

a0. Historia magistra vitae: история – учительница жизни (Цицерон). Здесь и далее переводы делаются с латинского языка, если не оговаривается иное.

b. Здесь и далее в тексте статьи – реторика.

b1. Вариант перевода: риторика есть искусство говорить хорошо, красиво, не скупясь на слова и с изяществом.

c. Почести меняют нравы.

c1. «Искусство красноречия».

d. Исправлена опечатка – изражение.

e. Здесь и далее в тексте статьи автор приводит фамилии монашествующих без скобок (в отличие от написания, принятого сейчас).

f. То есть Александра Македонского, в тексте статьи – Александра В.

f1. Посредствующая (другой вариант – вспомогательная) философия или логика.

f2. Всеобщая философия или онтология.

g. О судьбе.

g1. «Наставление в философии».

h. «Наставление в истории философии» – сокращенный вариант труда Иоанна-Якова Бруккера (1696–1770) «»Historia critica philosophiae a mundi incunabulis ad nostram usque aetatem deducta» («Критическая история философии от начала мира вплоть до нашего времени»).

i. Видимо, автор подразумевает сочинение епископа Феофилакта (Горского) «Orthodoxae orientalis ecclesiae dogmata seu doctrina christiana de credendis et agendis» («Догматы Православной Восточной Церкви или христианское учение о том, во что должно верить и как должно действовать»). 

i1. «Наставление в нравственном богословии».

j. Здесь: уникальный, единственный в своем роде.

k. Новый Завет (греч.).

l. Не многое, но много.

m. Учебное управление при Святейшем Синоде – орган управления духовными школами, существовавший в 1839–1867 годах.

n. Перевод семидесяти толковников, Септуагинта.

o. То есть архиепископа Вениамина (Краснопевкова-Румовского).

p. Так в тексте статьи, хотя далее перечисляются четыре раздела.

q. Видимо, опечатка: имя писателя – Григорий, а Михаилом звали его сына.

r. Здесь – в смысле: с внешней стороны.

s. В тексте статьи: в 9 положении 1840 года – видимо, опечатка.

t. Более корректный перевод: о конечном назначении человека.

t1. Вариант перевода: о необходимой для юношества скромности.

t2. Отлично, отменно, точнее не скажешь, великолепно, отметка «великолепно», превосходно, точно, хорошо, отчасти хорошо, годится, посредственно, неплохо, плохо, совершенно неудовлетворительно.

u. Здесь: будто бы позорное.

v. «Мать-кормилица» – так называют учебное заведение его питомцы.

w. Надо полагать, что здесь имеет место недоразумение: архиепископ Алексий (Александр Федорович Лавров-Платонов, +1890) окончил в 1850 году Ярославскую духовную семинарию, а Костромскую духовную семинарию в 1846 году окончил Алексей Петрович Лавров.

x. В 1828 году Александр Горский из Костромской семинарии, минуя богословский класс, был переведен в Московскую духовную академию.

y. И.В. Баженов употребляет итальянское выражение e tutti quanti (и все прочие), но использует союз et из французского языка.

z. Да здравствует, развивается и процветает Костромская семинария!

Публикация подготовлена при участии кандидата филологических наук С.А. Тахтаджяна
(Санкт—Петербургский государственный университет).