И.В. Баженов. Жечься или в земле тлеть?

И.В. Баженов

Жечься или в земле тлеть? [1]

 

(Костромские епархиальные ведомости, прибавление к отделу неофициальному: 1908, № 22 (с. 1–8), № 23 (с. 9–16), № 24 (с. 17–24); 1909, № 1–2 (с. 25–32), № 3 (с. 33–38). Отдельное издание – Кострома, 1909)

(с. 1)

Современное в России значение вопроса о сожигании трупов человеческих как погребении. Обозрение кремационной практики в разных государствах Запада в позднейшее время. Один из типов трупосожигательной печи. Сожигание умерших людей пред судом древней истории, свидетельствующей, что зарывание в землю было первоначальным погребением у евреев и более древним, чем сожигание, у языческих народов. Неосновательность доводов гигиенистов в защиту трупосожигания – из опасений заражения воздуха и воды с кладбищ. Призрачность общественно—экономических расчетов по сожиганию трупов. Судебная медицина как противник этого нововведения. Нравственное чувство, откровенное учение о ближайшей судьбе тела по смерти и о назначении его для воскресения, почитание и явление мощей угодников Божиих в Православной Церкви как незыблемые основания за погребение в земле. Сочувственные к этому обряду отношения современных католического духовенства и прусского правительства. Несочувственные отзывы французских писателей о трупосожигании. Тяжелое от этой операции в Милане впечатление очевидца из соотечественников {а}.

Как ни странным для некоторых может показаться рассмотрение данного вопроса у нас – в России, но наша постановка его имеет для себя основание отчасти в самой русской литературе по этому вопросу, отчасти в направлении тех соотечественников, которые до последних времен склонны безразлично усвоять разные иногда появляющиеся на Западе теории и новшества и в слепом поклонении легкомысленно следовать им с явным пренебрежением к основным ли началам русской народной жизни, к устойчивым ли преданиям, или к первоначальным заветам христианства по вопросам религиозно-нравственным и обрядовым. Так дело обстоит ныне и в отношении претендующего сделаться модным вопроса о сожигании тел умерших людей. Не более четверти века назад возник снова этот вопрос в Западной Европе, но он вскоре (с. 2) же успел или возымел силу возбудить в некоторых государствах Запада большой интерес, и вот в ряду разноречивых толков по возникшему вопросу весьма часто в литературе указываемо было на необходимость сделать трупосожжение обязательным. По данному обычаю отголоски модных речей с Запада мало-помалу стали и продолжают раздаваться уже более десятка лет и в нашем православном отечестве. Так, на столбцах многих наших газет и журналов [2] не только сообщались сведения, но помещались восторженные заметки о введении трупосожигания в некоторых западных государствах, и этот вопрос по самой новизне своей имеет для некоторых интересующихся русских, по-видимому, большую силу привлекательности и вызывает иногда солидных наших литераторов и профессоров [3] на публичное, притом сочувственное обсуждение и отзывы. Ввиду того, что западная агитация в пользу сожигания трупов человеческих как погребения продолжается, хотя временами глухо, в нашей литературе, мы решаемся высказать свое слово во имя самой истины, чтобы – в целях предостережения соотечественников от возможного увлечения западным новшеством – показать, с одной стороны, неосновательность доводов в пользу трупосожигания, а с другой – положительное преимущество общепринятого обряда погребения в земле пред нововводимым на Западе. Мы твердо уверены, что правильное решение вопроса о сожигании трупов человеческих, помимо общего своего значения, во многих отношениях представляет особенную важность для пастырей Православной Церкви Христовой, так как к ним, в случаях безотчетного пробуждения симпатии к встречающемуся на Западе новому способу погребения, всегда могут обратиться любознательные из пасомых с вопрошением словесе о уповании (1 Пет. 3, 15), в надежде услышать от них здравый руководящий отзыв, проникнутое научно-богословским характером убежденное слово.

(с. 3) Первоначальное возбуждение на Западе вопроса о сожигании человеческих трупов как погребении относится к временам гуманизма и реформации. Под влиянием восхищения многими учреждениями классической древности гуманисты желали между прочим восстановить языческо-классический обычай погребения посредством сожигания тела, встречавшийся в Греции и у римлян. Эту идею гуманистов намеревались провести в жизнь реформаторы, но безуспешно, встретивши сильное противодействие в благочестивом чувстве верующих христиан. Вопрос о сожигании человеческих трупов впервые затем и с энтузиазмом возобновился во Франции времен великой революции 1789 года. В V году Французской республики (21 брюмера 1796 года) Легран d’Occu {b} внес в совет пятисот предложение ввести кремацию (от лат. cremo, сожигать) умерших людей; для устройства ее предлагалось приобрести 10 гектаров земли и окружить этот участок стеной с сделанными в ней нишами для помещения урн с пеплом сожженных. Но совет отнесся к предложению несочувственно. В VII году республики, 14 флореала, Сенский департамент по предложению Камбри решил выстроить сожигательную для этого печь на Монмартрском кладбище. В VIII году правительство Франции повелело Институту {c} предложить на конкурс тему о лучших способах испепеления трупов. Было представлено сорок докладов, в которых авторы между прочим указывали на трудности, дороговизну рекомендованных к тому способов и тому подобное. Потом вопрос об этом, по-видимому, был предан забвению несмотря на то, что в течение войн 1810–1814, 1870–1871 [годов] в силу самой необходимости приходилось прибегать к сожиганию трупов на полях битвы. (с. 4) Только в последней четверти XIX века идея трупосожигания получила некоторую устойчивость, когда масонские общества получили от правительства официальное признание этого новшества. Кампания открылась в 1872 году. В 1874 году Парижский городской совет снова возбудил официально вопрос о сожигании трупов человеческих, однако встретил препятствие в гигиеническом совете департамента Сены и в французском судебно-медицинском обществе, которые высказались в том смысле, что сожигание трупов дало бы возможность скрывать много преступлений. Городской совет тем не менее продолжал свою агитацию в пользу введения трупосожжения, пока не встретил формального veto {d} со стороны министров юстиции и внутренних дел. Тем временем кое-где в государствах Западной Европы начали уже применять трупосожигание; первая откликнулась на это Италия: там начало этой операции положено в Милане 22 января 1876 года, где устроена первая трупосожигательная печь или крематорий. За Миланом последовала Гота, и крематорий в ней долгое время оставался единственным в Германии.

В 1880[-х] годах в Дрездене, Цюрихе, Готе, Лондоне и Париже основались общества для распространения идей о трупосожигании, причем в числе членов-учредителей состояли видные ученые. Вопрос о трупосожигании теперь сделался предметом оживленных дебатов на специальных конгрессах представителей наук, и увлекательные речи их в пользу нового способа погребения встречены были сочувственно почти всюду на Западе. В 1885 году городской совет Парижа отпустил потребные суммы для устройства трупосожигательной печи, и впервые во Франции она открыта в Париже на кладбище Pere Lachaise. Наконец, в марте 1887 года, после продолжительных прений, и в Сенате прошел проект о дозволении сожигать умерших людей, при чем каждому, имевшему право составлять завещание, предоставлена свобода определять и способ своего погребения, то есть или зарывание в землю, или сожигание. Этот закон вотирован 15 ноября 1887 года и обращен к исполнению декретом 27 апреля 1889 года, при чем во избежание возможных злоупотреблений и опасностей были указаны следующие условия дозволения трупосожигания: а) прошение о том члена или представителя семьи с указанием места, где будет сожжен труп; б) свидетельство лечившего врача, удостоверяющее о том, что смерть произошла от естественных причин, и в) такое же удостоверение врача, осматривающего умерших. С тех пор сожигание трупов стало для некоторых потребностью моды и все более и более вводится в обычай во Франции; здесь обра(с. 5)зовалось даже особое общество под названием Societe Francaise de cremation {d}, которое издает брошюры, бюллетени и газеты с целью пропагандирования своих идей. В 1892 году это общество хлопотало об обязательном сжигании всех холерных трупов, также во время всевозможных эпидемий, и вместе об увеличении числа крематориев. Общества для сжигания трупов человеческих постепенно умножаются в западноевропейских государствах. На съезде британского союза врачей доктор Спенсер Уильс указал на некоторый успех трупосожигания в Англии, вычисливши, что тогда как в 1885 году здесь впервые сожжены были только 3, в 1890 году сожжено уже 54 трупа. В 40 километрах (37 ½  верст) от Лондона построен для этой цели грандиозный крематорий, на который герцогом Бедфортом пожертвовано 40 тысяч рублей. Сожигание трупов получило наиболее широкое распространение в Италии, где в 1892 году имелось 22 сожигательных печи в разных местах – в Милане (где барон Келлер завещал громадную сумму денег на устройство крематория), Риме, Турине, Падуе, Флоренции, Пизе и других. Вслед за Италией устроили у себя крематории Швейцария, Франция, Англия, Швеция и Норвегия; также Австрия, Дания, Бельгия, Голландия и Соединенные Штаты Америки имеют крематории. В Германии в 1891 году впервые открыты три сожигательные печи; но когда магистрат Берлина в 1893 году испрашивал разрешение сжигать умерших жителей столицы, министры просвещения, юстиции и внутренних дел дали отрицательный ответ на эту просьбу. Из азиатских стран с давних времен практикуется сожигание трупов в Ост-Индии, но лишь в известных классах народонаселения, и особенно в Японии. В столице последней Токио еще до 1898 года ежедневно сожигали по меньшей мере до 30 трупов. Некоторое понятие о распространенности сожигания трупов в разных местах могут дать следующие цифры [4]: во Франции до конца 1888 года сожжено всего 7 трупов; в 1889 году – 735; до средины 1890 года – 2057; со времени устройства второго крематория там ежегодно сожигается до 4000 трупов. В Соединенных Штатах в течение 1881–1884 годов было сожжено всего 40 трупов, а за один 1892 год – 513. В Готе до конца 1888 года было всего трупосожиганий 554, в Италии 998, в Америке 287, в Швеции 39, в Англии 16. С тех пор число печей и сожженных в них умерших людей постепенно (с. 6) увеличилось. Для кремации ныне [5] существует в Италии 27 заведений, в Соединенных Штатах 20, в Германии 6, во Франции 3 (в Париже, Руане и Рейме). До последних времен приверженцы кремации прилагают все меры к усилению своей пропаганды, собирая митинги, устраивая усовершенствованные печи на общественный счет (как в Бергене, Норвегии и Скандинавии в 1908 году) и на средства частных лиц, назначая премии за лучшие сочинения по этому вопросу, и уже довольно обширная литература по нему существует на французском, итальянском, немецком языках. Словом, как представляют корреспонденты современных газет и журналов, сожигание трупов находится на краю всемирного введения [6].

