Игумен Антоний (Бутин)
Протоиерей Михаил Диев – православный подвижник XIX века
(Продолжение. См. предыдущую часть 4)
Вернувшись на приход, отец Михаил со своей обычной энергией и любовью вновь занялся благоустройством приходского храма. В Троицкой церкви старинный иконостас к этому времени потемнел; требовалось счистить всю копоть с древних икон, написанных придворными мастерами. В четырехмесячное пребывание священника Якова Никольского было решено все иконы переписать заново, но отец Михаил Диев как любитель древности не позволил уничтожать древнее письмо. Иконы были тщательно промыты, а в некоторых местах утраченное письмо поправили.
В 1841 году для росписи холодного храма из посада Большие Соли были приглашены хорошие живописцы Кознаковы и Соколов. Особенно прекрасно были исполнены росписи: Тайная вечеря – с картины Да Винчи, снятие с креста – с картины Рубенса, Преображение и снятие с креста – с рисунков Рафаэля.
Нужно удивляться старанию настоятеля по изысканию средств на такие значительные работы. Церковное хозяйство во время священства отца Михаила Диева на Сыпанове процветало. Этому более всего способствовало почитание преподобного Пахомия и его небесное предстательство о прибегающих к нему за молитвенной помощью [181].
Судебные дела против батюшки не имели должного успеха. Получив из Синода указ, полностью удовлетворявший требования отца Михаила, преосвященный Владимир стал еще более суровым в гонении на сыпановского пастыря. По неприязни к Диеву архиерей дал полную свободу диакону Ремезову, во всем следуя его коварным изобретениям. Ремезов заявил, что «по делам в правлении никто не сможет съесть Диева, кроме Илариона». Тогда архиерей назначил священника нерехтской Никольской церкви Илариона Панина присутствующим в Нерехтском духовном правлении [182]. Когда Панин не смог ничего предпринять для лишения сана Диева, то был уволен со своей должности – на которую по рекомендации Ремезова архипастырь назначил священника нерехтской Благовещенской церкви Петра Смирнова. Но и тот ничего не нашел к ущербу для Диева, за что был побит пьяным диаконом Ремезовым и снят с благочиния, а на эту должность определен соборный протоиерей Высотский [183]. Все жалобы на Ремезова архиерей старался замять и всячески его защищал. Батюшке Михаилу пришлось вновь обратиться в Синод, и только тогда началось следствие о пьянстве и буйстве диакона Ремезова.
Отец Михаил просил Святейший Синод упразднить диаконскую вакансию по малочисленности прихода. Но епископ Владимир, сохраняя место за сыпановским диаконом Ремезовым, настаивал: «Хотя при церкви числится прихожан менее означенного количества, но как при ней почивают мощи св. Пахомия, для поклонения коим стекается много богомольцев, доставляющих причту и самой церкви особый источник к доходам, при том диаконское место существует издавна, а прихожане об упразднении оного не просили и при расспросе, по распоряжению Св. Синода, половина прихожан отозвалась, что диакон там нужен для большего благолепия при богослужении, – то диаконское место не упразднять» (указ духовной консистории № 1112 от 29 февраля 1844 года) [184].
Во второй четверти XIX столетия присутствующие Нерехтского духовного правления отличались частыми ссорами между собой и скрытием деловых бумаг. За такие деяния от должности были уволены Синодом протоиереи Назанский, Кандорский, тетеринский священник Михаил Вознесенский, а делопроизводитель (повытчик) Солитский исключен из духовного сословия. В 1840 году протоиерей Кандорский вновь был назначен епископом Владимиром в Нерехтское правление. Кандорский снова затеял тяжбу с соборным протоиереем Высотским, и в конце 1845 года за «дерзкие поступки по присутствию отрешен от должности» [185].
За несколько недель до окончания следствия по делу диакона Ремезова и удаления его из сыпановского прихода, в феврале 1842 года, Евдокия Алексеевна во сне видела преподобного Пахомия, который сидел на стуле у нее в зале. Она перед ним на коленях стала плакать и просить, чтобы избавил их от врага Ремезова. Преподобный ей ответил: «Молчи, скоро выведу» [186].