Соответственно заявившимся в позднейшие времена потребностям для удовлетворения их пришла на помощь механика, представители которой не замедлили выработать для испепеления трупов человеческих образцовые печи, из коих более принятый ныне тип таков. В противоположность древнему римскому обычаю сожигать умерших лишь на костре, в настоящее время [7] уже не пользуются собственно пламенем, получаемым при сгорании топлива, а пользуются высокой температурой, которая получается, когда продукты неполного сгорания (окись углерода, углеводороды и так далее) воспламеняются при наличности кислорода воздуха. Возникающее при таких условиях пламя непосредственно не утилизируется для сожигания трупов: оно служит только для нагревания печи, огнеупорные стенки которой при этом накаливаются добела. По достижении этого посредством особых клапанов прекращается доступ горячих газов и пламени во внутреннюю часть печи, куда теперь поступает только атмосферный воздух, настолько нагревающийся при прохождении чрез раскаленные стенки, что он, попадая в камеру, где совершается сожигание, имеет температуру свыше 1000^о. В эту жгучую камеру, по окончании церковного цере(с. 7)мониала отпевания, с помощью механических приспособлений приводится или опускается гроб с трупом, при чем желающим предоставлена возможность чрез небольшое безопасное окно наблюдать за процессом сожигания. Бесстрашный зритель из любителей сильных ощущений может здесь увидеть ужасную или, вернее, отвратительную картину. При господствующей в камере высокой температуре деревянный гроб исчезает моментально, цинковый чрез несколько минут, ибо цинк плавится уже при 200–230^о; после этого труп падает на дно камеры, на прутья из огнеупорной глины (колосники) и, охваченный со всех сторон сильно нагретым воздухом, быстро распадается на отдельные части и постепенно превращается в пепел, который в силу своей тяжести через узкие промежутки между упомянутыми прутьями попадает в зольник, тогда как более легкая зола гроба, одежды, цветов, венков и так далее улетучивается вследствие существующей в печи сильной тяги. Попавший в зольник пепел, состоящий главным образом из фосфорнокислого кальция и весящий в среднем от 3 ½  до 5 фунтов, [с] помощью особых приспособлений, без прикосновения руками, собирается в металлическую урну, которая тут же запаивается и поставляется в особое назначенное для хранения праха отделение, называемое колумбарием. Из существующих печей ныне считаются наиболее удовлетворяющими программе, установленной для этого первым европейским конгрессом, печи Сименса, Туазуля и Фраде, Клингенстгерна. Весь процесс трупосожигания, в зависимости от более или менее совершенной конструкции печей, продолжается от 45 минут до 1 ½ часа или до 2 часов.

На каких же, спрашивается, основаниях хотят утвердить инде {f} практикуемый на Западе этот своеобразный способ погребения человеческих трупов? Защитники трупосожигания в оправдание необходимости и полезности этого нововведения представляют доказательства разнообразные, как то: данные древней истории, гигиены, даже Библии. Ввиду этого вопрос о сожигании трупов человеческих мы считаем необходимым рассмотреть по возможности всесторонне, а именно: с точки зрения древней истории, современно-гигиенической, общественно-экономической, с нравственной точки зрения и православно-богословской. Прежде всего, что свидетельствуют несомненные данные древней истории, в области которой приверженцы сожигания человеческих трупов с уверенностью указывают основания для признания большей древности за этим обычаем сравнительно с зарыванием в землю?

(с. 8) Обращаясь к истории древних народов и к археологии, мы находим здесь многие свидетельства за то, что первоначальным и более общим обычаем древних народов было не сожжение, а предание тел умерших людей земле или так называемая ингуманация (от латинского humus – земля). Древнейший из народов – евреи искони и всегда умерших членов своих предавали земле, следуя тому Божию определению, что тело, образованное из земли, должно по смерти возвратиться в землю (Быт. 3, 19, ср. Еккл. 12, 7). Относительно патриархальных времен послепотопного периода несомненно известно, что умершие были погребаемы родственниками в гробах (Быт. 23, 2–4, 19; 25, 9; 35, 29; 49, 29–31 и др.), и этот древний обычай Моисей облек в форму положительного закона. Между евреями существовал при этом обряд бальзамирования умерших, хотя не был общим. Тело патриарха Иакова по повелению Иосифа было набальзамировано врачами египетскими и положено во гроб в Египте и затем отнесено в пещеру Махпелу в Ханаане и там погребено (Быт. 50, 2, 13). Иосиф при кончине своей сделал такое же завещание о костях своих (Быт. 50, 25–26; Евр. 11, 22), и по смерти его тело набальзамированное взято евреями с собой при выходе из Египта и перенесено в землю Ханаанскую (Исх. 13, 19). Для погребения умерших в земле евреи назначали особые кладбища – общественные и частные (Быт. 23, 4; Суд. 8, 32; 2 Цар. 21, 14; Иер. 26, 23), обыкновенно в садах (4 Цар. 21, 18), а иногда в полях (Быт. 23, 13), или в пещерах, или в скалах. У евреев погребение умерших в земле всегда признавалось священной обязанностью (Сир. 38, 16), быть же непогребенным считалось у них крайним бесчестием (1 Цар. 17, 46; 4 Цар. 9, 10; Иер. 22, 18–19). Сожигать тела умерших людей не было в обычае у еврейского народа. Только трупы блудниц и осужденных преступников у древних евреев сожигались как бы в виде исключения (Быт. 38, 24; Лев. 20, 14; 21, 9; Ис. 30, 30), причем сжигание имело значение особенно позорной казни. Пример сожигания тел умерших в народе еврейском видим только в 1 книге Царств (31, 12), именно: трупы первого еврейского царя Саула и его сыновей были ночью в Вефсине со всеми почестями сожжены жителями города Иависа Галаадского. Ввиду того, что в этом факте защитники трупосожигания склонны находить подтвердительный для себя пример, нельзя не сказать, что в данном случае был применен необычный у евреев способ погребания по самой нужде, так как они не могли унести те полуразложившиеся трупы (с. 9) на места погребения в родовой их могиле, и особенно с той целью, чтобы положить предел дальнейшим над трупами надругательствам со стороны филистимлян; однако и по сожжении костей их останки погребены после в дубраве (1 Цар. 31, 12–13). После времен Саула евреи продолжали держаться своего древнейшего обычая погребения умерших, и напрасно некоторые и даже с упорством утверждают, будто в период царей сожигание человеческих трупов считалось у этого народа почетным погребением, быв назначаемо для царей и знатных граждан. Так, ссылаются на то, что по известию 2 книги Паралипоменон труп иудейского царя Асы в знак особенной почести был положен на костер и сожжен со множеством благовоний (2 Пар. 16, 14); напротив, как о большом бесчестии упоминается ниже (2 Пар. 21, 18–19) о лишении этого будто бы почетного погребения для трупа иудейского царя Иорама. Между тем в первом месте указывается лишь на обряд сожжения благовоний – справедливость какого понимания ясно подтверждается самыми переводами подлинного еврейского текста: халдейским, греческим LXX {g}, французским переводом Остервальда, нашим синодальным переводом: «И похоронили его (Асу) в гробнице, которую он устроил для себя в городе Давидовом; и положили его на одре, который наполнили благовониями и разными искусственными мастями, и сожгли [не его, а] их для него великое множество». О погребении же царя Иорама читаем в русском переводе так: «… он умер в жестоких страданиях; и не сожег для него народ его благовоний, как делал то для отцов его». Что касается своеобразного со стороны защитников трупосожигания толкования 5 стиха 34 главы книги пророка Иеремии, то текст этого места следующий: «Ты [Седекия, царь иудейский] умрешь в мире, и как для отцов твоих, – прежних царей, … сожигали при погребении благовония, так сожгут [их] и для тебя». В этих словах толкователи согласно и справедливо видят пророческое предуказание на то, что последний долг царю Седекии, его смертным останкам будет отдан чрез сожжение благовоний. Правда, в книге пророка Амоса, по-видимому, прямо упоминается о сожигателе (Ам. 6, 9–10), но имеется в виду сожигатель не трупов людских, а также обычных при погребении благовоний. Одинаково Розенмюллер утверждает, что евреи при похоронах сожигали не самые мертвые тела, а только благовония, может быть, по замечанию Кимхи, и самый одр, на котором труп полагался для отнесения в могилу. Так по рассмотрении выше(с. 10)означенных мест Священного Писания [8] следует без сомнения утверждать, что трупосожигание отнюдь не представляло почетного способа погребения, как никогда оно не было в обычае у ветхозаветного еврейского народа, от которого сохранилось доселе множество гробниц в соседстве настоящего Иерусалима, в так называемой Иосафатовой долине, также близ еврейских жилищ – фамильные склепы для погребения умерших. Замечательно, что нынешние евреи решительно протестуют против западного нововведения, каковой протест их исходит из единственного желания точно согласоваться с древнейшим общепринятым и у раввинов преданием о погребении умерших в земле как первоначальном обычае; этот же обычай естественно удержался и в новозаветной Церкви, как и Иосиф Аримафейский похоронил тело распятого Иисуса Христа в новой погребальной пещере в саду (Иоан. 19, 41–42). Христианская Церковь освятила зарывание умерших в землю ненарушимой практикой с самого своего основания. В первые три века христиане, не имея возможности, по причине гонений, обставлять погребение своих умерших особыми церемониями и обрядами, немедленно по смерти их переносили с опасностью для своей жизни, большей частью ночью, в места погребений и с благоговением погребали наскоро, в страхе. Лишь в редкие промежутки между гонениями устраивали гробницы для умерших, особенно для мучеников, в загородном месте, и в этих усыпальницах верующие собирались для молитв и совершения святой евхаристии {h}. По свидетельствам Евсевия, Иоанна Златоуста и Григория Богослова, у древних христиан существовал при этом обычай бальзамировать тело умершего. Еще известно, что даже до императора Константина Великого существовал в христианской Церкви класс могильщиков (fossores, copiatae), причислявшихся к должностным лицам ее – на обязанности же могильщиков было изготовление могил в криптах и подземных коридорах. Как существование римских катакомб и впоследствии процветание церквей и монастырей среди кладбищ (усыпальниц), одинаково и церковные древние молитвы в чине погребения умерших (из них же «Боже духов всякия плоти, смертию смерть поправый…» составлена не позже IV века) указывают также на зарывание в землю как на обычный способ погребения христиан. И Церковь Православная в этом пункте обрядовом, не говоря уже о веро– и нраво(с. 11)учении, является доныне верной хранительницей первоначальных заветов христианства.