В начале марта Ремезов был направлен на исправление в Бабаевский монастырь под надзор настоятеля [187], а в декабре 1844 года за возмущение крестьян села Лютово против их помещика Свечина был предан суду [188], лишен духовного звания и сослан в Сибирь на каторжные работы [189].
К большому огорчению епископа Владимира, 17 июня из Святейшего Синода пришел указ о назначении священника Михаила Диева сотрудником Синодальной комиссии о исправлении «Истории Русской иерархии» [190].
Перед получением синодального указа отец Михаил в сонном видении видел, что костромскому архиерею «из Св. Синода пришел большой лист… на нем над письмом сверху изображены от треугольника разные лучи, и в них слова: «Брате Владимире, перестань гнать Диева, в последний раз пишем»». Консистористы с удивлением читали эту грамоту стоя. После того один из них вышел и дал отцу Михаилу прочитать ее, чтобы только архиерей не видел [191].
История тяжбы костромского епископа и сельского священника стала известна в Синоде и дошла до императора. Пробил час суда Божия! Императорским указом от 14 ноября 1842 года епископ Владимир был переведен в Тобольск. Недоброжелатели старались устроить новые коварства на протяжении нескольких лет, но их труды оставались тщетными, и всякие попытки были прекращены указом Его императорского величества о неподсудности священника Михаила Диева [192]. Этим высочайшим указом все прежние дела, заводившиеся против отца Михаила, были признаны маловажными.
Желая отомстить за увольнение своего отца из Сыпанова, Филарет Ремезов, исключенный за побег и воровство из духовного звания, решил застрелить отца Михаила. Но злому намерению свершиться не удалось. Младший Ремезов был увиден Евдокией Алексеевной лежащим с ружьем на большой дороге. По следствию намерение было раскрыто, и Филарет Ремезов попал под суд [193].
Назначенный на место Ремезова диакон Григорий Соболев оказался со вздорным и немиролюбивым характером [194]. Желая перевода в более богатый приход, Соболев пожаловался в Синод, что отец Диев обижает его доходами, Но так как отец Михаил при получении денег требовал расписки, на расследование по жалобе к благочинному Соболев пришел с бумагой, в которой письменно свидетельствовал, что доходом удовлетворен. После этого он явился к архиерею с жалобой, что батюшка Михаил хочет его всячески избыть и потчевал его капустой с ядом. Тогда владыка приказал диакона Соболева выгнать из приемной [195].
После окончившихся гонений доброго пастыря поджидали новые испытания. Несколько раз подвергался пожарной опасности дом отца Михаила. Когда столб искр от горевших домов деревни Тупицыно с сажей, засыпавшей глаза, ветром несло на жилище Диевых, по молитвам отца Михаила пошел спасительный дождь [196]. Отец Михаил чудесное спасение Сыпанова от пожара приписывал явному заступничеству преподобного Пахомия [197].
Годы лишений для батюшки заканчивались. Постепенно жизнь входила в нормальное русло [198].
В годы испытаний в рукописном наследии отца Михаила Диева появляется своеобразный жанр, который можно назвать ежегодными отчетами. Начинаются они всегда с благодарности Богу за благополучно прожитый год и выражением надежды на благополучие в следующем году. Далее перечисляются памятные события минувшего года примерно по такой схеме: здоровье семьи, дела судебные (по церкви и училищу), научные занятия, дела семейные. Очень подробно описаны «дела по домашней экономии» [199].
Заметно слабело здоровье. Батюшка и его семейство стали восприимчивы к болезням, часто страдали «лихорадкой и горячкой». 15 апреля матушка Евдокия от сильной слабости скинула младенца. Положение ее оказалось на грани гибели. «Но при употреблении святой богоявленской воды и при частых крестных знамениях Господь привел выздороветь. При сем случае в этот же день, чувствуя чрезмерную боль в руках (в кистях), чем она страдала почти каждодневно несколько лет, при помазании рук елеем с мощей преп. Пахомия, совершенно освободилась от болезни <…> Открылась у нее осенью боль в плече правой руки, вероятно от того, что еще в Тетеринском при падении в погреб повисла всем телом на этой руке. Сын Александр в мае получил лихорадку и оною страдал до августа до такой степени, что в последних числах июля открылась сильная горячка. У меня болели пяты обоих ног, но от помазания <…> чувствую облегчение. Болезнь только возобновляется, когда простуживаю ноги. Чувствую слабость в зрении, я начал с сентября очки употреблять. Весной Иаков недели 4 страдал лихорадкой», – записал в памятке по итогам прошедшего 1844 года сыпановский батюшка, отметив свой полувековой юбилей [200].