Но тогда как у евреев (равно и у китайцев) с самых древних времен был в употреблении несомненно один только способ погребения, именно зарывание в землю, у языческих народов древности наряду с этим прибегали и к сожиганию, какой обычай постепенно привился и даже получил перевес у некоторых из них. По известиям ученого Я. Гримма, сожигание трупов человеческих привилось главным образом у кочевых и воинственных народов, а погребение в землю, напротив – у земледельческих. «Какого иного погребения, – говорит он, – мог пожелать для себя победитель, как не сожжения при торжественной обстановке пред лицом народа? Ведущему уединенный образ жизни земледельцу, наоборот, наиболее приличествовало скромное погребение в тесном обиталище; кто сеял семя в землю, тому подобало и самому быть предану земле» [9]. Но не следует забывать, что и при введении сожигания погребение в землю соблюдалось еще у воинственных народов, и не только в исключительных случаях, как, например, при погребении павших при Платеях (в 479 году до Рождества Христова) и Марафоне (490 год), или при погребении (по словам Софокла) Антигоной останков Полиника, но и в обыкновенных частных случаях, как видно из предложения философу Сократу: «Что он предпочитает – погребение в землю или сожжение?» («Федон», сочинение Платона). Вернее полагать, что у языческих народов древности тот или иной способ погребения умерших людей определялся известным представлением их о смерти и загробной жизни, находясь в тесной связи с основными началами религии и древними преданиями. Так, древние индусы трупы своих ближних отдавали трем стихиям, олицетворявшим три божества: Брахму, Вишну и Сиву {i}; трупы или зарывали в землю, или бросали в священные реки, или же сожигали на костре. Выбор того или другого способа похорон у индусов, равно у ламаитов Тибета и Бутана, зависел от жреца или, точнее, от уставов (с. 12) того вероисповедания, к которому принадлежал покойный; однако же сиваисты зарывали своих мертвецов, хотя символ Сивы – огонь, между тем брамины сожигали. По известию Лукиана, персы древние и мидяне умерших своих хоронили в землю. Практиковалось у позднейших персов и сожжение умерших, но Зенд-Авеста {j} враждебно относилась к этому, потому что огонь считался священным и соприкосновение его с телом признавалось осквернением. У китайцев тело мертвеца по омовении полагалось во гроб и зарывалось в земле. У древних египтян зарывали умерших в землю; при этом существовало возведенное правителями в закон бальзамирование трупов человеческих и превращение их в мумии, в чем выразительно обнаруживалось стремление посредством человеческого искусства сохранить тело от разложения. Между тем египетские цари для легчайшего отшествия в мир богов были сожигаемы, и в роскошной обстановке. По свидетельству классических писателей, у древних греков микенского периода считалось древнейшим обычаем погребение в земле, а не сожжение трупов. «Погребальные обряды исторической Греции и самые законы государств не имеют отношения к обычаю сожигания, которое оставляет от тела только горсть пепла» (Dictionnaire Vacant, 2313). Древний обычай у греков погребения в земле объясняется верованием в то, что таинственное существо (человек) продолжает в могиле вести жизнь, аналогичную здешней. Чувство человечности требовало, чтобы мертвец был положен в землю, которая снова принимает его в свое лоно, как мать – дитя, которому дана жизнь, почему греки называли мертвого Δημήτρειος, то есть принадлежащий матери {j1}. Целые греческие общества, как, например, приверженцы Елевзинских {k} мистерий, пифагорейцы, по принципу отвергали сожигание трупов. Но во время Троянской войны и после нее у греков стало практиковаться сожжение трупов, которое признавалось даже почетным погребением; но введение кремации в эпоху гомеровской эпопеи, как оказалось по раскопкам, далеко не заменило зарывания в землю. В классическую эпоху Греция продолжала оставаться верной древнейшему способу погребения. Закон в Афинах предписывал зарывать в землю случайно найденные трупы. У римлян было два рода погребения: они или зарывали в землю тела умерших, или подвергали их сожжению, как на это указывают и данные археологических раскопок на Эсквилинском холме [10] и свидетельства римских писателей. Но по свидетельствам Цицерона (De legibus, II, 22, 26) (с. 13) и Плиния [Старшего] ([Естественная история,] VII, 54) несомненно, что у римлян первоначальным обычаем было погребение в землю, и оба они, говоря о наибольшей древности последнего способа, указывали на то, что чрез зарывание тело естественно возвращается земле и землей, как матерью, прикрывается. Отсюда у древних римлян сложились дошедшие до нас прекрасные присловия в обращении к погребаемому в земле: «Sit tibi terra levis! Ne gravis esse velis! Ut levis ossa tegas! Molliter ossa cubent! Amica tellus ut det hospitium ossibus!» [11]. Известно также, что некоторые знатные роды римские предпочитали погребение в земле и в такую пору, когда сожжение практиковалось во всей своей силе. Таков, например, род Корнелиев с его знаменитыми в римской истории Сципионами и другими славными представителями, и из этой фамилии Сулла первый велел сжечь свое тело по смерти; но и он сделал это распоряжение, может быть, из опасения, чтобы враги {l} его точно так же не насмеялись над его трупом, как он сам опозорил труп полководца Мария, приказав вырыть его из земли и разметать его кости. Сожжение трупов, практиковавшееся в историческое время наряду с зарыванием в землю, тем не менее брало все более и более перевес, вошло в моду сперва у знатных лиц и в век республики и первые столетия Римской империи стало общеупотребительным способом погребения. Лишь с эпохи Антонинов (138–180 годы) и особенно позже, в III и IV веках, под влиянием христианских идей о загробной жизни сожжение трупов употреблялось реже и реже и потом совсем было оставлено, уступив погребению в землю. Так, писатель конца IV и начала V века Макробий говорит, что обычай сожжения умерших уже чужд его времени. Стоит обратить внимание на то, что в ряду погребальных обрядов у римлян существовало обязательное посыпание землей, и этот акт считался неизбежным и при сожжении умерших. Еще у римлян же был обычай – у трупа, предназначенного к сожжению, отрезывать до выноса его из дома какую-нибудь часть тела, вероятнее всего – палец, и потом закапывать то в землю отдельно, по окончании сожжения тела. В этом обряде одинаково нельзя не видеть отзвук преданий о той древней поре, когда трупосожигание еще не существовало у латинского племени и все умершие были погребаемы в земле без исключения. Позднее появившаяся форма погребания чрез сожжение считалась недостаточной без соблюдения означенного (с. 14) обряда, служившего символическим изображением погребения в собственном смысле, и только с соблюдением этой церемонии семейство сожженного покойника считало себя исполнившим свой последний долг к нему. У германцев, по сказанию Тацита, было принято также сожигание трупов. По исследованиям Гримма, оно было в употреблении у швабов, баварцев, бургундов, лангобардов, тюрингенцев, саксов и англосаксов.

У отдаленнейших наших предков, славян древних, исстари существовали два рода погребения мертвых. Трупы иногда сожигались и пепел складывался в урны (в виде сосуда или домика), которые закапывались в землю и обложены были и прикрыты камнями, иногда же, и преимущественно в последнюю эпоху язычества, зарывались прямо в землю в полном одеянии покойника вместе с его оружием и утварью, или же полагались в гробах, расположенных ровными рядами. Преподобный Нестор между прочим говорит о радимичах, вятичах и северянах: «Аще кто умираше, творяху тризну над ним и по сем творяху кладу велику и возложат на кладу мертвеца и сожигаху, и по сем собравше кости влагаху в сосуд мал и поставляху на столпе на путех; се же творят вятичи ныне» [12], то есть в XI веке. Что оба рода погребения существовали у балтийских славян, поляков, литовцев (особенно на Жмуди {m}) и языческих чехов, свидетельство о том находится у древнейших и позднейших писателей [13]. Была пора, когда у балтийских славян русских и польских несомненно существовал заимствованный от скандинавов обычай сожигать жен вместе с мужьями – об этом упоминают святой Бонифатий в письме от 745 года, арабский путешественник X века Масуди, также Ибн-Фоцлан {m1} в 921–922 годах, собиравший на Волге сведения об образе жизни русских, равно Я. Гримм [14]. На конгрессе доисторической археологии в Москве (в августе 1892 года) профессор Сизов, демонстрируя коллекции моделей раскопанных курганов и могильников, познакомил присутствовавших в заседании с главнейшими типами погребальных сооружений, встречавшихся в России, причем на основании раскопок профессор пришел к тому выводу, что в России сожигание умерших древнее погребения в землю и что трупосожжение практиковалось славянами в широких размерах.

(с. 15) Можно полагать, что сожигание трупов в отдаленной языческой древности явилось во времена продолжительных войн – в силу самой необходимости, сколько из опасения осквернения могил врагами, столько же из предусмотрительной осторожности относительно возможности заражения при перенесении убитых в отдаленные гробницы предков, а также по случаю эпидемических болезней, бывших во время войны. Введению и затем укоренению обычая трупосожигания у некоторых древних народов языческих, без сомнения, много способствовали религиозные их верования в очищение души и тела пламенем костров, вера в общее сожжение мира и тому подобное. С развитием религиозных обрядов, когда в честь богов стали сожигать жертвы и огонь считался священным элементом, естественно к этому присоединилось желание, чтобы остатки мертвых возносились в столпах пламени и дыма в высоту к богам в роде жертвы. Чрез сожжение умерших душа их, предполагалось, вернее всего достигала небесных жилищ. Таким образом, сожигавшие своих покойников древние поклонники огня и светил небесных отдавали любимые тела непосредственно тому, кого как божество они еще более любили. Отсюда-то жена, предавая труп своего мужа огню, и сама охотно спешила сгореть одновременно с прахом любимого существа: чрез этот священный акт она как бы видимо входила в неразрывное общение с мужем и божеством.

На основании представленных данных древней истории вытекает то заключение, что обычай предавать умерших земле следует признать первоначальным способом погребения, несомненно более древним, чем обычай сожигать тела умерших, с давних времен существовавший у некоторых языческих народов, преимущественно у кочевых и воинственных и под влиянием религиозных верований, причем большая часть образованных народов языческой древности не были трупосожигателями, а торжественно совершали погребение умерших чрез предание земле. Также у многих варварских народов погребение в земле предшествовало обычаю сожигания трупов, причем у некоторых древних народов и по сожжении трупа были совершаемы пышные обряды, изображавшие погребение в землю – в чем нельзя не усматривать косвенное указание на древнейший обычай погребения чрез зарывание в землю. Вместе с этим нельзя не отметить и тот несомненный исторический факт, что как только у языческих известных народов, у которых существовал обычай сожигать тела умерших, вводилось христианство с его мощным влиянием на жизнь и нравы язычников, (с. 16) там прекращался этот обычай и заменялся более сообразным с духом христианства первоначальным обычаем – зарыванием в землю. Сожигание же тел умерших признавалось уже языческим обычаем, которому в Германии Карл Великий положил конец, запретивши его под страхом смертной казни, и немецкий народ с тех пор привык к зарыванию трупов в землю и даже настолько, что в настоящее время в Германии агитация в пользу трупосожжения встречает сильное противодействие.

Желая возвратить современное человечество к практиковавшемуся у некоторых народов языческой древности способу погребения, западные ученые защитники трупосожигания выставляют в пользу нововведения разнообразные, на первый взгляд веские, основания научного характера. Так, врачи склонны отстаивать огненное превращение трупов в пепел по соображениям гигиеническим. По их представлению, при трупосожжении совершается в час или немного более тот же процесс исчезновения, какому труп подвергается и в земле чрез гниение и тление, но в несколько годов. В том и другом случае судьба наших смертных останков одна и та же, между тем неодинаковому от них влиянию подвергаются оставшиеся в живых люди. Если бренные останки умерших людей будут соединяться с окружающим миром путем сожжения, тогда, говорят, вреда в гигиеническом отношении не будет принесено никому из живых: очень высокая температура кремационной печи обеспечивает уничтожение всяких вредных микробов в трупах умерших от заразительных болезней. Подвергаясь же гниению и тлению в земле, трупы человеческие, по уверению врачей-санитаров, могут причинить громадный вред живым людям, так как исходящие из могил газообразные продукты разложения трупов производят заражение окружающей атмосферы, а это незаметно, но разрушительным образом будет влиять на организм живых людей, сопровождаясь постепенным сокращением периода их жизни и даже эпидемиями. Как главный довод в пользу трупосожжения сторонники его и выставляют преимущественно эти будто бы величайшие опасности, которые возникают от погребения умерших на кладбищах, указывая на то, что газообразными, жидкими и плотными продуктами трупного разложения естественно заражаются не только воздух, но особенно почва и почвенная вода, и при помощи патогенных микробов, попавших в почву вместе с покойниками, умершими от той или другой заразной болезни, является возможность быстрого среди окрестных жителей распространения инфекционных болезней. Относительно таковой опасности кладбищ для общественного (с. 17) здоровья так аргументирует современный профессор Вергнер [15]: «Чрез гниение трупов в почве отравляется грунтовая вода, а с ней и вода в колодцах в населенных местах, и воздух над гробами. От этого отравления происходят всевозможные эпидемические болезни, особенно тиф, дизентерия, холера, и распространяются другие болезни, заразные начала которых могли вместе с трупом проникнуть в почву. Это основание главным образом может располагать большую часть публики, интересующейся делом, в пользу сожигания трупов. Можно вполне рассчитывать, что если трупы, вместо того чтобы долгое время гнить в земле, быстро за один прием будут разлагаться на свои органические начала, то исчезнут и все те опасности, которые вполне справедливо происходят от действия продуктов гниения на живых». Несомненно, что основание для таких взглядов давали неправильное ведение кладбищенского дела, переполнение кладбищ трупами, в особенности существование общих могил, куда трупы полагались не только десятками, но даже сотнями (как было на парижских кладбищах). Однако справедливость, беспристрастие требует сказать, что утверждение о вредном в гигиеническом отношении влиянии кладбищ страдает большим преувеличением и притом встретило сильную себе оппозицию со стороны знаменитейших ученых в Италии (Петтенкофер, ученик Либиха, Пизани, Родольфи, Мантегацца), Франции (Лакассан, Дюбюиссон, Бушарда и другие), Берлине (даже Багинский, горячий приверженец кремации) и в России (Колодезников, Клементьев и другие).