Церковные доходы сыпановского прихода «после Ремезовского разгрома поправились» [201]. Сыпаново с 1844 года особо посещалось богомольцами, приходившими из Костромы и Ярославля, по следующему случаю.
В 1843 году одному из стариков деревни Михеево григорцевского прихода приснилось, будто бы в одной из могил их деревенского кладбища почивают под спудом мощи преподобного Наума; этот угодник старику во сне рассказал о себе, что он меньший брат преподобного Пахомия Нерехтского чудотворца, поэтому надобно молиться Пахомию об открытии мощей Наумовых, и что последние именно держатся молитвами Пахомиевыми [202].
В том же 1843 году началось посещение могилы богомольцами, а в 1844 году могила прославилась чудесами. Разнеслась быстро молва, что некоторые на Наумовой могиле ночью видели пылающую свечу, почти все чувствовали благоухание ладана, исходящее от могилы, а больные якобы получали исцеление. Больная из слободы Песошенского Игрицкого монастыря, которая не владела рукою лет семь, на могилках начала действовать ею, креститься и поднимать. Одна из кликуш в конвульсиях на могилках громогласно объявила, что кроме преподобного Наума, рядом в другой могиле почивает преподобная Варвара. Народ с почитанием брал землю из могил Наумовой и Варвариной и во все стороны разносил ее в узелках, даже мешками. Больные натирались этой землей, другие ели, многие клали ее в воду и употребляли от всех недугов [203].
Вскоре могилы были разрыты и обнаружены две реберные кости и человеческий череп с зубами. В народе распространился слух, что на черепе написаны непонятные слова. Ищущие исцеления череп целовали, обливали водой и пили эту воду, как святыню в скляночках несли к себе домой. Становой пристав Лихарев всем почитателям Наумовой могилы показывал изъеденный червями череп и объяснял, что это простой человеческий череп без всяких надписей и тайных знаков. Могилы были засыпаны. Но со следующего дня народ вновь стал набирать землю с могил и разносить ее как святыню. Народные толпы ежедневно достигали 300-400 человек, даже ночью могилы не оставались без посетителей [204].
В начале сентября в Нерехте разнеслась молва, что мощи сами вышли из могил и висят в воздухе. Эта небылица потрясла весь город. Многие поскакали верхом на лошадях, другие бежали, спеша собственными глазами увидеть воздушное явление. И хотя обман был очевиден, ревностное почитание этих могил не ослабло [205].
Слух о Наумовой могилке разошелся далеко за пределы Нерехты; множество богомольцев из Костромы и Ярославля летом и осенью 1844 года стало приходить в Сыпаново [206]. Много пришлось приложить сил ученому священнику Михаилу Диеву для разоблачения обмана.
«Одна больная, взяв землю с Наумовой могилы, нашла медный крестик, скатила с него воду, выпила ее и, будто бы, вдруг выздоровела. Обратились к крестику; пошли исцеляться им. Священник села Григорцева для пения молебнов взял крестик в церковь, но благочинный крест отобрал и при рапорте представил владыке», – повествует отец Михаил в «Истории города Нерехты».
Костромской губернатор Николай Иванович Жуков, по случаю ревизии губернии бывши в Нерехте, приказал разгласителя чудес арестовать в Нерехтском земском суде, могилы зарыть и завалить деревьями и к ним приставить стражу. Но это не остановило народ: молились издали и не один раз раскидывали деревья, чтобы набрать мнимо целительную землю. Только зимой поток богомольцев поредел, а за последующие три года почитание Наумовой и Варвариной могилок иссякло.
Среди богомольцев Сыпаново посетили 5 июня 1844 года владимирский помещик Николай Алексеевич Леонтьев и штабс-ротмистр Дмитрий Ефимович Лисовский; последний подарил отцу Михаилу картину, изображавшую святителя Митрофана Воронежского с его завещанием, освященную на мощах святого [207].
В 1845 году в сыпановском приходе проживали 41 человек скопцов, сосланных на поселение [208]. В обязанность священника Диева входило обращение их от заблуждений; благодаря его трудам эта изуверская секта не имела распространения.
Доброго пастыря за многое долготерпение и титанический труд находили заслуженные награды. За «полезную службу при женском училище» 23 марта 1846 года иерей Диев был награжден набедренником [209].
В 1846 году Святейшим Синодом в епархиях были утверждены штаты. Троицкая церковь в Сыпановой слободе была определена в 6-й класс. По такому разряду при церкви полагалось служить одному священнику, одному дьячку и одному пономарю [210].
В то время 717 сельских приходов по Костромской епархии должны были состоять в штате, а прочие становились приписными. Диаконы назначались лишь при церквях первых четырех классов, а таковых церквей в епархии числилось только 65. Многие выпускники семинарии, кроме окончивших ее по первому разряду, вынуждены были занимать причетнические места, дожидаясь вакансий, или уходить на светскую службу с исключением из духовного ведомства [211].
1 августа отца Михаила посетила болезнь. Весь Успенский пост батюшка пролежал в постели. Только в Успеньев день ему удалось получить облегчение после прописанной аптекарем микстуры [212]. Через три недели батюшка поднялся и пошел служить всенощное бдение. Ослабевшему после болезни отцу Михаилу пришлось служить одному без диакона, который не пожелал прийти на богослужение. Из-за нагрузки при чтении ектений и Евангелия у батюшки появилась одышка, мучившая его почти два месяца. От удушья отец Михаил так ослаб, что с трудом мог ходить. Ему пришлось заново привыкать к ходьбе [213].
От болезни пострадали и два сына отца Михаила – Павел и Александр. Они заболели лихорадкой, которая прекратилась после помазания больных елеем от мощей преподобного Пахомия [214].
Болезнь Павла и Александра Диевых способствовала их увольнению из духовного чина. Братья Диевы были определены в Нерехтский земский суд и стали светскими чиновниками. Священническая династия, состоявшая из девяти поколений нерехтских священников, пресеклась. Последним в этой династии оказался отец Михаил Диев.
Своих детей батюшка призывал «сохранить в молодые пылкие годы чистоту нравов, отклоняя от дольней суеты», и был осчасливлен в этом отношении [215].
Примечания
181. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 36.
182. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 74. Л. 1об.
183. Там же. – Л. 2.
184. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 38–39.
185. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 95–96.
186. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 74. Л. 7об.
187. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 38.
188. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 79. Л. 2об.
189. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 37.
190. Диев М.Я. Благодетели мои и моего рода… – С. 62.
191. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 74. Л. 7об.
192. ОР РНБ. Ф. 775 (А.А. Титов). Д. 4666. Л. 12.
193. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 79. Л. 5об.
194. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 38.
195. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 87. Л. 4об.
196. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 79. Л. 3об–4.
197. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 38.
198. Кастальева Т.Б. История жизни ученого протоиерея Михаила Диева… – С. 39.
199. Кастальева Т.Б. Записки протоиерея Михаила Диева… – С. 13.
200. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 79. Л. 1–1об.
201. Там же. – Л. 5об.
202. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 90.
203. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 39.
204. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 90.
205. Там же. – С. 91.
206. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 39
207. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 79. Л. 5об.
208. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 92.
209. Полетаев Н.Т. Указ. соч. – С. 3.
210. Новосельский Н., свящ. Указ. соч. – С. 39.
211. Диев М.Я. История города Нерехты… – С. 97.
212. ГМЗРК. Ф. 387. Оп. 1. Д. 87. Л. 1об.
213. Там же. – Л. 2.
214. Там же.
215. Титов А.А. Биографический очерк протоиерея Михаила Диева… – С. 114.
См. заключительную часть 6