Прежде всего, что касается газов, возникающих при разложении трупов, то они являются последствием гниения или тления его. В первом случае газы представляют смесь из углекислоты, водорода, сернистого водорода, болотного газа, аммиака и некоторого количества пахнущих газообразных веществ; во втором же случае (при тлении) выделяется почти одна углекислота. При этом почвенный воздух, окружающий труп, лишается части своего кислорода. Подобная газовая смесь, накопившаяся в какой-нибудь общей могиле или в плотно закрытом склепе, может сделаться причиной острого отравления людей. Но те же самые газы в том виде, в котором они обыкновенно встречаются на кладбищах, то есть сильно разведенные почвенным или атмосферным воздухом, без сомнения, (с. 18) не могут подорвать здоровье окрестных жителей. Нельзя не обратить внимания на раздвоенность взглядов в этом отношении: по мнению одних ученых, близость кладбища, не вызывая каких-либо специфических заболеваний, тем не менее увеличивает общий процент заболеваемости и смертности окрестного населения; другие же подобное вредное влияние кладбищ решительно отрицают; и так в этой области можно бесконечно спорить pro и contra {n}. Правда, в составе почвенного воздуха над могилами содержатся довольно большие количества углекислоты, но, нужно признаться, в почвенном воздухе населенных мест (на улицах, дворах и так далее) этот газ встречается в значительно большем количестве, чем на кладбищах; что же касается сероводорода, аммиака и других пахнущих газов, то они большей частью вовсе не находятся в почвенном воздухе кладбищ благодаря поглощению их элементами самой почвы и проникающей в почву дождевой водой. При раскопках могил оказалось, что трупный запах замечается лишь в течение первых месяцев после зарывания трупа, по прошествии же года он составляет редкое явление, причем быстрота разложения трупов обусловливается свойством почвы – величиной пор, то есть степенью проходимости почвы для воздуха, количеством воздуха в порах почвы, водоемкостью почвы и температурой ее. Вообще довольно признано, что при отсутствии общих могил и при соблюдении известных правил при погребении трупов количество газообразных продуктов трупного разложения, выделяемых кладбищенской почвой в атмосферный воздух, весьма незначительно и нередко даже ускользает от химического анализа, и испарения кладбищ при переходе в атмосферу подвергаются чрезвычайному разжижению. Субъективно-эстетическое чувство может заподозрить кладбищенский воздух в каких угодно ужасах, но достоверными статистическими наблюдениями нет возможности доказать вредное влияние трупного разложения на кладбищенскую почву и здоровье окрестного населения. Точная наука даже неопровержимо свидетельствует, что воздух хорошо устроенного кладбища нисколько не хуже воздуха благоустроенного парка. Доктор Колодезников говорит открыто, что посредством кладбищ болота и бесплодные пустыни окрестностей Петербурга превратились в парки с чистым воздухом, а французский исследователь Микель показал даже, что в воздухе лучшего парижского парка Монсури носится микроорганизмов ровно столько же, сколько и в воздухе парижских кладбищ. Таким образом, о загрязнении кладбищенского воздуха от трупов в могилах, притом настолько, чтобы он мог являться носите(с. 19)лем заразы или представлять большую опасность для общественного здоровья, не может быть и речи, и нельзя здесь не признать справедливым суждение протоиерея А. Смирнова: «Сама по себе почва (нормально устроенного) кладбища во много раз превосходит чистотой почву улиц и дворов, воздух кладбищ несравненно чище воздуха жилых центров» [16].

Что касается того уверения гигиенистов, что разложение трупов в земле производит отравление воды, годной для питья, то нужно сказать, что возможности перехода продуктов трупного разложения в почвенную, а следовательно и в колодезную воду, конечно, нельзя отрицать; однако по этому вопросу существуют доселе большие несогласия в ученом мире. Так, в 1881 году один весьма ученый медик решительно отрицал подобное зло, а в 1888 году другой ученый положительно указывал на порчу воды «от инфильтрации элементов разложения». Химические же исследования воды из некоторых кладбищенских колодцев, например, в Берлине, Дрездене, Мюнхене, Будапеште и других [городах] показали фактически, что в этих водах заключается гораздо менее вредоносных веществ, чем в обыденной употребляемой воде, взятой из каналов и фонтанов, или что колодезная вода на кладбищах не содержит больше аммиака, азотной кислоты, азотистой кислоты, хлора и органических веществ, чем сколько их имеют колодцы больших городов, питающиеся почвенной водой. Стоит здесь отметить то примечательное, проверенное учеными явление, что кладбищенские колодцы нередко отмечаются даже замечательно чистой, хорошей и вкусной водой; таковы, например, колодцы на Ваганьковском и Даниловском кладбищах в Москве. Между прочим, исследование состава воды в колодце на Ваганьковском кладбище и колодезной воды на дворе одного общественного здания в городе Москве показало, что в литре воды оказалось следующее количество граммов: на Ваганьковском кладбище: хлора 0,0180; аммиака 0,0002; азотной кислоты 0,0476 и органических веществ 0,0320 – между тем в городском колодце: хлора 0,304–0,372; аммиака 0,015–0,030; азотной кислоты 0,001 и органических веществ 0,310–0,370. Можно утверждать, что почва на кладбищах отдает грунтовой воде сравнительно мало растворимых органических веществ и продуктов разложения вообще, и при благоприятных условиях (удобное расположение кладбища, способная к поглощению и к переработке трупных выделений почва) совершенно не происходит перехода подобных веществ в почву.

(с. 20) Ученые защитники трупосожигания склонны полагать, что в воздух или в воду могут переходить патогенные микробы, передаваемые земле вместе с покойниками, а отсюда уже большая опасность угрожает общественному здоровью. Но, прежде всего, переход микроорганизмов в воздух из почвы, особенно из более глубоких слоев ее, встречает вообще большие затруднения; «точно так же фильтрующая способность почвы защищает грунтовую воду от перехода в последнюю как микробов, так и могущих развиваться в трупе ядовитых веществ (птомаины, токсины, ядовитые пентоны и тому подобное)» [17]. В частности, холерные и тифозные микробы, как показали исследования Петри, погибают в сравнительно короткое время после погребения содержавшего их трупа, и только в течение первых недель по зарытии трупа может быть доказано присутствие их в трупе или в непосредственно прилегающей к нему земле. Туберкулезные палочки иногда годами сохраняются в могилах, но они скоро теряют свою злокачественность и становятся безопасными. Споры же сибиреязвенных бацилл, по исследованию Пастера и других, сохраняются в почве весьма продолжительное время и при посредстве дождевых червей могут быть из могил выносимы на поверхность земли, но это – в исключительном случае. Относительно безвредности и безопасности для воды и воздушных слоев от зарывания умерших в землю и от продуктов разложения их стоит здесь привести следующее важное свидетельство французского доктора [18]: «Воды, истекающие из земли, в которой погребены умершие, благодаря естественной силе очищения земли, которое совершается в течение их фильтрации сквозь геологические слои, не могут быть загрязняемы химическими продуктами разложения трупов или присутствием низших органических существ. Состав атмосферы кладбищ одинаков с составом атмосферы городов, к которым они имеют отношение, и никакого зараженного воздуха не может быть на кладбищах, которыми пользуются согласно принципам гигиены, равно и воздушный слой, обнимающий их, не может служить приемником зародышей патогенных более ядовитых, чем в другом месте» (Cf. D. Ch. le Maout) {о}. Замечательно, что сами гигиенисты готовы признать за факт, что в науке не известно ни одного примера, чтобы эпидемия возникла и вышла из какого-нибудь кладбища. Однако, чтобы не быть в противоречии с законами гигиены, практика зарывания в землю должна быть окружена многочис(с. 21)ленными предосторожностями согласно с данными наук, и только рационально устроенное [19] кладбище не представляет в гигиеническом отношении  никакой опасности для общественного здоровья.

Вообще же общепризнано, что при отсутствии действия кислорода труп с некоторой медленностью разлагается в недрах покрывающей его земли, которая, представляя собой естественное орудие изменения органических тел, сама поглощает большое количество газов, и земля благодаря составным своим частям, без сомнения, есть самый лучший дезинфектор. Притом вследствие сильного давления почвы получается из могил незначительное количество выделений или испарений, которые и поглощаются растениями, обычно встречаемыми на кладбищах, или же постепенно рассеиваются в атмосфере. Отсюда уже естественно и вполне достаточно гарантируется безопасность от кладбищ для окрестных жителей. Между тем далеко в неблагоприятном свете представляется сожигание трупов человеческих, которое, как легко видеть, может сопровождаться гораздо большей опасностью, чем погребение умерших в земле. В практикуемом на Западе жгучем, по возможности быстром или, лучше, скоропалительном процессе производится огромное количество газов, которое сразу появляется в окружающей атмосфере, и отсюда естественно имеется больше шансов на зловредное заражение воздуха и, следовательно, на появление болезней и опустошительных язв. И не без основания указывали на то, что эпидемии в большем количестве господствовали в тех местах, где трупы предавались сожжению. Легко себе непосредственно представить, какой бы удушающий запах жареного трупа на далекое пространство разносился в воздухе, своим зловонием заражая всю окрестность, если бы повсеместно, особенно в больших городах, задымились сожигательные печи с телами умерших людей! Так заключения опыта, соединенные со свидетельством большинства медиков, показывают, что принцип зарывания в землю имеет действительную и неоспоримую ценность.

Против общепринятого погребения в земле на кладбищах вооружаются приверженцы трупосожигания и по общественно-эко(с. 22)номическим соображениям, указывая на то, что чрез устройство кладбищ известное общество лишается будто бы значительных участков земли высокой ценности, превращаемых притом в рассадники болезней, и чрез то наносится будто бы большой ущерб земледелию. Кладбища, по словам сторонников кремации, скоро переполняются могилами, и потребно бывает отводить новые участки земли для открытия другого кладбища, и таким образом мертвые мало-помалу отнимают место у живых. В Париже, например, приходится хоронить (будто бы!) около 50 тысяч человек в год. На каждый гроб требуется 2 квадратных метра поверхности (2 метра в длину, 0,5 метра на ширину могилы и 0,5 [метра] расстояния от соседней могилы). Приблизительно для 1/10 части погребаемых родственники приобретают землю «на вечные времена». Таким образом, ежегодно 10 000 квадратных метров (около 2 десятин) устраняется из употребления; кроме того, каждые 10 лет приходится бросать еще около 90 000 квадратных метров (около 17 десятин) – в силу того обстоятельства, что в одной могиле нельзя хоронить более 2–3 трупов. Легко заметить, что эти исчисления грешат преувеличением. При этом, по-видимому, намеренно игнорируются так называемые кладбищенские периоды, то есть установленные известные сроки, которые в разных государствах колеблются между 5 (во Франции) и 30 (в России) годами, в прямой зависимости от продолжительности разложения трупа при известных условиях данной почвы и местного климата. По истечении же таковых сроков могилы могут быть безопасно перекапываемы и занимаемы свежими трупами, и таким образом не потребуется отводить новые участки земли для открытия новых кладбищ. Затем, никто не будет у нас – в России – спорить, что какой-нибудь ничтожный клочок земли, который не доставит средств (с. 23) для пропитания 4–5 человек, может служить кладбищем для города с десятитысячным населением.

Руководясь санитарными и экономическими расчетами, сторонники трупосожигания, будто бы в целях помочь своим нововведением успехам земледелия, полагали бы, закрыв кладбища «как средоточие заразы», передать их под пашни, и даже желали бы из костей умерших людей вырабатывать удобрение, так как кости производят так называемый фосфат, между тем доселе на кладбищах содержащиеся в телах умерших фосфорнокислые соли пропадают даром, служа лишь пищей для червей и для произрастания травы. Но эти явно искусственные заботы новейших благодетелей земледелия оказываются совершенно напрасными: опытом дознано, что при сожжении тел все полезные для земледелов соли улетучиваются и совершенно без пользы пропадают. К тому же едва ли кто-либо из согласившихся обречь свое тело по смерти на сожжение изъявит свое пожелание или решится сделать распоряжение, чтобы его прах или пепел был употреблен на удобрение полей, или чтобы из его трупа означенные благодетели человечества добыли синильную кислоту, фотоген, парафин, аммониак в качестве материала для освещения. Так это предположение об использовании человеческих трупов уже при жизни лиц, по-видимому, равнодушных к способу погребения, становится противным нравственному их чувству, не менее противно (пусть это будет просто чувство брезгливости) для оставшихся живых, для коих предназначаются переработанные останки умерших членов общества! При этом совершенно забывается, что при трупосожигании весь продукт сводится не более как к 2 фунтам пепла (в зависимости, впрочем, от объема организма), ценой менее 50 копеек, между тем издержки на сожигание трупов исчисляются несколькими десятками рублей.

Впрочем, приверженцы трупосожигания усиливаются этот вводимый на Западе способ оправдать экономическими соображениями со стороны его дешевизны и удобства. Не будем здесь говорить о том, что сожигание тел умерших у древних знатных римлян и других народов обходилось очень дорого [20], так как огромный для этого расход дров, как и крайне пренебрежительное обращение с телами умерших бедняков и рабов, в целых кучах сожигаемыми на кострах общественных, в настоящее время совершенно устранены с достаточ(с. 24)ным для трупосожжения приспособлением печи Сименса, Туазуля и других изобретателей. Однако же, не говоря уже о дорогой постройке крематориев взамен современного кладбища, и доселе не отличается дешевизной новый способ погребения умерших. Так, по достоверным сведениям, стоимость расходов по погребению в сожигательной печи в Готе доходит до 130 марок, по нашему курсу около 59 рублей. В Париже в 1898 году городское управление в целях привлечения общества к недешевой операции сожигания взяло на себя значительную часть расходов по ней, установив плату за нее в 7 рублей 50 копеек на наши деньги, между тем каждое сожжение трупа обходится ему в 113 франков (около 41 рубля), каковая цена, конечно, нисколько не менее расходов на покупку гроба и погребение в земле; последнего рода расходы, кстати заметим, приверженцами урны даже намеренно преувеличиваются – с целью уравнять цены за погребение в земле и трупосожжение. К стоимости по сожиганию умерших следует еще присоединить значительные расходы на доставку трупов к сожигательной печи, пока такие печи не заведены повсеместно. По причине дороговизны [21] сожигание трупов на Западе пока является доступным для лиц богатых и могло бы иметь более широкое применение там разве в очень больших городах. Эта-то дороговизна трупосожигания даже и при позднейших аппаратах составляет большое препятствие к введению сожигания на Западе как всеобщего способа погребения. И справедливо высказался М. Блауберг: «Пока сожигание трупов будет составлять исключительный способ погребения, терпимый лишь в некоторых местах, пока вследствие этого перевозка трупов с целью сожигания их должна подчас совершаться на далекие расстояния и пока, наконец, необходимо затапливать крематорий для каждого отдельного случая, этот способ погребения будет обходиться сравнительно дорого и ока(с. 25)жется доступным лишь для немногих» [22]. Но, прибавим от себя, расходы на сожигание трупов едва ли могут сильно понизиться в том случае, если этот способ погребения когда-либо получит право гражданства и большие удобства при устройстве крематориев во многих местах – на Западе.

В суетной торгашеской погоне за мелкими интересами приверженцы трупосожжения оставляют без внимания гораздо важнейшее, не представляя себе, что восстановляемый от древности способ погребения может причинить громадный вред в другом, безусловно важном отношении. При зарывании умерших на кладбищах, в случае возникновения подозрений относительно естественности смерти погребенного всегда возможно вырыть его из земли для исследования медицинского и таким путем достигнуть истины по остаткам тела и даже по окружающей его земле. При сожигании же труп умершего исчезает в огне и остается лишь пепел, а газы естественно улетучиваются, и таким образом через новый способ погребения исключается возможность констатировать преступление (по следам насильственной смерти) в тех случаях, когда требуется судебно-химическое исследование вырытых трупов. Так с допущением сожигания умерших людей полагаются препятствия правосудию для раскрытия преступлений против жизни ближнего, каковыя, без сомнения, сделаются более частыми и безопасными. Происходящая отсюда безнаказанность злодеев должна сопровождаться глубоким падением общественной нравственности, и тогда общественное страшное зло будет не поправимо целыми десятками лет. Но как ни справедливо трупосожжение встречает для себя решительного противника в юстиции, в юристах, защитники его, не отрицая важности судебно-химического исследования в потребных случаях, указывают на то, что оно далеко не всегда дает убедительные данные для констатирования преступления, главным образом вследствие трудности обнаружения органических ядов в трупах. Образующиеся произвольно при разложении трупов яды, известные под именем птомаинов, очень сходны с наиболее важными органическими ядами, и эти легко признать за введенные искусственно; констатирование же мышьяка в трупных останках сопряжено со многими затруднениями: так, мышьяк может оказаться в земле и без трупа, равно вещества ядовитые могли быть червями перенесены с одного трупа на другой и тому подобное; отсюда при исследовании трупов, говорят, предстоит опасность смешать с симптомами на(с. 26)сильственного отравления симптомы совершенно естественные, которые ничего общего не имеют с каким-либо преступлением. По показанию немецкого профессора Кухенмейстера, даже приверженца трупосожигания, в одном случае уже по прошествии 9 лет возникло подозрение в отравлении; тело было вырыто из земли и из остатков мягких его частей извлечено было 0,2 грамма мышьяка, и таким образом констатирован факт отравления. Также сторонник и даже поборник сожигания тел итальянец Тарчини-Бонфанти как-то заявил в миланском суде, что в течение 26-летней практики он только 10 раз получал от этого суда предписание произвести по вырытии трупа медицинское исследование его и из 10 случаев лишь 4 повели к открытию преступления. Но при всем незначительном количестве столь удавшихся таких случаев они должны быть признаны имеющими важное общественное значение. Если бы в каждом суде в каждые семь лет судебно-химическим исследованием устанавливаемо было по одному факту отравления, то уже отсюда, как представляется непредубежденному взгляду, получается существенно важный довод против сожигания трупов. Ввиду предупреждения подобных случаев приверженцы трупосожигания указывают, что введение нового способа погребения обязательно связано с подробным осмотром всякого умершего врачами-специалистами, причем в подозрительных случаях осмотр должен сопровождаться вскрытием трупа. Но удостоверение врача в естественности смерти почившего, конечно, не всегда и вполне может гарантировать общество от тех злоупотреблений, которые в этой сфере даже в широких размерах могут иметь место по многоразличным побуждениям, между тем для преступников откроется возможность избегать законной кары за свои преступления. В самом деле, если следы преступления вначале бывают нередко заметены, они могут открыться позднее, и может представиться нужда вырывать трупы из могил даже в том случае, где окажется недостаточным первоначальный осмотр [23].

(с. 27) Не нужно доказывать, что грубое, даже ужасающее для наших чувств явление представляет собой трупосожигание, которое вместе оскорбительно для эстетического чувства. Но, по взгляду приверженцев нового способа погребения умерших, будто бы ни мало не оскорбляется чувство для всякого того, кто знаком с современной техникой трупосожигания в крематориях, кажущихся изящным, как бы церковным зданием. Как выше видели, превращение трупов в пепел ныне совершается не посредством пламени, получаемого при сгорании топлива, а исключительно благодаря постоянному искусно придуманному притоку сильно нагретого воздуха. Этому-то быстрому, не более [чем] 1½–2[-х] часовому и по-видимому {p} чистому по себе процессу и отдают преимущество пред погребением в могиле, в которой тело подвергается медленному гниению и тлению и крайнему до времени полного исчезновения обезображению чрез ужасающее снедение могильными червями. Также почему-то отрадным и даже красивым для эстетиков кажется сохранение в урне того праха, который остается от быстрого огненного уничтожения трупа. Выставляя преимущества сожигания трупов, говорят еще, что погребение тела, вид могил, доставляя обильную пищу для фантазии, послужили к созданию образов привидений, облеченных в саваны; введение трупосожигания будет содействовать уничтожению суеверного представления призраков. Но таким искусственным способом, конечно, нельзя положить предела для полетов фантазии или нашего воображения умерших, как невозможно уничтожить и самую веру в явление умерших из загробного мира. Не вдаваясь в разбор подобных малозначащих мнений, одинаково неубедительных относительно необходимости трупосожжения, мы считаем более важным вопрос о сожигании трупов подвергнуть рассмотрению с других, более высоких или идеальных точек зрения – нравственной и религиозной, каковые намеренно или пренебрежительно игнорируются защитниками нового способа погребения, между тем они приводят положительно к признанию преимущества и обязательности практики зарывания в земле.

Едва ли кто-либо из цивилизованных лиц или даже дюжинных умов, не говоря уже о простом народе верующем и верном преданиям предков, позволит себе не согласиться с тем, что рассматриваемый нами вопрос о трупосожжении, в котором все так тягостно и печально и приводит в содрогание и трепет даже не особенно чувствительные натуры, вопрос этот касается глубочайших и наиболее деликатных чувств человеческого сердца и для огромного большинства  людей не так (с. 28) легко и просто разрешается, как это представляется приверженцам кремации. Различные односторонние доказательства из области древней ли истории народов или современно-научной гигиены, фальшиво-экономические соображения, показная эстетика и прочие фиктивные прельщения всегда будут бессильны победить в людях чувство невольного отвращения от той огненной операции, какую хотели бы живые назначить для усопших членов семьи или общества – так она глубоко оскорбляет здоровое нравственное чувство. Было бы большой несправедливостью полагать, будто древнейший обычай погребения в землю поддерживается лишь невежеством и предрассудками или закреплен лишь долговременной внешней привычкой, с которой должен вступить в борьбу рассудок человека и победить ее. Еще Паскаль сказал справедливо: «Сердце имеет иные законы, чем голова и разум!». Пусть человек с холодным рассудком правильно убежден, что тело без души – прах в недалеком будущем, что для почившего лица почет бренному его телу не имеет значения, равно и срама мертвые не имеют {q}, но этим доводам рассудка неумолимо противится человеческое сердце. В самом деле, человеку всегда тяжело становится вдруг расстаться с тем умершим ближним, с которым он еще так недавно беседовал и жил, и пока мы будем людьми с сердцем, мы никак не можем в случае смерти родителя, жены, дитяти, друга тотчас забыть о них, и по этому самому чувству не позволим себе тело, при жизни окружаемое любовью и вниманием, обречь по прекращении дыхания в жертву пламени на явное и мгновенное исчезновение, но будем и с безжизненным трупом обращаться как с дорогим для нас предметом, с чувством уважения. Вот умер наш присный. Ближние, лелея труп почившего, по омовении облагают его чистыми одеждами и украшениями и полагают его во гроб, как на одр для сна; по совершении церковных обрядов над усопшим относят его на избранное место упокоения в земле, некоторые иногда даже земли на него не посыпают или бальзамируют труп, желая как бы целостнее сохранять его в склепе. Предавая останки своего ближнего земле, дух человеческий признает землю стихией более постоянной для сохранения в нас памяти о покойном и для возможного выражения любви к нему. Мы знаем или видим место упокоения ближнего, представляем себе внешний его вид, положение во гробе – как бы на ложе в состоянии временного сна, от которого он некогда снова возбудится. Эти как бы священные для нас останки усопшего, полный высокой таинственности и величественной грусти последний церковный (с. 29) совершенный над ним обряд, самый надгробный памятник над прахом побуждают родных, опираясь на определенный пункт упокоения в земле, чаще вспоминать о любимом существе. Так, кладбища для нас суть свидетели непрестающей любви нашей к ближним усопшим, места общений с ними в молитве, и отнюдь не невежество, не народные предрассудки, а чувство самой простой гуманности, сыновнее почтение, супружеская и братская любовь к умершему, даже дружба, вообще чувство естественного уважения к нему и желание человека по возможности долее, по крайней мере в точно известном месте земли, как бы удержать вблизи себя любимое лицо, безжалостно природой похищенное из нашей среды – вот что лежит в основании предания усопших земле! Между тем предание трупа на сожжение – с намерением ускорить разложение искусственным способом, и это с крайней поспешностью, в самое короткое время, чтобы как только возможно скорее изгнать со света труп, уничтожить его – является не менее как забвение[м] всякой деликатности к почившему и оскорбление[м] священных нравственных чувств человеческой природы, и с этим поспешным и жестоким разрушением тела никак не может помириться истинно образованный человек.

Защитники трупосожигания пытались с богословской точки зрения аппробовать {r} его. Так, в Священном Писании, говорят они, нигде ведь нет формального запрещения погребать мертвых посредством сожигания. Но во всяком случае оно нигде и не рекомендуется. Между тем относительно погребения в землю есть откровенное учение, представляющее его как обязательный к исполнению закон Творца-Судии в Его определении: «Ты земля и в землю пойдешь» (Быт. 3, 19; ср. Еккл. 12, 7) {s}. Если приверженцы сожигания трупов говорят, что чрез сожжение человек одинаково возвращается к своему первоначальному земному состоянию, как и при зарывании в землю, то на это следует указать, что в подлинном еврейском тексте употреблено слово epher, что значит пыль, тонкий прах от земли (из которого сотворен человек), а не пепел; для обозначения же пепла, образуемого при сожигании тел животных и трупов, служит в еврейском языке особое слово teschen (ср. Иер. 31, 40). Следовательно, по определению Божию в наказание за грех прародительский, тело умершего должно быть обращено или погребено в прах земли, в видимую нами землю.

Приверженцы сожигания тел умерших всячески усиливаются ввести это новшество не столько потому, что смотрят на труп как на вредоносную гниль, сколько и преимущественно (хотя затаенно) потому, что они скептически относятся к уче(с. 30)нию о бессмертии и воскресении человека. Держась того языческого взгляда, будто со смертью человека наступает полное небытие, они посредством сожигания трупов хотели бы сделать до осязательности очевидным это небытие, чрез окружающие же трупосожигание частные обстоятельства дают возможность публичным обнаружениям безрелигиозности и материализма к соблазну других. Но в христианстве еще яснее и глубже, чем в Ветхом Завете, определенно выражено высокое понятие о загробном существовании человека, положительная вера не только в бессмертие души, но и в воскресение тела в последний день всеобщего суда Божия. «Наступает время, в которое все, находящиеся во гробах, услышат глас Сына Божия… и услышавши оживут», – сказал Спаситель (Ин. 5, 25, 28). «Сеется в тлении, восстает в нетлении… сеется тело душевное, восстает тело духовное», – говорит апостол Павел (1 Кор. 15, 42–44, ср. Ин. 12, 24). По учению христианскому, тела членов Церкви Христовой суть как бы некая святыня, которая вполне достойна благоговейного почитания. В самом деле, тело христианина представляло в себе образ Божий, возрожденный и обновленный благодатью Божией; оно было не только носителем духовной жизни, орудием небесных добродетелей, сотрудником подвигов души; оно при выполнении звания христианина было жилищем, храмом Духа Божия (1 Кор. 3, 16–17; 6, 15, 19); чрез него проникала в душу священнейшая Жертва для живейшего общения с Господом Иисусом Христом (Ин. 6, 56–57), в теле для освящения совершались таинства церковные и в нем чрез святую Евхаристию заложено семя воскресения. Получивши уже здесь залог усыновления Богу, христиане предназначены быть наследниками Богу и сонаследниками Христу в торжествующей вечности (Рим. 8, 14–17). В твердой уверенности в воскресение христиане смотрели на смерть как на временный, неопределенно продолжительный сон с великим упованием почивших на получение обещанной в Слове Божием награды за христианские подвиги в течение земной телесной жизни. Отсюда встречаемые в древних местах погребения христиан, в так называемых катакомбах, и на надгробных памятниках надписи получают свой смысл, а это – надписи о том, что умершие покоятся в местах прохлаждения, света, мира, что тело христианина только временно предано, как бы поручено земле, в которой в мире почивает до времени общего воскресения, почему и подземные кладбища для христиан – катакомбы назывались κοιμητήριον, усыпальница. Сообразно с таким отрадным взглядом на смерть и по уважению к высокому предназначению тела христианина, уже с (с. 31) древних времен христианства составлен умилительный чин погребения или отпевания, в котором живые воздают последний долг почившему. Это – священный и глубокопоучительный обряд над телом христианина как бывшим жилищем духа, в котором возносятся трогательные моления об упокоении души усопшего. Чин погребения есть изображение временного усыпления умершего, тело которого Церковь препоручает разлагающей силе природы, предоставляя ей во всей тишине и сокровенности исполнять дело разложения и истления в лоне земли. На могилу мы поставляем крест в напоминание о грехе и смерти как возмездии за грех (Рим. 6, 23) и вместе о том, что распятый Христос отнял у смерти ее жало (1 Кор. 15, 54–55) и Своим воскресением сделал из смерти врата в Царство Небесное; крест есть символ надежды на пробуждение почившего в общее воскресение. Подобно тому как хозяин осенью бросает зерно в земле как бы на истление, между тем в зерне содержится зародыш для нового растения и оно весной заявляет свою силу, так в нынешнем человеческом земном теле заложен как бы росток для будущего нового тела – духовного, небесного (каким оно должно некогда соделаться) по образу небесного тела Христа. По примеру воскресшего Иисуса, Победителя смерти, всемогущая сила Божия некогда воздвигнет жизнь из лона смерти и непостижимым для нас чудесным образом воскреснет то же самое тело, но обновленное, преображенное, с назначением к жизни вечной (1 Кор. 15, 35–53). Эту-то твердую веру и надежду на воскресение и будущую жизнь ясно выражают молитвословия и песнопения в умилительном чине церковного отпевания или погребения усопшего христианина. Церковь не может новый обычай сожигания умерших допустить вместо бывшего доселе погребения (в земле), не может отринуть своих древних досточтимых преданий, не придавая одновременно тому же огню и свой древний, основанный на Священном Писании, образный язык, который везде о смерти и воскресении усопших говорит в связи с погребением чрез зарывание их в землю. Поэтому отменить погребение в землю в пользу трупосожигания значило бы вместе с тем отменить и церковный чин отпевания, так как при новом способе погребения тела чрез сожжение некоторые из обрядов и молитв христианского погребения потеряли бы свое значение, столь древнее и прекрасное в приложении к умершему, и церковный чин отпевания оказался бы решительно неприменимым к умершему, поступающему в сожигательную печь, и тогда Церкви пришлось бы создавать новый образный язык – на что она, конечно, никогда не решится. (с. 32) И Церковь, верная хранительница своих обрядов, вправе отказать в них тем, кто презирает их столь глубокий религиозный смысл.

По взгляду трупосожигателей, вводимый ими способ погребения не представляется противоречащим какому-либо догмату христианской религии, в частности воскресению тел, как сожжение тел усопших верующих не может служить препятствием к достижению блаженства, в чем удостоверяют примеры мучеников, подвергнутых сожжению. Высокое учение христианства о воскресении тел вовсе не заключает в себе той мысли, что тело человеческое, если оно будет превращено огнем в прах, будет иметь препятствие или лишится возможности воскреснуть в последний день. Нельзя же, говорят, предполагать, чтобы Господу было затруднительнее воздвигнуть к вечной жизни тело, обращенное огнем в пепел, чем то, которое обратилось в могиле в прах, сделавшись снедью червей: всемогущество Божие ведь не имеет пределов! Однако в упорной надежде на это прибегать к сожжению бренных останков почившего – не значило ли бы некоторым образом искушать Господа Бога, по прихоти человеческой как бы требуя от Него чуда в будущем? Не будет ли это таким же дерзким и преступным испытанием всемогущей силы Божией, как в первые времена христианства то открыто выражали те язычники, которые, подвергнув тела лионских мучеников сожжению и бросив пепел их в [реку] Рону {t}, восклицали: «Посмотрим теперь, воскреснут ли они и исхитит ли их Бог из рук наших?» («Церковная история» Евсев[ия Памфила,] книга V, глава 1). Также в речи язычника у Минуция Феликса слышим порицание христианам: «Они гнушаются кострами и осуждают сожигание при погребении, как будто не всякое тело с годами и веками превращается в землю и без огня»… На это возражение язычника так отвечает христианин: «Высыхает ли тело до пыли, разрешается ли во влагу, сжигается ли в пепел, Бог сохраняет его элементы для воскресения. Мы нисколько не боимся вреда от погребения, как вы думаете, но продолжаем древний и лучший обычай погребать» («Октавий» Минуция Феликса, главы XI и XXXVII). Конечно, «всемогущая сила Божия может и в сожженном теле произвести совершение всего человека, как святой Ириней называет воскрешение тела, но мы не должны заблуждаться в этом случае относительно всемогущества Божия. Вопрос не в том, что Бог может сделать, а в том, что мы должны делать. А нам достаточно ясно это сказано и в Слове Божием и в предании Православной (с. 33) Церкви» [24] – именно, что тело усопшего должно подлежать не процессу сожжения, а разложению в лоне земли. И мы, верующие, в смирении склоняемся пред порядком Божиим, имея священный страх производить эксперименты, которые бы вторгались в тот закон разложения, какой подтверждается Божественным словом: «Ты земля и в землю пойдешь!».

Не веря в личное продолжение жизни человека по смерти, действительное воскресение тела, приверженцы трупосожигания под различными предлогами имеют, между прочим, особые цели затаенные: со своей трупосожигательной печью они преследуют не только воздаяние благочестивых почестей почившим и христианскую символику при знаменательных обрядах церковного погребения, но еще – православный догмат о почитании мощей угодников Божиих. Тогда как по законам природы тела многих умерших предаются гниению и тлению, разлагаются на свои составные части и обращаются в прах, – в некоторых телах, бывших достойными сосудами благодати Божией, Господь проявляет всемогущую Свою силу, вопреки законам природы, нетлением мощей, сопровождающимся чудесными исцелениями припадающих к ним с глубокой верой. В Православной греко-российской Церкви, как чадам ее хорошо известно, до самых последних времен не оскудевает эта помощь чудодейственная, являемая через нетленные останки святых угодников. Отрицая в принципе столь явное для всех и вместе таинственное прославление мощей чудотворных, протестантские ученые из светских и духовных, конечно, не находят никаких с этой стороны препятствий к введению трупосожигания. К ним иногда присоединяются некоторые легкомысленные члены Римско-католической церкви, которая со времени отпадения своего от восточной Православной (в 1054 году) не удостаивается по особому Промыслу Божию знамений от Бога в виде явления прославленных на земле мощей благочестивых ее членов. Не так в Православной греко-российской Церкви Христовой, на которой особенное Божие благоволение видимо почивает и настолько, что с этим не могут не согласиться или не желают то усмотреть только ослепленные умом и упорные. Благочестно прославляя явленные святые мощи угодников Христовых, особенно торжественно в дни обретения и перенесения их, Церковь видит в них «неоцененное сокровище, ограждение и покров городов и весей, источник исцеления и чудес» и называет их честными и многоцелебными [25]. Сколь велико и многообразно в Церк(с. 34)ви Христовой значение святых мощей, скажем об этом авторитетными словами московского митрополита Филарета: «Как с воскресением Христовым многа телеса усопших святых возсташа для того, чтобы по воскресении Его внити во святый град и явитися мнозем живущим для удостоверения их об открывшейся силе воскресения; так и доныне телеса усопших святых являются в нетлении, с силой чудодейственной и живоносной, для нас живущих, для удостоверения в воскресении Христовом и в нашем будущем воскресении, для укрепления немощных в подвигах противу греха и смерти, для возбуждения невнимательных и нерадивых к подвигам благочестия» [26]. Существование в Православной Церкви святых мощей и высокое цельбоносное их значение составляет для верующих чад ее еще особенное основание держаться древнейшего обычая погребать умерших в землю. И какого многоценного сокровища лишили бы себя те христиане, которые решились бы последовать вводимому на Западе обычаю погребения тел умерших посредством сожигания!

Наконец, не можем не обратить внимания на то обстоятельство, что вводимый на Западе способ погребения находится несомненно в противоречии с той практикой, какая принята в христианской Церкви с первых дней ее бытия. Ни в какую эпоху она не принимала образа сожигания для погребения умерших и даже решительно боролась против языческого обычая трупосожигания, сопровождаемого обрядами, несовместными с христианской верой. И когда случилось, что некоторые христиане пытались ввести в большей или меньшей степени обряд трупосожигания, эта частичная попытка не могла долго держаться против тех запрещений и наказаний, какие обнародованы были папами. Уже папа Бонифаций VIII (в начале XIII века {u}) объявил, что те, кто подвергнет тела умерших христиан нечестивому сожиганию вместо принятого погребения в земле, будут отлучены от святой евхаристии и, кроме того, останки этих трупов будут лишены церковного погребения. В позднейшее время ввиду возрастающего среди христиан сочувствия к идее трупосожигания – чему особенно покровительствовали секты, враждебные христианской вере – церковь католическая со всем духовенством своим во Франции (в противоположность индифферентной снисходительности протестантского духовенства) относится также враждебно к сожиганию трупов человеческих и решительно в лице пап высказалась в трех достопамятных по(с. 35)становлениях [27] по сему. Декретом от 19 мая 1886 года, ввиду попыток членов масонских обществ ввести трупосожигание и тем поколебать уважение к зарыванию в земле, запрещено принимать участие в обществах по сожиганию трупов и подвергать себя или других сожжению. По декрету 15 декабря 1886 года должны быть лишены церковного напутствия те члены церкви, которые сделали завещание о сожжении своего трупа и при жизни не отказались от этого решения. Наконец, декретом от 22 июля 1892 года были окончательно решены некоторые практические вопросы относительно трупосожигания. Так, постановлено: а) по вопросу о дозволении преподавать последнее напутствие верующим, не принадлежащим к масонской секте и не проникнутым ее принципами, но завещавшим себя сжечь – сделать увещание таковым и в случае упорства отказать им в церковном напутствии; б) мессу за тех членов церкви, тело которых сожжено, не совершать открыто, гласно, негласная же месса не воспрещается; в) по вопросу о том, можно ли содействовать трупосожиганию завещанием, советом другому, непосредственным участием (докторов, чиновников, рабочих) – завещания и советы по этому делу не дозволяются, а участие в трупосожигании разрешается при соблюдении тех условий, чтобы таковое участие не служило знаком протеста против католической церкви и сочувствия масонским ложам и чтобы очевидно было, что чиновники и рабочие занимаются этим делом не из ненависти к своей религии, и г) по вопросу о дозволении преподавать святые таинства тем, кто назначил свой труп на операцию сожжения, следует руководствоваться декретом от 15 декабря 1886 года.

В определении римской курии, одобренном папой Львом XIII, положительно воспрещаемое сожжение умерших членов церкви признается за «варварский и отвратительный обычай» [28]. В самое последнее время [29] в двух немецких государствах, Баварии и Пруссии, вышли распоряжения, открыто направленные против сожигания трупов. В Мюнхене во всех католических церквах вывешены объявления диоцезного {v} начальства о том, что католикам строго запрещается вступать в качестве членов в ферейны {w} сторонников трупосожигания, также делать распоряжения о сожжении своего тела по смерти или сжигать трупы других. Католики, сделавшие распоряжение о сожжении своего тела, если, несмотря на увещания, не возьмут этого распоряжения (с. 36) обратно, лишаются святых таинств; если же они упорно останутся при своем решении до самой смерти, то священники не должны благословлять их тела, ни сопровождать его, ни совершать заупокойной службы. В заключение ко всем обращено увещание держаться с уважением старого, обставленного церковью торжественными обрядами обычая погребать трупы в земле. Баварское министерство внутренних дел со своей стороны, ссылаясь на полицейские правила о погребении, в которых сожигание трупов не предусмотрено, считает его недозволительным. В Пруссии против сожигания трупов высказался административный суд. В своем приговоре от 15 мая минувшего года, по делу о столкновении гагенского ферейна сторонников трупосожигания с полицией, он объявляет сожигание трупов недозволительным, причем основывается главным образом на том, что погребение трупов в земле должно быть удержано по соображениям судебным ввиду возможной необходимости вскрытия трупа для обнаружения следов преступления. Этим решением останавливаются намерения прусского правительства, решившегося уже было узаконить законодательным или административным порядком сожигание (факультативное) в государстве.

Позволим себе кстати привести некоторые выразительные суждения выдающихся французских писателей [30], чтобы видеть, насколько сожигание трупов считается несимпатичным, нежелательным сравнительно с общепринятым погребением в земле. Лирик Франсуа Коппе по вопросу о погребении чрез сожжение ответил так: «Ваш вопрос, любезный коллега, напоминает мне пресловутый рецепт французской кухни: с кролика надо немедленно содрать шкуру, для зайца же предпочтительнее обождать. Я попрошу позволения поступить со мною как с зайцем… Когда будет угодно Богу, я упокоюсь на кладбище Монпарнас, в единственном моем поместье, в склепе, рядом с моими дорогими родными». Жюль Симон высказался так: «Я до сих пор еще не сделал выбора между колумбарием и могилой. Дети мои изберут тот процесс, который им покажется наименее ужасным. Я им предоставляю решить, сохранять ли мой прах в урне или беречь кости в гробу». Эмиль Золя пишет так: «Вы желаете узнать один из пунктов моего завещания – о судьбе моего трупа. Сожигание трупов имеет за себя то, что оно – очень чистая операция. Однако я думаю, что оно войдет в употребление весьма медленно, ибо оно оскорбляет, не знаю почему, наше, быть может, ложное представление о на(с. 37)шем долге любви к покойным. Что касается моего личного мнения, то откровенно сознаюсь, я его не уяснил себе. Я думаю, что самое лучшее в настоящем случае предоставить решение тем, кто останется после вас и любит вас. Они одни могут испытывать радость или горе»… Уже из этих отзывов можно усматривать видимо несочувственное отношение лучших современных представителей интеллигентного французского общества к трупосожжению; отсюда же очевидно, что те многообразные доводы, которые с горячностью приводятся или, лучше, по обычаю повторяются в защиту этого нововведения на Западе, не имеют надлежащей устойчивости и силы убедительности. Несомненно, что истинно верующий христианин-соотечественник уже вследствие прямого несоответствия нового западного обычая русскому народному духу и смыслу, имея и твердые религиозные основания за погребение в землю, всей душей и всем сердцем отвратится от нововводимого способа погребения. В ожидании неизбежного для всех часа смертного он пожелает быть погребенным не иначе как согласно точному смыслу определения Господня: «Ты земля, и в землю пойдешь», как искони отходили из этой жизни все верующие Ветхого и Нового Завета, как оставляют эту жизнь и теперь благочестивые христиане.

Для заключительной иллюстрации отрицательных сторон нового погребения на Западе посредством сожигания небезынтересно сообщить непосредственный, но характерный по себе взгляд на это русского. Большая часть соотечественников, имевших случай наблюдать сожжение человеческих трупов за границей в тех местах, где оно совершается, хотя не часто, выносили из этого наблюдения самое тяжелое впечатление. Вот что говорит [31] один из русских путешественников, очевидец происходившего в 1890 году в Милане сожигания тела умершего {x}. 

«Мы прибыли в момент окончания сожигания трупа, принадлежавшего бедному семейству. Удушливый запах разложения, несмотря на прекрасную вентиляцию, еще носился в комнате и вызывал тяжелое впечатление. Заведующий, покончив процедуру и передав прах родственникам, любезно предложил нам свои объяснения. Все делается очень просто и скоро: покойника кладут на особую длинную железную повозку. Повозка прикрывается траурной овальной крышкой и в таком виде подвозится к печи. При посредстве колесиков она быстро вдвигается по рельсам в печь, а крышка остается вне ее. Наружная дверь печи закрывается, пускаются газовые огни и в 55 минут весь труп (с. 38) сгорает, в полном смысле испаряется. Для родственников имеется в печи боковое окошечко (хотя это не везде!), чрез которое они могут в последний раз посмотреть на своего бывшего родного и даже следить, как он быстро улетучивается… Когда труп сгорает, печь открывается, повозка вытаскивается, и вы видите пустое место; на металлическом дне повозки лежат лишь какие-то кусочки обгорелых костей. Здесь – весь бывший человек… Эти остатки подбираются лопаткой и с уважением укладываются в глиняный гробик или металлическую или стеклянную урну и передаются родственникам для погребения. Для сожигаемых устроено особое кладбище и особый склеп. Эти миниатюрные могилки также украшаются надписями, изображениями и фотографическими карточками покойников. Не все ли, кажется, равно, – прибавляет описатель, – быть погребенным и потом истлеть, испариться, или быть сожженным и потом погребсти какие-то свои останки?.. Но надо видеть и перечувствовать это быстрое исчезновение покойника (бывшего человека), чтобы не колеблясь отказаться от таких похорон, вся видимость исчезновения уж слишком прозрачна, чтобы не сказать – груба. Пожалуй и хорошо, – заключает очевидец, – что мы, русские, еще не знаем прогресса Запада в этом смысле!».

 

[Авторские подстрочные примечания:]

(с. 1)
1. Публичное чтение И. Баженова от Феодоровско-Сергиевского братства 5 октября 1908 года в зале Костромской городской думы, представленное здесь в более пространном и неупрощенном изложении.

(с. 2)
2. Наука и жизнь, 1891 год, №№ 24–26; 1892 год, № 7; разновременные сообщения в «Новом времени», «Сыне отечества», «Биржевых ведомостях», «Свете», «Ниве» с 1890[-х] годов и доселе.

3. Разумеем здесь два реферата профессора Московского университета В. Богословского, из коих первый, «О кремации как рациональном способе борьбы с эпидемиями» в заседании Общества охранения народного здравия 4 апреля 1897 года (на другой же день после предложенного в зале Синодального училища публичного чтения протоиерея А. Смирнова на тему «Новый обряд погребения умерших на Западе», см. в журнале «Радость христианина» {y}, июль–август 1898 года), а другой – в аудитории Исторического музея 17 марта 1898 года под заглавием (с. 3) «Погребение или сожигание?» (смотри «Русские ведомости», 1897 год, № 97). Во втором докладе г[-н] Богословский, приведя обычные, далеко не основательные доводы против несимпатичного, по его мнению, погребения умерших в землю, решительно заявил, что «в христианстве нет никаких данных, которые бы говорили нам, что сожигание является способом, противным вере и недостойным». В таком же сочувственном тоне напечатана статья «Сожигание трупов» в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, 60 полутом издания 1900 года, 709–712 страницы. Помнится, в одной из частных секций 1-й нашей Государственной Думы уже были случайные попытки поставить на очередь для обсуждения вопрос о введении кремации, но дело заглохло… По сообщению газеты «Колокол» от 19 минувшего августа, некто Оппенгейм намерен внести на рассмотрение 3-й Государственной Думы вопрос «об устройстве крематориума» в Петербурге. В «Биржевых ведомостях» от 2 минувшего сентября появилась даже вызывающая статейка «Не пора ли сожигать мертвецов?» – как будто во время осенней холеры в Петербурге оказывалось недостаточно кладбищенских мест для погребения или будто малочислен штат услужливых по погребению лиц!

(с. 5)
4. Цифровые данные взяты частью из Словаря Брокгауза, 60 полутом, частью из статьи протоиерея А. Смирнова в журнале «Радость христианина», 64 стр.

(с. 6)
5. Dictionnaire de Theologie Catholique, A. Vacant et E. Mangenot, 1908, Paris. Cremation, 2319 pag. {z}.

6. «Лишь у нас в России сожигание трупов пока еще совершенно неизвестно: мысль хотя бы о факультативном введении его встречает большие препятствия, главным образом с религиозно-обрядовой, отчасти и с юридической точки зрения. Не подлежит, однако, сомнению, что при том сравнительно быстром росте народонаселения, который наблюдается в России, этот вопрос в силу санитарно-экономических условий рано или поздно сам собою выдвинется». Так представляется легкомысленному автору статьи, помещенной в Словаре Брокгауза. полутом 60, стр. 709.

7. См. об этом там же, 710 стр.

(с. 10)
8. В 30, 27; 33, 12–14; 66, 24 [книги пророка] Исаии речь, очевидно, идет метафорическая – об обнаружении суда Божия в наказании нечестивых огнем, которое на Востоке назначалось лишь для отчаянных злодеев живых.

(с. 11)
9. Труды Королевской академии наук в Берлине, 1849 год, стр. 196. – Между тем, по представлению М. Блауберга (Словарь Брокгауза, 60 полутом, 708 стр.), «выбор того или другого погребения нередко зависел от местных чисто топографических условий, причем в Палестине [будто бы! – И.Б.] в силу экономических соображений преимущественно пользовались зарыванием в землю; сожиганию подвергались лишь трупы царей и знатных граждан… В древней Греции сожигание трупов предпочиталось зарыванию; но с уничтожением лесов этот способ погребения постепенно был заменяем зарыванием трупов в землю».

(с. 12)
10. «Погребальные обычаи у римлян» И. Цветаева в «Русском вестнике», 1887 год, январь, 193 стр.

(с. 13)
11. «Да будет тебе земля легким покровом! Ты не будь тяжела (земля)! – чтобы тебе легко покрыть кости. Да покоятся кости нежно! Любезная земля! Дай убежище костям!» {z0}.

(с. 14)
12. Российский летописец по Кенигсбергскому списку, издание 1863 года, 13 стр.

13. Себастьян Мюнстер в своей «Космографии» – о Жмуди, Александр Гвагвини {z1} – о Литве, и другие.

14. В сочинении «Uber das Verbrennen der leichen», 49 р. {z2}

(с. 17)
15. См. 79–80 стр. журнала «Радость христианина», VII–VIII книги. Впрочем, еще в 50-х годах {z3} прусский врач Трузен указывал на санитарные неудобства кладбищ и на выгодные в гигиеническом отношении стороны трупосожигания.

(с. 19)
16. Радость христианина, 81 стр. op. cit. {z4}

(с. 20)
17. Словарь Брокгауза, 29 полутом, 281 стр.

18. Dictionnaire Vacant…, 2322 pag.

(с. 21)
19. В ряду санитарных требований, при выполнении которых кладбища нисколько не угрожают общественному здоровью, отметим здесь более существенные. Прежде всего под кладбища следует выбирать почву сухую и достаточно проницаемую для воздуха, каким требованиям удовлетворяет крупнозернистая (из хряща или крупного песка {z5}) почва, скоро просыхающая после дождя и не допускающая значительного поднятия воды путем волосности {z6}. Небольшая часть глины к хрящу или крупному песку не представляет препятствия для выбора или устройства кладбища, так как глина в значительной степени обладает способностью поглощать продукты гнилостного разложения трупов из выделяемой последними воды. Не следует выбирать под кладбища таких мест, на которых почвенная вода хотя бы временами поднимается настолько высоко, что трупы орошаются водой; важно, чтобы почвенная вода при наиболее высоком стоянии ее не подходила ближе к подошве могилы (с. 22) как на 0,5 м. В отношении глубины могилы нужно сказать, что слой земли, лежащий над трупом, с одной стороны должен иметь такую толщину, чтобы в достаточной мере поглощались трупные газы, а с другой – не должен быть настолько толст, чтобы чересчур затруднялся доступ воздуха к трупу. – Требуемая русским законом глубина могил в 1,70–1,80 м (не менее 2 ½ аршина) признается вполне достаточной, с чем согласны Петтенкофер, Шустер и другие. Далее, не должны быть допускаемы общие могилы и каждая могила должна быть рассчитана только на один труп, в каковом случае скорее может произойти полное поглощение продуктов трупного разложения и перерабатывание их землей. Нет достаточных оснований требовать, чтобы кладбище находилось на значительном расстоянии от обывательских домов, особенно если количество погребаемых в течение года трупов незначительно. В больших же городах с санитарной точки зрения лучше давать кладбищам несколько изолированное положение. Кстати здесь припомним, что до XVI века почти единственным местом для кладбищ служили церковные дворы, но вследствие оказавшейся недостаточности их с умножением городского населения стали устраивать кладбища на окраинах городов. В XVII и особенно XVIII веке правительства, исходя из соображений санитарного свойства, стали запрещать погребение умерших при церквах, а в XIX веке установился принцип, не допускающий устройства кладбищ внутри городов и даже селений. Законом 27 ноября 1889 года у нас постановлено, что устройство городских кладбищ на расстоянии менее 100 сажен от последнего городского жилья, а сельских кладбищ – ближе полуверсты от селения, в случае необходимости может быть разрешаемо.

(с. 23)
20. По приблизительному расчету немецкого ученого Беттигера, расход дров для этого погребения в одном Риме достигал до 12 тысяч сажен в год.

(с. 24)
21. При настоящих условиях сожигание трупа умершего в Берлине обходится при самых скромных условиях до 450 марок, потому что труп для сожигания должен быть перевезен из Берлина в Гамбург, Йену либо в Готу. Расходы собственно на сожигание трупов не превышают 100 марок – остальная сумма падает на провоз трупа и тому подобное. В Гамбурге топливо, необходимое для сожигания одного трупа, стоит 10 марок; но если в тот же день производится вторичное сожигание, то топливо на каждого из них обходится только [в] 5 марок. В тех местах, где имеется крематорий, похороны (гроб, требы, сожигание и прочее) обходятся не дороже 150 марок. Стоимость сожигания трупов, по таблице Вейля, такова в марках: в Милане – 4, Париже – 40, Готе – 60, Цюрихе – около 80, Гейдельберге – 25, Гамбурге – 8 марок. Словарь Брокгауза, 60 полутом, 711 стр.

(с. 25)
22. Ibid {z7}, 710 стр.

(с. 26)
23. Нет нужды здесь считаться с усложняющим дело погребения предложением профессора Кухенмейстера, по которому можно каждый раз предварительно сожжения трупов анатомировать их, при чем желудки и внутренности по обозначении их особыми знаками зарывать в особых местах, или пред сожжением поручать опытным химикам исследование их на основные яды. При предположении собирания этой странной коллекции желудков и внутренностей умерших очевидно забываются требования гигиены или, точнее, возможные случаи нарушения гигиены, за которую так сильно ратуют в другом случае защитники трупосожжения.

(с. 33)
24. Радость христианина, 1908 год, VII–VIII книги, 93 стр.

25. Тропари и кондаки святым.

(с. 34)
26. Слова и речи. М., 1844 год, ч. II, стр. 184.

(с. 35)
27. Dictionnaire Vacant…, 2320–2321 pag.

28. Новое время, 1890 год, № 5273.

29. Церковный вестник, 1906 год, № 20, 622–623 стр.

(с. 36)
30. Новое время, 1890 год, № 5273.

(с. 37)
31. Новое время, 1890 год, № 5042.

 

{Примечания редактора — в тексте выделены фигурными скобками:}

a. Некоторые свои статьи И.В. Баженов предварял кратким изложением их содержания.

b. Здесь и далее в подобных случаях сохранено написание, приведенное в статье.

c. Видимо, подразумевается созданный в 1795 году Национальный институт наук и искусств, впоследствии Институт Франции.

d. Вето, запрет.

e. Французское общество кремации.

f. Тут и там.

g. Перевод семидесяти толковников, Септуагинта.

h. То есть литургии.

i. В современном написании – Шиву.

j. Современное именование – Авеста.

j1. Древние греки имя богини Деметры – Δημήτηρ – понимали как «Земля-Мать» (ср. русское «мать сыра земля»). В тексте статьи приводится написание δημήτριος, но именно Δημήτρειος  (во множественном числе Δημήτρειοι) употреблялось применительно к почившим: «… покойников афиняне в древности называли Деметриевыми» (Плутарх, «О лике, видимом на диске Луны», 28).

k. Современное именование – Элевсинские.

l. В тексте статьи – врачи, что надо полагать опечаткой.

m. То есть у жемайтов.

m1. Ахмад ибн Фадлан (современное написание) – арабский путешественник и писатель

n. «За» и «против» (лат.).

o. Полностью сохранено написание, приведенное в статье.

p. Здесь в смысле – на первый взгляд, при взгляде со стороны.

q. «Мертвые сраму не имут» – сохраненные летописью слова киевского князя Святослава, обращенные к воинам перед битвой с византийцами под городом Доростолом в 970 году.

r. Видимо, автор комбинирует новое слово из опробовать и апробировать.

s. Здесь и далее автор цитирует Священное Писание не точно по традиционному церковнославянскому тексту, а близко к нему.

t. Встречается и иное написание названия реки – Родан.

u. Видимо, опечатка, так как Бонифаций VIII был папой Римским в 1294–1303 годах.

v. То есть епархиального.

w. Ферейн – союз, общество.

x. Следующий далее текст приводится в статье без специального выделения; при подготовке этой публикации для удобства чтения он вынесен в отдельный абзац.

y. Полное название: «Радость христианина при чтении Библии как слова жизни».

z. Полное название: Dictionnaire de théologie catholique: contenant l’exposé des doctrines de la théologie catholique, leurs preuves et leur histoire by Vacant, Alfred; Mangenot, Eugene; Amann, Emile. Paris, 1908.

z0. Уточненные варианты перевода: Sit tibi terra levis – да будет тебе земля пухом. Ut levis ossa tegas – легким покровом будь для костей, пухом покрой кости. Amica tellus ut det hospitium ossibus – любезная земля пусть даст пристанище костям.

z1. Александр (Алессандро) Гваньини (1538–1614) — издатель и, возможно, автор нескольких историко-географических сочинений. В русской литературе известен также как Гвагнини, Гванвини или Гваниньи.

z2. Полное название: Über das Verbrennen der Leichen. Eine in der Academie der Wissenschaften am 29 November 1849 von Jacob Grimm gehaltne Vorlesung. Berlin, 1850.

z3. XIX века.

z4. Цитируемого сочинения.

z5. Хрящеватая почва – то же, что крупнопесчанистая.

z6. Капиллярности.

z7. Там же.

Публикация подготовлена при участии кандидата филологических наук С.А. Тахтаджяна
(Санкт—Петербургский государственный университет).